Я думаю, что многие из наших современных обвинителей и защитников могли бы говорить речи не менее содержательные. Но, конечно, ценою еще большего труда. Работайте, не жалея времени, работайте как можно больше, и вы введете в бой крепкие ряды гоплитов *(74) . Мы привыкли работать как можно меньше; неудивительно, что вместо сплоченного войска тянутся слабосильные, отсталые и раненые.
Не расставайтесь мысленно с делом.
В одной из своих римских элегий Гете говорит:
Oftmals hab'ich auch schon in ihren Armen gedichtet
Und des Hexameters Mass leise mit Fingern der Hand
Ihr auf dem Riicken gezahit *(75) .
Будьте немножко как Гете.
Не смейтесь. Если вы понимаете нравственную ответственность государственного обвинения и уголовной защиты, поймете и это.
Не гнушайтесь чужими мыслями, но пусть усиленно работает и ваш собственный мозг. Следите за собою; как только мысль почему-либо набрела на страницу из вашего дела, надо гнать ее вперед и спешить за ней, горячить ее и прислушиваться к ней.
Чем дольше вы будете размышлять над делом, тем лучше; оно должно раствориться в вашем мозгу и пропитать его на долгие недели. Возвращайтесь к нему при всяком удобном случае; будьте всегда настороже и к самому себе, и к тому, что приходит к вам извне; прислушивайтесь к новым разговорам, будьте чутки к старым книгам. Подчиненные Наполеона говорили про него: се diable d'homme n'est jamais content *(76) . Таким должен быть оратор по отношению к своей подготовительной работе; этого мало, мне надо еще; это хорошо, но для меня не годится и т. д. Надо трудиться, не щадя себя; без этого лучшие правила не принесут никакой пользы; и Цицерон с особенной убежденностью говорит это словами Антония в своем диалоге: Inter ingenium quidem et diligentiam perpaullulum loci reliquum est arti. Ars demonstrat tantum, ubi queras, atque ubi sit illud, quod studeas invenire; reliqua sunt in cura, attentione animi, cogitatione, vigilantia, adsiduitate, labore *(77) . Цицерон. "Диалог об ораторе" (лат.).".
Скажут: некогда; мы живем слишком нервной и разносторонней жизнью для таких бесконечных размышлений, да и дело в большинстве случаев попадает в руки товарищу прокурора или защитнику чуть не накануне заседания. Возражение, неопровержимое в устах людей, не умеющих работать. Но вы не имеете на него права, читатель. Каждое не совсем заурядное преступление судится у нас через несколько месяцев, часто спустя годпосле его совершения. Товарищ прокурора наблюдает за предварительным следствием и имеет возможность ознакомиться лично с каждым интересным свидетелем, уяснить себе его отношение к подсудимому, отметить все, им не договоренное, чтобы в более торжественной обстановке судебного заседания, после присяги, поставить ребром щекотливый вопрос. С первого акта предварительного следствия участковый товарищ прокурора, кроме совместной работы со следователем по собиранию и проверке доказательств, ведет, если хочет, свою собственную работу, идет к своей конечной задаче – к обвинительной речи. С другой стороны, предусмотрительный прокурор окружного суда по каждому выдающемуся делу назначает обвинителя задолго до судебного заседания. Защитник бывает в менее благоприятных условиях. Акты следователя открываются для него только по заключению следствия, а предложение со стороны обвиняемого или поручение защиты судом часто бывают действительно близки ко дню заседания суда. Что делать? Напряженность работы должна возместить недостаток времени. Гете сорок лет носил в себе небольшое стихотворение "Пария", а огромную драму "Гец фон Берлихинген" сочинил в шесть недель; Пушкин написал "Полтаву" в две недели; Ше д'Эст Анж приготовил свою бессмертную речь по делу ла Ронсьера в несколько дней.
Схема речи
Изучив предварительное следствие указанным образом, то есть уяснив себе факты, насколько возможно, и внимательно обдумав их с разных точек зрения, всякий убедится, что общее содержание речи уже определилось. Выяснилось главное положение и те, из которых оно должно быть выведено; выяснилась и логическая схема обвинения или защиты и боевая схема речи; чтобы точно установить последнюю, стоит только сократить первую, исключив из нее те положения, которые не требуют ни доказательства, ни развития; те, которые останутся, образуют настоящий план речи.
Предположим, что подсудимый обвиняется в ложном доносе. Логическая схема обвинения такова:
1) донос был обращен к подлежащей власти,
2) в нем заключалось указание на определенное преступление,
3) это указание было ложно,
4) донос был сделан подсудимым,
5) он был сделан с целью навлечь подозрение на потерпевшего.
Если каждое из этих положений допускает спор, все они войдут в боевую схему обвинения и каждое положение составит предмет особого раздела речи. Если состав преступления установлен бесспорно и в деле нет других существенных сомнений, например предположения о законной причине невменяемости, вся речь может быть ограничена одним основным положением: донос сделан подсудимым. Если защитник признает, что каждое из положений логической схемы обвинения хотя и не доказано вполне, но подтверждается серьезными уликами, он должен опровергнуть каждое из них, то есть доказать столько же противоположных положений, и каждое из них войдет в боевую схему речи; в противном случае – только те, которые допускают спор.
Подсудимый обвиняется по 1612 ст. Уложения о наказаниях. Главное положение прокурора: поджог совершен подсудимым; чтобы доказать это, он доказывает четыре других положения:
1) пожар не мог произойти от случайной причины,
2) пожар был выгоден для подсудимого,
3) поджог не мог быть совершен никем другим, кроме подсудимого,
4) подсудимый принял известные меры к тому, чтобы доказать, что он не был на месте пожара при его начале.
Если одно, два или три из этих четырех положений ясны с первого взгляда, задача, естественно, сосредоточится на трех, двух или одном сомнительном положении; но это бывает редко; в большинстве случаев обе стороны находят несколько таких отдельных положений; из них слагаются отдельные части главного раздела речи, которая у древних называлась probatio – доказывание.
Но в чем же должны заключаться эти основные положения? Когда говорят: само дело укажет, вы сами увидите, разве это ответ? Перед нами самый существенный из вопросов судебного красноречия – о чем надо говорить, и вместо определенных и ясных указаний нам отвечают: это так просто, что не требует пояснений. Это насмешка, а не ответ. Такое возражение может сделать только совершенно несведущий и неопытный человек. Кто хоть один раз был обвинителем или защитником на суде, тот знает, что общего указания быть не может, ибо содержание речи зависит в каждом отдельном процессе от обстоятельств данного дела. Quot homines, tot causae *(78) . Обратившись к отдельным процессам, вы убедитесь в справедливости сказанного.
В речи Цицерона за Секста Росция *(79) главное положение защиты – подсудимый не совершал убийства; основные положения:
1) у него не было мотива к отцеубийству,
2) он не мог совершить его ни лично, ни через других лиц,
3) Тит Росций имел мотив к убийству – стремление захватить имущество убитого,
4) факты изобличают Тита Росция.
Могли ли эти соображения остаться не замеченными для того, кто старательно обдумал дело? В речи Ше д'Эст Анж по делу ла Ронсьера главное положение – подсудимый не совершал приписываемого ему покушения; основные положения:
1) письма, написанные от лица подсудимого и изобличающие его, написаны не им,
2) попытки к изнасилованию Марии Моррель не было,
3) Мария Моррель страдает истерией,
4) письма написаны Марией Моррель.
В речи Андреевского по делу Михаила Андреева, обвинявшегося в убийстве жены, главное положение – подсудимый не ответствен нравственно за совершенное им преступление; основные тезисы:
