Действия Федора Ивановича как храмоздателя и церковного благотворителя очень хорошо показывают, что благочестие его мощно подпитывалось обстоятельствами семейной жизни. Среди них немаловажное значение имела печаль государя по безвременно ушедшему брату. Однако еще горшую кручину вызывала бездетность, толкавшая царственную чету к постоянным щедрым пожертвованиям, к благодеяниям на пользу Церкви — даже при тех расстроенных финансах, даже при том падении военно-служилого потенциала, которые достались Федору Ивановичу в наследство от отца.
Как видно, смилостивился Господь над царственной четой, измученной долгим ожиданием ребенка. Царь с царицей получили в зрелых уже годах то утешение, которого лишены были в юности. У них появилось дитя.
Горькая это история. Горькая и печальная. Хотелось бы лучшей доли благочестивому царю и его супруге. Но, как видно, кого Бог любит, тому посылает наигоршие испытания.
Появлению Феодосии — дочери царя Федора Ивановича и царицы Ирины Федоровны — радовалась вся страна. Так ждали это чадо! Столько веселья, столько добрых надежд принесло ее появление на свет! Милосердному, глубоко верующему царю его подданные желали счастья, и оно ненадолго оттеплило холод бесплодного брака. Летопись сообщает о ликовании, охватившем тогда столицу: «Родися у государя благочестивая царевна Феодосия Федоровна, и бысть радость на Москве велия. Царь же Федор Иванович опальных, кои были приговорены х казни, заточены по темницам, всех государь пожаловал, ис темниц велел свободити, и по многим монастырем давал многую милостыню и посла в Еросалим и во всю Полестинскую землю по монастырем с милостынею Михаила Агаркова с товарищи, со многою доволнею милостынею. Они же быша в Еросалиме и приидоша к Москве с великою честию»{119}.
Крестил девочку старец Троице-Сергиева монастыря Варсонофий Якимов.
Известия о прибавлении в семье русского царя были отправлены к иностранным дворам. Особое значение придавалось миссии Михаила Федоровича Огаркова, Трифона Коробейникова и Василия Сыдавного (январь 1593го). Их, в полном соответствии с летописным сообщением, направили в Святую землю и к другим святым местам Православного Востока. Представители московского государя посетили Царьград, Антиохию, Иерусалим, а также иноческие обители Египта и Синайского полуострова. Они везли для раздачи фантастически большую «заздравную милостыню» — более пяти с половиной тысяч «угорских» золотых, а также пушной товар. За такую сумму в конце XVI столетия можно было купить… город средних размеров. Или снарядить армию для дальнего похода. Или построить крепость от первого до последнего гвоздя. Размер милостыни заставляет предполагать, что царь Федор Иванович был уверен во вмешательстве самого Бога, милосердие которого только и позволило появиться на свет долгожданному ребенку. Сумасшедшая радость заставила его раздать столь великую «казну».
Помимо семейного, чисто человеческого значения у рождения царевны были важные политические последствия. Феодосия Федоровна, во-первых, самим фактом своего существования доказывала: у царя могут быть наследники; во-вторых, даже если их не будет, маленькая девочка по крови соединена не только с родом московских Даниловичей, но и с родом Годуновых. Если правильно выдать ее замуж, все семейство Годуновых получит дополнительный шанс остаться на самом верху властной иерархии, у кормила правления. Малышка еще агукала и просила соску, а московские посольские дьяки уже представляли ее европейским дипломатам как завидную невесту для тамошних принцев. Какой-нибудь отпрыск императорского дома Габсбургов, договорившись о будущем браке и обещав принять православие, мог тогда получить статус русского престолонаследника. Разумеется, подобная ситуация гарантировала бы Годуновым, ближайшей родне царевны, самое высокое положение при дворе. Историк Р.Г. Скрынников весьма точно высказался на этот счет: по его мнению, Борис Федорович «…рассчитывал играть при дворе племянницы такую же роль, как и при дворе сестры»{120}. Матримониальные планы Годуновых поддержал влиятельный дьяк А.Я. Щелкалов, лично беседовавший на этот счет с «цесарским» послом Варкочем.
Однако царская радость вышла недолгой, и брачные планы Годуновых рухнули в одночасье. Не известна причина, по которой маленькая царевна скончалась, известно лишь то, что она не пережила младенческого возраста[74].
«Преставися благочестивая царевна Феодосия Федоровна, единочадная царя Федора Ивановича дщерь, и погребена бысть в Вознесенском девичье монастыре, в церкви Вознесения Господа нашего Иисуса Христа, с прежними благочестивыми царицами и с княгинями великими. Царь же Феодор Иванович печален бысть многое время, и плач бысть на Москве велий, и повеле государь по монастырем и по храмом и нищим давати милостыню. В Вознесенский монастырь повеле государь дати вотчину в Масальском уезде село Гертен»{121}. С 1930 года и поныне тело несчастной девочки покоится в Архангельском соборе Московского Кремля{122}.
Царица Ирина так убивалась, потеряв единственное, долгожданное, любимое дитя, что патриарх Иов вынужден был написать ей особое утешительное послание. Он призывает царицу возносить новые моления: быть может, Бог даст ей с мужем новое дитя, как дал его в глубокой старости святым праведным Иоакиму и Анне; он просит царицу оставить печаль, терпеливо перенести скорбь; наконец, оставив всякое плетение словес, оставив ссылки на Священное Писание, он обращается к ней с простыми словами сочувствия: «Кручиною, государыня, ничего нельзя взять, можно взять лишь милостию Божиею. Если печалишься, то только гневишь Бога, а душе причиняешь немалый вред и безгодно изнуряешь свое тело… сего ради мою твое благочестие: о всем положи упование на Бога и Пречистую Богородицу. И Пречистая Богородица, видя твое такое благоволение, умолит Сына своего, да подаст ти всяко прошение твое, его же у него просиши, и благородная чресла твоя многоплодна сотворит, и устроит тя яко лозу плодовиту в доме твоем». Святитель хотя и звал Ирину Федоровну оставить безутешное горе, но и сам печалился о судьбе девочки. Повествуя о жизни государя Федора Ивановича, он написал про нее несколько строк, пронизанных скорбью: «…во всем своем царском сожитии иместа едину блаженную летарасль царьского своего благочестиваго корене, благородную дщерь благоверную царевну и великую княжну Феодосию, и та еще юностию, яко летом четырмя или мало вящей, ко Господу отъиде, яко некий прекрасный цвет вскоре увядшее отпаде, или яко некий пречестный бисер в скалке скрыйся, своим же благочестивым родителем великую скорбь и сетование сотвори и их царьскому сигклиту и всему народу православного християнства печаль немалу нанесе»{123}.[75] В 1604 году, составляя завещание, Иов вспоминает Феодосию, хотя с ее кончины прошло десять лет, подает ей благословение и пишет о желании получить прощение от нее самой. Как видно, патриарх, близкий человек для царской семьи, принял смерть маленькой девочки близко к сердцу и очень жалел государя с государыней, потерявших единственный свет в окошке.
Хотя недолгой жизни царевны Феодосии посвящена основательная работа дореволюционного историка С.Д. Шереметева{124}, в ее биографии до сих пор далеко не все ясно.
Так, если дата ее кончины — 25 января 1594 года — доказана бесспорно и никем из специалистов не оспаривается[76], то время рождения вызывает вопросы. Большинство историков, включая того же С.Д. Шереметева, называют 1592 год, притом чаще всего 29 мая[77]. Но на чем основана уверенность в том, что это именно 1592 год? Дипломаты получили миссию — известить мир о рождении царевны через полгода после того, как она появилась на свет (в начале 1593-го). С этим не торопились: вероятно, опасались давать международную огласку появлению на свет младенца, чье здоровье вызывало сомнения. Однако если опоздание на полгода возможно, отчего не признать его вероятным и относительно более значительных сроков?
