Очень жаль, что немецкая публика не оценила по достоинству этого замечательного писателя. Но если он не оценен современниками, то его оценят будущие поколения. Это один из тех писателей, которые, как Диккенс, Гюго, переживут несколько поколений и будут оценены не одними соотечественниками.

С совершенным почтением готовый к услугам

Лев Толстой.

1903. 21 ноября.

Печатается по копировальной книге № 5, л. 352.

Доктор философии Генрих Ильгенштейн в письме от 27 ноября н. ст. 1903 г. просил Толстого высказать свое мнение о недавно скончавшемся немецком писателе Вильгельме фон Поленце (1861—13 ноября н. ст. 1903). Отзыв Толстого Ильгенштейн предполагал поместить в биографии Поленца, составление которой ему было поручено берлинским издательством. Книга Ильгенштейна была издана под заглавием: «Wilhelm von Polenz», Berlin, 1904.

1 Ср. предисловие Толстого к роману Поленца «Крестьянин», т. 34, и письмо к нему от 10/23 марта 1902 г., т. 73, № 229.

2 «Der Pfarrer von Breitendorf», Berlin, 1893; 3-е изд., 1904. Русский перевод В. М. Величкиной: «Деревенский священник», СПб. 1903.

* 317. В. И. Скороходову.

1903 г. Ноября 21. Я. П.

Милый Владимир Иванович,

Не огорчайтесь тем, что ваши внешние дела идут не так, как вам хотелось бы. Не вкладывайте слишком много энергии — хочется сказать: совсем не вкладывайте энергию на устройство внешних дел. Ищите царствия божия и правды его, а остальное приложится. Знаю, что когда есть семья и чувствуешь свою обязанность кормить ее, то нельзя не заниматься внешними делами, но думаю, что надо заниматься ими только настолько, насколько это крайне необходимо, а не составлять себе планов о том, какое устройство примут дела. Очень жалко, что в ваше общество вступили люди, чуждые вам по взглядам и что и с прежними вы не в согласии, но что же делать? Зачем огорчаться тем, что не в нашей власти, и тратить на это огорчение силы. Главное, мне хочется сказать вам то, что я всё сильнее и сильнее испытываю по мере приближения к концу: то, что и вы знаете, что надо всё больше и больше переносить свои цели из жизни мирской в жизнь духовную, в жизнь не перед людьми, а перед богом: жить в виду не одной этой жизни, а в виду вечной жизни; а жить так можно, только полагая всю свою энергию на свое внутреннее совершенствование. — Привыкли думать, и так учат враги истины, что совершенствование есть эгоизм, что, живя для совершенствования, уходишь от жизни. Это великая неправда. Совершенствоваться можно только в жизни, в общении с людьми. И если человек, живя среди людей, полагает свою главную цель в совершенствовании перед богом, он в практических делах достигнет больших результатов, чем человек, ищущий одного успеха внешних дел.— Может быть, вам скучно, как слишком знакомое, то, что я пишу, но я пишу п[отому], ч[то] сам живу только этим, и опыт подтверждает мне справедливость этого.

Спасибо за сведения о Чаге.1 Какой сильный человек. Хотелось бы вступить с ним в общение и служить ему, чем могу. Простите. Передайте привет Гастеву и всем вашим.

Любящий вас брат Лев Толстой.

1903. 21 нояб.

Печатается по копировальной книге № 5, лл. 351—352. Отрывок впервые опубликован без указания даты и фамилии адресата в «Свободном слове» 1904, 11, столб. 21.

О Владимире Ивановиче Скороходове (1861—1924) см . 71.

Ответ на письмо от 21 октября 1903 г., в котором В. И. Скороходов рассказывал о жизни в устроенной им земледельческой общине (в Донской обл. на земле Я. Т. Чаги), о враждебном отношении общинников друг к другу и окружающего населения к ним, особенно кулаков.

1 Яков Трофимович Чага осенью 1903 г. отказался от военной службы.

* 318. С. Н. Толстому.

1903 г. Ноября 25. Я. П.

Пишу несколько слов с Ю[лией] И[вановной],1 главное, чтобы узнать, как прошло ваше свиданье с Гришей2 — как он себя вел? и какое твое впечатление, также чтобы узнать, как твое здоровье? Я здоров, и мне хорошо. Немножко вяло идет умственная деятельность. Но к этому надо привыкать. Поклон М[арье] М[ихайловне] и Верочку целую.

Л. Т.

Основание датировки: 10. И. Игумнова уехала в Пирогово 25 ноября.

1 Ю. И. Игумнова.

2 Григорий Сергеевич Толстой. В Пирогово он не приезжал и с отцом не виделся.

* 319. П. И. Бирюкову.

1903 г. Ноября 27. Я. П.

Спасибо, милый друг Поша, за ваше подробное письмо о своей семейной жизни. Как я рад, что это так, и верю, что то, что действует на посторонних, как капризность ваших детей, есть только то, что должно быть при не насильственном воспитании и при отсутствии нужды — самой искусной воспитательницы.

М-11е Marie С[офья] А[ндреевна] помнит, но Саша не помнит, говорит, что б[ыла] М-11е Marie, но не Droz, a Henry.1 С[офья] А[ндреевиа] очень хвалит.

То, что вы пишете о том, что религиозно-нравственное мировоззрение должно вырасти само собой, совершенно верно, но это не исключает того, что пример и разумные ответы на возникающие вопросы не могут не влиять на образование этого миросозерцания.

С статьею вашей об анархизме я не совсем согласен.2 Я бы ничего не сказал, если бы вы не спрашивали, п[отому] ч[то] ужасно боюсь разногласий с друзьями. Не согласен я потому, что отказ Нэна во имя анархизма, т. е. практической цели уничтожения существующего строя, не прочен. Анархист откажется в виду нескольких месяцев тюрьмы, но едва ли он может отказаться в виду казни или дисципл[инарного] батальона с розгами. Анархист не может не рассчитывать, что выгоднее: пострадать ему и содействовать внешней цели, или не страдать при отказе, а достигать внешней цели другим путем: себя исключить из лагеря борющихся (при казни) или идти служить и там и после действовать (вы знаете эти рассуждения). Только религиозный человек, понимающий свою жизнь не в одном этом существовании, не рассчитывает, а поступает так п[отому], ч[то] не может поступить иначе. Для анархиста отказ есть цель, для религиозного человека — неизбежное последствие. И потому все те сектанты, верования к[оторых] иногда самые дикие и к[оторые] я не разделяю, гораздо сильнее подрывают существующий строй, чем политические деятели анархисты, для к[оторых] отказ не может быть ничем иным, как делом расчета.

————

Я решительно не помню, когда я познакомился с Ге в Риме. Даже не помню, чтобы я видел его в Риме. У меня есть в моем прошедшем совершенно белые места, на к[оторых] ничего не отпечаталось — ничего не помню. В Риме же я был, должно быть, 1860, после смерти брата.3 Ваше желание написать мою биографию чрезвычайно трогает, умиляет меня, и я всей душой желал бы помочь вам. — О моих любвях:

Первая самая сильная была детская к Соничке Колошиной.4 Потом, пожалуй, Зинаида Молост[в]ова.5 Любовь эта б[ыла] в моем воображении. Она едва ли знала что-нибудь про это. Потом казачка в станице — описано в Казаках.6 Потом светское увлечение Щербатовой-Уваровой.7 Тоже едва ли она знала что-нибудь. Я б[ыл] всегда очень робок. Потом главное, наиболее серьезное — это была Арсеньева Валерия. Она теперь жива, за Волковым была, живет в Париже. Я был почти женихом («Семейное счастье»), и есть целая пачка моих писем к ней.8 Я просил Таню переписать их и послать вам.

Дневники мои я не даю кому попа[ло] переписывать, п[отому] ч[то] они слишком ужасны по своей мерзости. Но зато особенно интересны, и я сообщу их вам. Среди бездны грязи там есть признаки стремления на чистый воздух. Я непременно сообщу их вам. Самый светлый период моей жизни дала мне не женская любовь, а любовь к людям, к детям. Это б[ыло] чудное время, особенно среди мрака предшествующего.

Хочется взяться опять за воспоминания, да всё отвлекает другое. Писал ненужную статью о шекспировском навождении.9 Теперь, кажется, кончил и буду понемногу продолжать между делом воспоминания. Это такая приятная, легкая и увлекательная работа. Прощайте пока, братски целую вас с женой и детьми.

Л. Толстой.

1903. 27 ноября.

Отрывки впервые опубликованы в книге H. Н. Гусева «Толстой в молодости», М. 1927, стр. 88, 178, 298, 358.