Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

– Да, – прошептал Мастема мне на ухо. – Да. Навечно. И всякий раз, когда насыщаешься, каждый раз, когда станешь запускать свои проклятые клыки в трепещущую шею, каждый раз, когда будешь пить из нее отвратительную кровь, которую будешь усваивать подобно самой свирепой из Божьих тварей, ты будешь видеть, как трепещет этот свет, как он старается выжить… А когда чье-то сердце остановится по воле твоего голода, ты увидишь, как этот свет улетучится!

Я бросился прочь от него. Он не стал меня останавливать.

Я бежал, удерживая ее только за руку. Я бежал и бежал – к реке Арно, к мосту, к трактирам, которые, может быть, оставались открытыми до сих пор. Но еще задолго до того, как я заметил там сверкающие сияния человеческих душ, моим глазам предстало сияние душ из сотен окон – я увидел, как это сияние пробивается из щелей под запертыми дверями.

Я видел его и знал, что Мастема говорил истинную правду. Я всегда буду видеть это сияние. Я вечно буду видеть эту искру Создателя в каждой человеческой жизни, с которой встречусь, и в каждом из людей, у которых отниму эту жизнь.

Достигнув реки, я перегнулся через каменное ограждение. Я рыдал беспрерывно, и звуки моих рыданий отражались от поверхности воды и от каменных стен набережной. Скорбь довела меня до состояния полного помешательства, и тут из густой тьмы передо мной появился едва начинающий жить малыш, жалкий попрошайка, уже наученный просить хлеба, или монет, или другой крохи милости, которую любой прохожий соблаговолит проявить к нему. Он волновался, бессвязно лопотал и пританцовывал, окутанный сверкающим сиянием.

Глава 16. Да не поглотит нас тьма

С тех пор всякий раз, когда я видел одно из великолепных творений Фра Филиппо, его ангелы оживали для меня. Такое чудо длилось всего лишь мгновение, но и его было достаточно, чтобы я ощутил укол в сердце и кровь застыла в жилах, будто некая игла прокалывала меня насквозь.

Сам Мастема ни разу не появлялся в творениях Фра Филиппо до тех пор, пока несколько лет спустя Фра Филиппо, как всегда сопротивляясь и упорствуя, не стал работать для Пьеро – сына Козимо, – который его и похоронил.

Фра Филиппо так и не расстался со своей драгоценной монахиней Лукрецией Бути, и говорили, что каждая Дева, которую он когда-либо впоследствии изобразил, – а он создал множество подобных картин, – обладала лицом прекрасной Лукреции. Лукреция подарила Фра Филиппо сына, и он, став художником, принял имя Филиппо, и его творения тоже прославились великолепием и красотой ангелов. Эти ангелы на мгновение также встречались со мной глазами, когда я приходил поклониться бесценным холстам, печальный, с разбитым сердцем, преисполненный любовью и страхом.

В 1469 году Филиппо умер в городе Сполето – так закончилась жизнь одного из величайших художников, которого рождал когда-либо наш мир. Это был человек, которого вздернули на дыбу за мошенничество, который распутничал в монастыре; человек, изображавший Марию как испуганную Деву, как Мадонну в ночь на Рождество Христово, как Небесную Владычицу, Владычицу Всех Святых.

И я даже через пятьсот лет никогда надолго не удаляюсь от города, подарившего миру Филиппо и ту эпоху, которую и по сию пору называют Золотым веком.

Золото. Вот что я вижу, когда смотрю на вас.

То, что я всегда видел, взглянув на любого человека – мужчину, женщину, ребенка.

Я вижу пламенеющее божественное золото, явленное мне Мастемой. Я вижу, как оно обволакивает вас, удерживает вас, поглощает вас и танцует с вами, хотя, быть может, вы сами и не замечаете этого или вас это ни в коей мере не заботит.

С высоты этой башни в Тоскане я озираю все земли, и вдалеке отсюда, в глубоких долинах, вижу золото человеческих существ, вижу сияющую живость претерпевающих невзгоды человеческих душ.

Итак, я рассказал вам свою историю.

Каково ваше мнение?

Не усматриваете ли вы в ней странного противоречия? Видите ли в ней некую дилемму?

Позвольте мне высказать свою точку зрения.

Помните, я рассказывал вам о том, как вместе с моим отцом проезжал верхом сквозь лесные чащи, и мы говорили о Фра Филиппо? Мой отец спросил тогда, что же так сильно влечет меня к этому монаху.

Я ответил, что именно борьба и раздвоение личности в Филиппо привлекают меня – это противоречие, которое отражается в искаженных мукой лицах его персонажей.

Филиппо сам по себе был воплощением бури. Таким же стал и я сам.

Мой отец, человек спокойного нрава и более обыденного мышления, смеялся над моими словами.

Но какое отношение все это имеет к моей истории?

Да, я вампир, тварь, питающаяся мертвечиной. Я живу тихо, удовлетворенный существованием на своей родине, в мрачных сумерках моего замка, и Урсула всегда пребывает со мной, и пять сотен лет не столь длительный срок для любви столь сильной, как наша.

Мы – демоны. Мы – проклятые. Но разве мы не ценим и не понимаем многое из того, что важно для вас, людей? Разве в своем повествовании не воздал я должное человеческим страстям и противоречиям, не создал сюжет, достойный кисти самого Филиппо? Разве я сам не расцвечивал, не украшал сложными узорами и не золотил свое повествование, разве я сам не истекал кровью?

Вчитайтесь в мою историю и скажите, что не почерпнули из нее вообще ничего. Я не поверю, если вы заявите об этом.

И когда я возвращаюсь мыслями к Филиппо, к его похищению Лукреции, ко всем его другим чудовищным грехам, разве могу я отделить их от величия его творений? Как смог бы я отделить его нарушения собственных клятвенных обязательств, его предательства и вздорность характера от великолепного блеска, которым Филиппо одарил этот мир?

Я не считаю себя великим живописцем. Не такой я глупец. Но на основании собственных страданий, на основании собственных безрассудных деяний, на основании собственных страстей я сумел обрести особое видение – видение, которое я ношу в себе вечно и которое предлагаю вам.

Это видение каждого человеческого существа, разрываемого огненными страстями и таинствами, видение, которое не могу ни отвергнуть, ни разрушить, от которого не посмею ни отвернуться, ни уклониться, значение которого не смогу преуменьшить, от которого не в силах избавиться.

Одни пишут о сомнении и неведении.

Другие – о бессмысленности и покое.

Я пишу о неопределимом и божественном золоте, которое будет сиять вечно.

Я пишу о жажде крови, которую невозможно насытить. Я пишу о познании и расплате за него.

Узрите, говорю я вам, тот свет, что живет внутри вас. Я вижу его. Я вижу его в каждом из вас в отдельности и во всех сразу и буду вечно видеть его. Я вижу его, когда испытываю чувство голода, когда сражаюсь, когда убиваю. Я вижу, как он угасает и умирает, когда я насыщаюсь вашей кровью.

Можете вы представить себе, что для меня означает убивать вас?

Молитесь, чтобы вам никогда не пришлось совершить убийство или насилие, дабы увидеть этот свет в людях, вас окружающих. Боже избави вас от необходимости заплатить за это подобную цену. Позвольте мне сделать это за вас.

Избранная и аннотированная библиография

Я отправилась во Флоренцию, чтобы получить эту рукопись прямо из рук Витторио ди Раниари. То было мое четвертое посещение города, и вместе с Витторио я решила привести здесь список из нескольких книг для тех из вас, кто, быть может, пожелает узнать больше о Золотом веке во Флоренции и о самой Флоренции.

Позвольте прежде всего рекомендовать вам блестящее произведение Public Life in Renaissance Florence («Общественная жизнь во Флоренции в эпоху Возрождения») Ричарда Трикслера, изданное Cornell University Press.

Профессор Трикслер написал и другие удивительные книги об Италии, но эта, в частности, показалась мне особенно выразительной и вдохновляющей, так как глубина и проницательность исследований ее автора относительно Флоренции помогли мне понять собственный город Нью-Орлеан в штате Луизиана лучше, чем что-либо рассказывающее о самом Нью-Орлеане.

56
{"b":"22878","o":1}