– Не исчезай, – попросила она. – Побудь еще немного.

Но видение дернулось и поплыло в воздухе, как газетная вырезка, пойманная ветром. Она почувствовала охватившую его панику, удушливые волны которой докатились и до нее.

Она протянула руку, чтобы схватить его запястье, но пальцы сжали пустоту. Порыв воздуха обдал ее жаром, пролетел над кроватью, раздул шторы и осел белым инеем на оконном стекле.

– Поцелуй меня, – прошептала она, закрывая глаза. Ее лица и губ словно коснулись прядки волос. – Нет, этого мало. Поцелуй меня.

Он медленно собрал оставшиеся силы, и его прикосновение стало более ощутимым. Сказывалась усталость после материализации. Усталость и испуг. Его собственные клетки почти полностью прошли молекулярное слияние с чужеродными клетками. Где-то должен быть остаток после реакции, или мельчайшие частички материи разбились в такую мелкую пыль, что проникли в стены и потолок точно так, как он проникает в них.

– Поцелуй меня! – потребовала она и почувствовала, как ему трудно. Но уже через секунду невидимые губы прижались к ее губам и невидимый язык проник ей в рот.

«Солги ему».

«Да, конечно. Я ведь люблю вас обоих…»

Он не слышал, как она спустилась. В холле было сумрачно и тихо. В центральном камине зала пылал огонь. Кроме того, зал освещали развешанные на ели гирлянды с маленькими мигающими лампочками.

Роуан остановилась в дверях, любуясь Майклом, который, забравшись на самую вершину лестницы возле ели, завершал последние штрихи и едва слышно насвистывал в такт старинной ирландской рождественской песне, звучавшей по радио.

Как печально. Роуан почему-то представила дремучий старый лес зимой. И этот мелодичный свист был таким тихим, почти неуловимым. Она как-то раз уже слышала эту песню. У нее было смутное воспоминание о том, что она слушала ее вместе с Элли, которую эта мелодия растрогала до слез.

Роуан прислонилась к косяку, разглядывая огромное дерево, сплошь усыпанное похожими на звезды крошечными огоньками, и вдыхая густой хвойный аромат.

– А вот и она, моя спящая красавица, – произнес Майкл и улыбнулся той любящей улыбкой, при виде которой ей каждый раз хотелось броситься к нему в объятия.

Но она не шевельнулась – просто стояла и смотрела, как он легко и быстро спускается по лестнице и подходит к ней.

– Тебе лучше, моя принцесса? – спросил он.

– Как все дивно. И песня такая печальная. – Она обняла мужа за талию и положила голову ему на плечо, глядя на ель снизу вверх. – Ты отлично потрудился.

– А теперь начинается самое интересное, – сказал он и, чмокнув Роуан в щеку, увлек за собой в соседнюю комнату, где на маленьком столике возле окна стояла открытая картонная коробка. Майкл жестом предложил заглянуть внутрь.

– Какая прелесть! – Она вынула из коробки маленького белого фарфорового ангела с едва заметным румянцем на щечках и позолоченными крылышками. Потом заметила тонко расписанную фигурку Санта-Клауса и крошечную фарфоровую куколку, наряженную в настоящий красный бархат. – Изумительные игрушки. Откуда они? – Она взяла в руки золотое яблочко и чудесную пятиконечную звезду.

– Они у меня целую вечность. Я учился еще в колледже, когда начал их коллекционировать. Я даже не предполагал, что они предназначены для этого дерева, для этого зала, но так оно и есть. Вот, выбирай первую игрушку. Я без тебя не начинал. Хотел, чтобы мы сделали это вместе.

– Выбираю ангела, – сказала она, приподняла игрушку за крючок и понесла к дереву, чтобы лучше рассмотреть в мягком освещении.

Ангелок держал в своих ручках крошечную позолоченную арфу, а на его маленьком личике все было нарисовано как полагается: тонкие красные губки, голубые глазки. Она подняла игрушку как можно выше и зацепила крючок, ставший невидимым в темноте, за пружинящую ветку. Ангел вздрогнул и застыл в воздухе, словно колибри в полете.

– Ты думаешь, ангелы тоже зависают в воздухе, как колибри? – спросила она шепотом.

– Да, скорее всего, – сказал он. – Ты же знаешь, каковы они: любят покрасоваться, к тому же могут делать все, что им захочется.

Майкл подошел сзади и поцеловал ее волосы.

– И как только я жила здесь без тебя? – спросила она.

Его руки обвились вокруг ее талии, и она обхватила их, с удовольствием ощущая выпуклость мускулов и длинные сильные пальцы, которые держали так крепко. Несколько секунд глаза ее видели только гигантское дерево и прелестное мерцание огоньков под сенью темно-зеленых лап, а уши слышали только печальную мелодию рождественской песни. Время будто остановилось, как маленький ангел в бесшумном полете. Не было ни прошлого, ни будущего.

– Как я рада, что ты вернулся, – прошептала она, закрывая глаза. – Без тебя здесь было невыносимо. Когда тебя нет, все теряет смысл. Никогда больше не оставляй меня одну.

Острая боль пронзила Роуан насквозь, но тут же ушла глубоко внутрь, когда она повернулась и прижалась к его груди.

Двадцать третье декабря. К вечеру ожидается сильный мороз. Как раз вовремя, когда все Мэйфейры приглашены на коктейль и рождественские песни. Страшно представить, как все эти машины будут скользить по обледенелым улицам. Но все равно прекрасно, что на Рождество выпадут ясные холодные дни. К тому же все предрекают снегопад.

– Снег на Рождество. Только представь! – Надевая свитер и кожаную куртку, Майкл выглянул в окно спальни. – Снегопад может начаться даже сегодня.

– Это будет чудесная вечеринка, – сказала Роуан, – и великолепное Рождество.

Она уютно устроилась в кресле возле газового камина, набросив на плечи плед. Щеки ее раскраснелись, и сама она словно бы вся округлилась и сделалась мягче. Сразу можно было сказать: женщина ждет ребенка и вся светится от этого, словно впитав отблески пламени в камине.

Никогда она не казалась такой спокойной и радостной.

– Это будет нам с тобой еще один подарок, Майкл.

– Да, еще один подарок, – повторил он, по-прежнему глядя в окно. – Знаешь, все уверены, что так и случится. И я тебе скажу еще кое-что, Роуан. В тот год, когда я уехал отсюда, тоже шел снег на Рождество.

Он вынул из ящика шерстяной шарф и замотал им шею, затем достал теплые перчатки на шерстяной подкладке.

– Никогда не забуду, – сказал он. – Я тогда впервые увидел снег. И отправился гулять. Я пришел сюда, на Первую улицу, а когда вернулся домой, оказалось, что отца больше нет.

– Как это случилось? – Роуан нахмурилась, а в голосе ее прозвучали нотки сочувствия. У нее была такая гладкая кожа, что стоило ей лишь слегка расстроиться, как тут же казалось, что на лицо упала тень.

– Загорелся склад на Чупитулас-стрит, – сказал он. – Я до сих пор не знаю подробностей. Кажется, начальник велел им убираться с крыши, которая вот-вот должна была рухнуть. Один парень то ли упал, то ли еще что, и мой отец попытался помочь ему. Вот тогда крышу и начало корежить. Рассказывали, будто она вздыбилась, как океанская волна, а затем рухнула. Все взлетело на воздух. В тот день они потеряли троих пожарных, а я как раз в это время прогуливался по Садовому кварталу, наслаждаясь снегом. Вот почему мы уехали в Калифорнию. К этому времени из рода Карри никого не осталось – тетушки и дядюшки покоились на кладбище Святого Иосифа. Всех их хоронила контора «Лониган и сыновья». Всех до одного.

– Все это, наверное, было для тебя ужасно.

Он покачал головой.

– Самое ужасное – это то, что мы радовались, когда уезжали в Калифорнию. Мы понимали, что никогда не сумели бы уехать, если бы не смерть отца.

– Ладно, садись и выпей шоколад, а то остынет. В любую минуту появятся Беа и Сесилия.

– Мне пора двигать. Слишком много дел. Сначала заеду в магазин, посмотрю, прибыл ли товар. Да, еще нужно подтвердить заказ на обслуживание вечеринки… Забыл им позвонить.

– Не нужно. Райен обо всем позаботился. Он и так говорит, что ты слишком много на себя взваливаешь. Сегодня он пришлет водопроводчика обернуть все трубы.