– О да! Как и мальчиков вроде тебя.
– А тут еще в последний год моей учебы мать за–вела себе отвратительного нового дружка – этакую сладенькую пародию на джентльмена, одного из тех людей с черной душой и сомнительным прошлым, кто при этом умеет хорошо и много говорить и смот–рит на тебя сверху вниз. Его моложавое лицо было ис–пещрено морщинками, отчего выглядело словно потрескавшимся. Он курил «Дю Морье». Мне кажется, что он даже собирался жениться на моей матери – ради дома, разумеется. Ты слушаешь меня?
– Да, конечно. Значит, после смерти Старого Ка–питана у тебя не осталось никого, кроме священника?
– Никого. Теперь ты понимаешь, в каком поло–жении я оказался. Мы с отцом Кевином продолжали усердно трудиться. Ему нравилось приезжать ко мне в пансион. Обычно он оставлял машину на Филип-стрит, и мы поднимались в мою комнату – на втором этаже в передней части дома. Окнами она выходила на улицу, и оттуда были великолепно видны шутов–ские парады во время празднования Марди-Гра. Я вырос в полной уверенности, что нет ничего удивительного и необычного в том, что ежегодно весь город на целых две недели буквально сходит с ума. В общем, так или иначе, однажды ночью во время очередного парада мы по обыкновению не спали, однако совер–шенно не обращали внимания на происходящее за окном – совершенно нормальная реакция местных жителей, которые за свою жизнь успели достаточно насмотреться на кавалькады из папье-маше, дешевые безделушки, факелы…
– Да, эти кошмарные багровые факелы… – перебил я его.
– Согласен…
Он вдруг умолк и задумчиво уставился в бокал с новой порцией выпивки, только что принесенный барменом.
– В чем дело? – встревожился я, потому что почувствовал, что и он чем-то взволнован. – Роджер, посмотри на меня. Не исчезай, продолжай свой рассказ. Что вам удалось выяснить из перевода? Эти книги действительно были кощунственными и богохульными? Роджер! Пожалуйста, не молчи!
Он вздрогнул и вышел из оцепенения. Потом под–нял бокал и одним глотком выпил почти половину.
– Гадость, но мне нравится. «Сазерн Комфорт» стал первым спиртным напитком, который я попро–бовал, еще когда был совсем мальчишкой. – Он под–нял на меня взгляд. – Я не исчезаю. Просто мне вдруг вспомнился дом, я словно вновь увидел его, ощутил его запах. Ты знаешь, как пахнет в комнатах стариков, в комнатах, где они живут много лет и где умирают? Но мне этот запах казался чудесным. Так о чем я гово–рил? Ах, да. Итак, ночью, во время парада в честь Про–тея, отец Кевин сделал великое открытие: обе книги Винкен де Вайльд посвятил своей покровительнице Бланш де Вайльд, которая, как явствовало из текста и рисунков, содержавшихся на первых пяти страницах, была женой его брата Дэмиена. Это открытие заставляло совершенно по-новому интерпретировать и сами псалмы. Они были полны сладострастных обещаний, предложений и приглашений и даже, возможно, содержали в себе некий секретный шифр, с помощью которого назначались тайные свидания. В книгах не однократно появлялось изображение одного и того же маленького садика – как ты понимаешь, я говорю о миниатюрах.
– Я знаю множество подобных примеров.
– И каждый раз в этом садике присутствовали фигурки обнаженного мужчины и пяти женщин, танцующих вокруг фонтана в каком-то средневековом замке, – во всяком случае, при пятикратном увеличении это выглядело именно так. И тут отца Кевина вдруг охватил неудержимый смех – он долго хохотал, не в силах остановиться.
«Стоит ли удивляться, что мы не видим здесь ни одного святого или сцены из Библии, – наконец смог заговорить он. – Этот твой Винкен де Вайльд был отъ–явленным еретиком. Не иначе как: колдуном или одержимым. И он, конечно же, был влюблен в эту женщину, в Бланш». Надо сказать, что сделанное от–крытие скорее развеселило, чем ужаснуло отца Ке–вина.
«Знаешь, Роджер, – сказал он, – если ты сумеешь связаться с устроителями аукционов, то, вполне воз–можно, эти книги позволят тебе получить образова–ние в университете Лойолы или Тулейна. Только не вздумай продавать их здесь. Поезжай в Нью-Йорк, обратись в „Баттерфилд и Баттерфилд“ или „Сотби“»,
За последние два года он переписал для меня что-то около тридцати пяти стихов в переводе на англий–ский – надо признать, что его прозаические пере–воды с латыни были сделаны абсолютно точно, – и теперь мы перечитывали их и тщательно изучали. По–степенно нам становилось понятным содержание книг в целом.
Еще нам удалось выяснить, что на самом деле книг было много, а в нашем распоряжении оказались пер–вая и третья из них. Уже в третьей книге псалмы выражали безграничное восхищение Бланш; автор вос–певал чистоту и доброту своей возлюбленной и посто–янно сравнивал ее с Девой Марией. Кроме того, там содержались ответы на какие-то письма – судя по всему, женщина описывала в них свои страдания и те муки, которые ей приходилось терпеть во власти мужа.
Стихи великолепны, и вообще, книги сделаны столь искусно и талантливо, что тебе непременно следует их увидеть и прочесть. Ты должен отправиться в ту квар–тиру, где убил меня, и взять их.
– Значит, ты не продал книги, чтобы раздобыть средства на обучение в университете?
– Конечно нет. Ты только представь! Винкен устраивал оргии вместе с Бланш и ее четырьмя подру–гами! Я был заворожен и восхищен. Винкен стал для меня своего рода святым – я преклонялся перед си–лой его таланта; а сексуальность превратилась для ме–ня в религию, потому что таковой она была для Винкена: каждым своим словом, в каждой строке он воспевал плотскую любовь. Пойми, я никогда искрен–не не придерживался какого-либо ортодоксального вероисповедания. И считал, что католическая цер–ковь стоит на грани умирания, а протестантизм и во–все смешон. Только много лет спустя я понял, что про–тестантская вера основана на мистике и проповедует то самое единение с Богом, которое столь яростно от–стаивал Мейстер Экхарт и о котором писал Винкен.
– О, какое великодушие по отношению к проте–стантам! А что, Винкен действительно писал о едине–нии с Богом?
– Да, через союз и единение с женщинами. Он высказывался весьма завуалированно и в то же время совершенно недвусмысленно. «Их объятия позволяли мне познать суть Троицы с гораздо большей яснос–тью, чем любые учения и объяснения…» – примерно в таком духе. Справедливости ради должен сказать, что в то время протестантская религия ассоциирова–лась у меня лишь с материализмом, бесплодием и ту–ристами-баптистами, которые напивались в стельку на Бурбон-стрит только потому, что не осмеливались делать это в своих маленьких городишках.
– И когда же ты изменил свое отношение к про–тестантам? – спросил я.
– Я сейчас говорю не о частностях, а о своем от–ношении к религии в целом. В то время я не видел перспектив ни для одного из существовавших на За–паде вероисповеданий. Дора сейчас придерживается практически того же мнения. Но о Доре мы погово–рим позже.
– Вам удалось полностью закончить перевод?
– Да, как раз перед тем, как отца Кевина переве–ли на службу в другое место. Больше я его не видел. Позже он писал мне, но к тому времени я уже сбежал из дома.
Ни слова не сказав матери, я сел в автобус «Трейлвейз», потому что у них билет стоил на несколько цен–тов дешевле, чем у «Грейхаунд», и перебрался в Сан-Франциско. Денег практически не было – в карманах у меня не нашлось бы на тот момент и семидесяти пяти долларов. Все, что когда-то давал мне Старый Капитан, я промотал, а после его смерти прикатили какие-то родственники из Джексона, штат Миссиси–пи, и вывезли вещи из его комнат.
Они забрали абсолютно все. Хотя, я думаю, Старый Капитан оставил кое-что и мне. Но мне было напле–вать. Самым большим его подарком были книги. И еще – наши с ним ленчи в «Монтелеоне». Мы заказывали суп из стручков бамии, и Старый Капитан позволял мне крошить в него соленые крекеры и раз–мешивать, пока суп не превращался в кашу. Это было мое любимое блюдо.
Да-а… Так о чем я говорил? Я купил билет до Кали–форнии, а оставшиеся деньги распределил таким об–разом, чтобы на каждой остановке съедать хотя бы по куску пирога с кофе. И в какой-то момент я вдруг осознал, что точка возврата осталась позади. По-мое–му, это произошло в одном из городков Техаса, То есть я хочу сказать, что, далее если бы мне в тот мо–мент захотелось вернуться, денег на обратную дорогу уже не хватило бы. Если мне не изменяет память, столь забавные мысли пришли мне в голову ночью, а городок, кажется, назывался Эль-Пасо. Так или иначе, путь назад был отрезан.
