Так что я очень легко могу себе представить, как по высочайшему повелению учреждается главное учреждение уничтожения земельной собственности и по губерниям — комитеты, которым поручена оценка земли и другие подробности. А какое бы величайшее благо сделал не только своему народу, но и всему миру тот русский царь, который предпринял бы такое дело. И как обеспечен бы был такой царь от всяких социалистических волнений и революционных козней! Как бы твердо он чувствовал себя, опираясь на лучших людей своего народа и на народные массы, которые ожидали бы от него осуществления своих заветных и самых законных желаний: права каждого человека кормиться с земли, данной богом не некоторым, а всем людям без исключения.

Таковы мои убеждения, но, как я и писал, очень может быть, что я ошибаюсь, и есть другие передовые цели, к достижению которых стремится человечество, и они должны стать целью, преследуемой правительством. Это может быть, но одно никак не может быть — это то, чтобы правительство, продолжая теперешнюю систему — поддерживать отжившее и, не став впереди своего народа, указывая ему цели, достижение которых дает ему истинное благо, чтобы такое правительство могло существовать еще долго.

Вчера пришло известие об убийстве Сипягина.⁷ Событие это ужасно, главное, той злобой, ненавистью, мстительностью, которые оно неизбежно вызовет в людях, но оно было неизбежно и обещает только еще худшие бедствия, если правительство не изменит совершенно свой курс. Добрый порядок может быть основан только на разумном согласии и любви, а на насилии, казнях, мести ничего не может быть основано, кроме таких же насилий, жестокостей, мести, которые могут быть отсрочены, но неизбежно придут в свое время.

Простите, что утрудил Вас таким длинным письмом, но мне хотелось, чтобы Вы понимали мои мотивы, и, кроме того, я взволнован и своей слабостью — пишу лежа — и, главное, ужасным событием убийства Сипягина, предвещающим всё большее и большее озлобление и зверства с обеих сторон, тогда как так легко избежать этого.

Прощайте. От всей души желаю Вам всего хорошего в Вашей личной и, главное, духовной жизни.

Любящий Вас Лев Толстой.

5 апреля 1902.

Впервые опубликовано по копии в «Красном архиве» 1927, 2(21), стр. 235—236.

¹ Телеграмма с уведомлением о передаче письма Толстого Николаю II. Датирована 28 января. См. письмо № 203.

² В. Г. Чертков получил эти сведения от своей двоюродной сестры кн. Е. М. Барятинской.

³ Генри Джордж (1839—1897), американский буржуазный экономист. См. т. 67.

⁴ «Прогресс и бедность». Русский перевод С. Д. Николаева, второе издание. СПб. 1906.

⁵ «Общественные задачи». Русский перевод С. Д. Николаева, с предисловием Толстого, М. 1907.

⁶ [система единого земельного налога,]

⁷ Дмитрий Сергеевич Сипягин (1853—1902), с 1900 г. министр внутренних дел, реакционер, жестоко подавлявший рабочее движение и волнения учащихся. Убит 2 апреля 1902 г. С. В. Балмашевым.

1902 г. Апреля 11. Гаспра.

О, как мне вас жалко, милый П[авел] А[лександрович], но не за то, что внешние условия вам тяжелы, а за то, что вы не можете сделать эти тяжелые условия для себя благом. Правда, что это тяжело. Я был старше вас и не мог это делать, но теперь знаю, что это можно, и успеваю в этом большей частью. Или внешние условия дают нам радость удовлетворения, или представляют из себя препятствия, вызывающие усиленную работу. И то и другое хорошо. Надо только быть уверенным, что всякие условия могут быть побеждены внутренней работой. А то мы сердимся на пол, о к[оторый] убились, и заняты им, а не собой, хотим наказать его, к нашему чувству примешивается злоба, и тогда начинается страдание, и не говорите про последствия, про то, как это отражается на детях. Последствий наших поступков мы никогда не можем знать. Будем заботиться только о том, чтобы поступки были хорошие. А чтобы они были хороши, надо, чтобы они были руководимы любовью, если же и не любовью, то, по крайней мере, чтобы в них не было зла, злого чувства. А чтобы подавить это чувство злое, надо думать не о том, что неприятно, а только о себе.

Простите за поучен[ие], к[оторое] не имею права делать, но к[оторое] часто делаю сам себе и с успехом. И потому хотелось сообщить вам рецепт.

Здоровье всё нехорошо, пульс 90—100 и слабость. Прощайте. Пишите.

Л. Т.

11 апреля 1902.

Ответ на письмо П. А. Буланже от 7 апреля 1902 г., в котором он писал о трудностях своей семейной жизни.

1902 г. Апреля 14. Гаспра.

Благодарю тебя, милый друг А[лексей] М[ихайлович], за твои заботы обо мне, вызванные твоими добрыми чувствами. Я, к сожалению, не так непокорен докторам, как пишут, а так слаб, что повинуюсь, делая все те очевидные глупости, которые они мне предписывают. Не знаю, как на тебя, но на меня болезнь всегда действует особенно благотворно. И я, за исключением редких минут физических страданий, доволен своим положением. Ты пишешь, что хочется высказать то, что считаешь нужным. Это есть, но есть и рассуждение о том, что то, что нужно высказать, выскажут и без меня. Мое же дело жить наилучшим образом до самого конца. И об этом я стараюсь. Надеюсь, что твое здоровье теперь хорошо, а если нет, то ты также сумеешь извлечь из него полезное для себя и других. Пишешь ли? Прощай, обнимаю тебя.

Любящий тебя друг старый

Лев Толстой.

P. S. Воскрес ли Христос в теле, я не знаю, и даже знаю, что нет, но что его учение воскресло во мне и живет во мне, это я знаю и этим очень счастлив.

Печатается и датируется по машинописной копии (сверено с рукописной копией Ю. И. Игумновой). Впервые опубликовано в «Русской мысли» 1913, 1, стр. 129.

Об Алексее Михайловиче Жемчужникове (1822—1908) см. т. 65, стр. 186—187.

Ответ на письмо Жемчужникова от 7 апреля 1902 г.: «Милый, дорогой друг Лев Николаевич, я всю зиму следил за состоянием твоего здоровья, то со страхом, то с надеждою, но в обоих случаях не решался писать ни тебе, ни Софье Андреевне. Было совестно вас беспокоить и бывало страшно заговорить с вами невпопад... Сегодня я прочел в «Русских ведомостях» от 6 апреля, что тебе лучше, но что ты много работаешь и в течение дня встаешь на несколько часов с постели, несмотря на запрещение врачей. Меня это известие так встревожило и огорчило, что я решил послать тебе немедленно телеграмму, в которой умоляю тебя, милый друг, себя не утомлять и беречь. И эту же просьбу повторяю тебе в этом письме. Ты желаешь и чувствуешь необходимость многое высказать. Но чтобы успеть это исполнить, не истощай своих сил, а делай все, что следует, для восстановления их... Мы почти вовсе не переписывались между собою в продолжение нашей жизни, но я уверен, что ты не сомневаешься в правоте и искренности моих чувств. Я думаю, что ты меня любишь, и если это так, то, пожалуйста, друг мой, исполни мою просьбу».

1902 г. Апреля 15. Гаспра.

Очень долго от тебя не было писем, милая Таничка, или так, по крайней мере, мне показалось.¹ Несколько раз в дню думаю: а вот придет Таня, и я скажу ей... Здоровье всё слабо, мама, верно, пишет тебе. Особенно тяжелы мне производимые надо мною глупые мудрствования и манипуляции врачей, к[оторым] я по слабости и по нежеланию огорчить окружающих покоряюсь.

Если бы больные неизлечимые чахоткой, раком знали свое положение и то, что их ожидает, они не могли бы жить. Так и наше правительство, если бы понимало значение всего совершающегося теперь в России, они — правител[ьственные] люди — не могли бы жить. И потому они хорошо делают, что заняты балами, смотрами, приемом Лубе² и т. п.