Лев Толстой.
16 февраля 1898.
Печатается по листу из копировальной книги. Отпечаток неясный. Имя адресата устанавливается предположительно. В копировальной книге оно не указано. Среди адресатов Толстого за 1898 г. нет других, кроме Александра Ивановича Ягна (р. 1818), которые обращались бы к Толстому с просьбой просмотреть рукопись.
В АТ имеются два письма Ягна: от октября 1897 г., в котором он сообщал, что посылает Толстому на просмотр рукопись своей статьи «Напрасные бедствия и страдания людей», и, вероятно, ответное письмо на публикуемое от 18 марта 1898 г., в котором он между прочим писал: «Очень жалею, что у Вас не было времени на прочтение моей рукописи».
1 Сверху вписано полстроки, которые разобрать не удалось.
40. А. Л. Флексеру.
1898 г. Февраля 16. Москва.
Дорогой Аким Львович.
Пожалуйста, если можно, включите следующее в мое предисловие.1
Почти в конце, после слов: «Никакие победы над природой не могут улучшить положение людей» — перед словами: «А медицина...» включить следующее:
И, как всегда бывает, чем ниже спускается деятельность людская, чем больше она отдаляется от того, чем должна быть, тем больше растет ее самоуверенность. То же получилось и с наукой нашего времени. Всё великое тихо, скромно, незаметно. Люди же науки нашего времени не только уверены в том, что они благодетели человечества, но и в том, что все науки прежних времен были односторонне направлены и все методы были ошибочны и что только наша наука и наш метод одни во всей истории мира — обладают непогрешимостью.
«Успехи науки нашего времени таковы, что тысячелетия не сделали того, что сделала наша наука в последнее столетие. В будущем же, идя по тому пути, по которому она идет, наука наша разрешит все вопросы и осчастливит всё человечество. Наука, наша наука, есть самая важная деятельность в мире. Посторонитесь все — наука идет, наша самая последняя, единственная настоящая наука».
А между тем никакая наука ни в какое время и ни в каком народе не была так мало важна и нужна, как теперешняя. Одна часть этой науки нашего времени посвящена оправданию существующего ложного порядка, другая же занята удовлетворением праздного любопытства или техническими и врачебными усовершенствованиями, приложение которых при теперешнем устройстве общества приносит людям более вреда, чем пользы.
Лев Толстой.
16 февр.
Впервые опубликовано в сборнике «Летописи», 2, стр, 170—171. Год в дате определяется по содержанию письма.
Аким Львович Флексер (Волынский, 1863—1926) — литературный, критик, идеолог раннего символизма. См. о нем в т. 70.
1 Речь идет о предисловии Толстого к статье Эдуарда Карпентера «Современная наука», переведенной в 1897 г. С. Л. Толстым. Толстой первоначально отказался от мысли о печатании этой статьи в «Северном вестнике» ввиду протеста С. А. Толстой. См. об этом в т. 70. Однако через некоторое время под влиянием C. Л. и T. Л. Толстых С. А. Толстая согласилась на опубликование статьи, которая и была напечатана в «Северном вестнике» 1898, 3, стр. 199—206.
Дополнение Толстого, сообщаемое в данном письме, в публикации «Северного вестника» появилось не на указанном им месте, а несколько ранее (стр. 204) и в измененном стилистически виде. Объясняется это тем, что Толстой, вслед за отсылкой своего письма, получил от Волынского корректуру предисловия, куда внес свои исправления. См. письмо к A. Л. Флексеру, № 41. См. также т. 31.
41. А. Л. Флексеру.
1898 г. Февраля 17. Москва.
Дорогой Аким Львович,
Посылаю вам исправленную коректуру. То, что я послал вчера, включено здесь. Кое-что еще изменено и прибавлено.1
Пожалуйста, прокоректируйте так, чтобы вследствие неясностей калиграфических или рассеянности не было бы бессмыслицы.
Очень обяжете. Когда будет набрано и исправлено, пришлите мне оттиск хоть в гранках.
Мне нужно для перевода за границу.
Ваш Л. Толстой.
Впервые опубликовано в сборнике «Летописи», 2, стр. 171. Датируется по содержанию.
1 См. прим. к письму № 40.
42. А. Л. Флексеру.
1898 г. Февраля 18. Москва.
Подождите печатать посылаю дополненную корректуру.
Толстой.
Телеграмма. Печатается по тексту телеграфного бланка. Впервые опубликовано в сборнике «Летописи», 2, стр. 171.
Толстой послал телеграмму вслед за исправленной корректурой предисловия к переводу статьи Э. Карпентера «Современная наука». См. письмо № 41.
* 43. Эльмеру Мооду (Aylmer Maude).
1898 г. Февраля 18—19? Москва.
С большою робостью посылаю вам несколько измененную 20-ю главу. Если не поздно и вы не устали, внесите эти поправки в ваш перевод.
Больше поправок не будет.
Печатается по фотокопии. Датируется предположительно, на основании ответного письма Моода от 10 марта нов. ст., в котором Моод писал: «Я только что закончил перевод 20-й главы, которую получил от вас в прошлый понедельник», то есть 23 февраля ст. ст.
* 44. П. А. Буланже.
1898 г. Февраля 19. Москва.
19 февр.
Давно нет от вас писем, дорогой друг П[авел] А[лександрович]. Видно, вам нехорошо. Вам не хочется огорчать меня (но вы ошибаетесь, что меня огорчит узнать о вашем душевном состоянии), а радостного вам написать мне нечего. Так же вы относитесь и к Русановым, хотя я и не успел прочесть вашего письма к ним, они мне рассказали его содержание, и мне кажется, что вы и там показываете себя, свою душу, с одной стороны, только тогда, когда она в возбужденном состоянии. А мне хочется чувствовать вас, каковы в будничном состоянии; и таким я почувствовал из вашего письма Мар[ье] Вас[ильевне].1 И признаюсь, что письмо это произвело на меня унылое впечатление. Вам надо работать, чтобы устроить свою — семьи, жизнь, а вы проводите время в занятиях, из кот[орых] ничего в матерьяльн[ом] отношении выдти не может. А средства тают, приходят к концу. А потом что? И на меня нашла грусть, тоска, раскаяние и, главное, жалость за вас, за М[арью] Викт[оровну]. Но это была минута слабости. Я перенес всё дело, как делаю всегда в тяжелые, трудные минуты, в высшую инстанцию, от суда людского на суд бога, и вдруг — как и всегда бывает, то, что было запутано, стало просто, что было мучительно, стало радостно, что было страшно, перестало быть таким: делал и делает то, чего от него хочет бог, так чего же еще. Стало быть, всё не дурно, а хорошо. И как всегда тоже бывает со мной, подвергнув дело суду высшей инстанции, я опять вернулся к вопросам низшей. И вопросы стали другие. Вопрос не то, что будет — это мы не знаем, или скорее знаем, что будет хорошо, если мы будем делать волю бога (главное, не нарушать любовь), а вопрос в том, что мне, Толстому, делать в этом случае, как и чем служить брату. И вот этот вопрос я задал себе и не нашел еще прямого ответа — прошу вас и М[арью] В[икторовну] помочь мне в этом — не могу ли я чем служить, но нахожусь в состоянии искания ответа на этот вопрос и сильного желания на что-нибудь пригодиться вам. Теперь хоть тем, чтобы выразить вам мою горячую любовь к вам и к Мар[ье] Викт[оровне], и страстное желание того, чтобы вы, любя, помогая друг другу, несли бремя, кот[орое] может быть радостно и легко, если вы захотите.
