— Ты знаешь, как с ним связаться?

Она покачала головой.

— Только через Николь, но как нам связаться с ней, пока она находится там?..

— Ей наверняка разрешены свидания.

— Но захочет ли она видеть нас? Если он расскажет ей, что я ему наговорила, как я швырнула ему в лицо преступление его отца…

— Судя по его поведению, он куда сильнее обеспокоен положением Никки, чем тем, что ты ему сказала. — Он попытался сесть прямо и вздрогнул, когда в груди у него снова кольнуло.

— Джереми, Ты должен позволить мне вызвать врача.

— Ничего страшного. Не суетись, дорогая. А теперь передай мне записную книжку, пожалуйста.

Взяв книжку, она вложила ее ему в руки и присела на подлокотник кресла, наблюдая за тем, как он листает страницы.

— Что бы ни случилось, мы не можем допустить, чтобы Никки предстала перед судом, — внезапно выпалила она. — Если это произойдет, то все выйдет наружу, и…

— Тш-ш, — сказал он, прося ее замолчать. — Ситуация не улучшится, если ты будешь без конца думать об этом.

Никки шла рядом со светловолосой надзирательницей, которая вчера регистрировала ее, и старалась держать голову выше, но глаза опустила, пока они двигались по направлению к комнате свиданий. «Идти по Правилу» означало, что она никуда не ходила без сопровождения, даже вчера вечером, чтобы позвонить, но это никак не сдерживало других заключенных, и они выкрикивали оскорбления ей вслед.

Никки пыталась не слушать, но то, как они обзывали ее, когда она проходила мимо их камер, вызывало у нее чувство стыда и тошноты, даже несмотря на то что она знала, что она не была ни педофилкой, ни извращенкой, ни детоубийцей.

— Я никогда не бываю уверена в том, правильно ли идти по Правилу, — заметила надзирательница, которую звали Джейн, после того как приказала женщине по имени Сирина закрыть рот. Сирина. Какое нежное, женственное имя, думала Никки, ожидая, когда Джейн отопрет очередные двери. Оно вызывало в памяти образы нимф и сильфид или элегантных дам с кроткими улыбками. И, уж конечно, не бабу, щелкающую дешевыми зубными протезами, с ужасно окрашенными в рыжий цвет волосами и покрытыми татуировками лапищами, которая только что обозвала ее «влагалищем больной суки».

— Видишь ли, — продолжала Джейн, отступая в сторону и давая Никки пройти, — в таком случае, как твой, всем становится известно о том, что ты сделала, и если в результате тебя признают виновной, то тебе, скорее всего, придется весь срок отбывать в одиночке. Нет, я, конечно, понимаю, что наркоманки и прочий сброд, с которым сталкиваешься здесь, это не та компания, с которой стоит водиться в нормальной ситуации, но не все такие. Есть здесь и другие: убийцы из сострадания, и мошенники (эти, на самом деле, довольно безобидны), и мужеубийцы, чьих супружников ты бы и сама столкнула с утеса, доведись тебе жить с ними. Понимаешь, о чем я? Ты замужем, Николь?

— Нет, — ответила Никки, отводя взгляд, пока Джейн запирала двери и, очевидно, не замечала жесты тех, кто наблюдал за ними. Они проводили ребром ладони по горлу, совали руку между ног, прижимали к лицу кулак. — Но мы собираемся пожениться, — добавила она, когда они повернулись, чтобы продолжить путь. Она должна выбросить этих омерзительных женщин из головы, притвориться, что их не существует, и возблагодарить Бога за то, что у них сегодня нет посетителей и что они не в состоянии добраться до нее, пока она находится в отдельной камере.

— Значит, думаешь, ему хватит терпения дождаться тебя, верно? — спросила Джейн безо всякой злобы, просто из чистого интереса.

Никки не пришлось отвечать, потому что рация Джейн пронзительно запищала.

Заключенные, у которых сегодня были посетители, уже находились в комнате для свиданий, и понимание того, что, как только она войдет в комнату, ей придется находиться среди них, просто лишало ее сил. Закоренелые зачинщицы заперты в камерах, твердо напомнила она себе. Остальные же, похоже, куда больше интересовались собственными проблемами, нежели чужими.

— А у тебя крепкие нервы, скажу я тебе, — заметила Джейн, возвращая рацию на место. — Ты вся из себя такая стильная, и мне это нравится. Имей в виду, именно это и бесит тех, кто остался там, в камерах. Я вот о чем: они не любят, когда с детьми случается что-то плохое (вообще, конечно, этого никто не любит); хотя из того, что я слышала, то, что ты сделала со своим, было хорошим поступком.

— Ничего хорошего тут нет, и я этого не делала, — возразила Никки.

Джейн покосилась на нее.

— Если бы я получала пять фунтов каждый раз, как слышала это, то я бы уже жила на Французской Ривьере, и в саду за домом у меня были бы бассейн и корт, а у дверей стоял бы крутейший «Мерс», — ответила она, — а я тут всего три года работаю.

Понимая, что нет никакого смысла в том, чтобы опять утверждать о своей невиновности, Никки просто молчала, в то время как Джейн болтала о том о сем, пока они не дошли до комнаты свиданий, где ее передали дежурным надзирателям.

Место было забито людьми: по одну сторону столов сидели заключенные, а по другую — посетители. Некоторые сидели группами, и в помещении было много детей: кто-то из них бегал, другие играли в специально отведенной задней части. Шум стоял оглушительный, но Никки услышала, как Спенс позвал ее по имени в тот самый момент, как ее глаза нашли его. Он сидел в задней части комнаты, у окна, и его несимметричное, но красивое лицо выражало одновременно беспокойство и облегчение от того, что он ее видит. Хотя все, что она хотела, это подбежать к нему, прижаться и обнимать, пока руки не отвалятся от усталости, Никки помнила предупреждение о том, что резкие жесты или откровенная демонстрация эмоций запрещены. И потому она преодолела разделявшее их расстояние как можно более стремительно и схватила его за руки, словно боясь, что он может ускользнуть.

— Привет, — пробормотал он, глядя ей прямо в глаза. — Ты как, нормально?

— Теперь да, — ответила она, впитывая каждую черту любимого лица. — А ты?

— У меня все классно, но я волнуюсь, что тебе приходится находиться в этом месте. С тобой хорошо обращаются?

Она пожала плечами.

— Нормально. — Ей не хотелось углубляться в подробности гнусных оскорблений и всего прочего, чтобы лишний раз не волновать его.

— Давай присядем? — предложил он.

Все еще не выпуская его рук, Никки опустилась на стул напротив него, продолжая смотреть на Спенса так, словно с момента их последней встречи прошло не двадцать четыре часа, а двадцать четыре дня.

— Я оставил фотографию, блокнот и все, что ты просила, у регистратора, — сказал он. — Мне не позволили передать их тебе лично. А миссис А. приготовила тебе немного поесть. Поскольку ты ждешь суда, тебе можно получать еду в передачах. Не знаю, в курсе ли ты. Ее нужно просто разогреть. Держу пари, это намного лучше, чем та дрянь, которую они подают здесь.

Никки улыбнулась.

— Ее стряпня намного лучше, чем в большинстве ресторанов, — напомнила она ему, надеясь, что такая привилегия не вызовет у нее проблем с работниками кухни или зависть среди заключенных.

— Ты права, — согласился Спенс. Затем, сжав ее ладони в своих, он придвинулся еще ближе к ней и сказал: — У меня хорошие новости, Ник. Мистер А. познакомил нас с лучшим адвокатом Бристоля. Я договорился о встрече с ним в понедельник утром, чтобы обсудить твое дело. Он очень крутой, Ник. Мы читали о нем в Интернете, и я думаю, что если кто и сможет помочь нам, так это он.

Робкая надежда просочилась в сердце Никки.

— Это просто фантастика, — прошептала она, — но откуда мы возьмем деньги на его гонорар? Ты встречался с моими родителями?

Спенс опустил глаза.

— Да, встречался, — признался он. — Они полностью тебя поддерживают, я уверен в этом, но я не знаю, как у них с деньгами. Но это неважно. Юрист, с которым нас свел мистер Адани, возможно, согласится помочь нам бесплатно.

— Так что сказали мои родители? — настаивала Никки, крепче сжав его руки.