² Василий Степанович Перфильев (1826—1890), которого Толстой просил оказать содействие по делу И. И. Петрова, — в то время московский губернатор, приятель Толстого в первую половину его жизни. Сын жандармского генерала С. В. Перфильева, со всей семьей которого Толстой поддерживал знакомство. С 1857—60 гг. был Кирсановским уездным предводителем дворянства. Первым браком был женат на троюродной сестре Толстого, Прасковье Федоровне Толстой.

³ Толстой работал в это время над драмой «Власть тьмы». См. прим. 2 к следующему письму, № 122 от 14 ноября 1886 г.

⁴ Никита по прозванию Ясенский — молодой крестьянин из бедняков Никита Васильевич Минаев (р. 1864, ум. между 1908 и 1913 г.), из деревни Ясная поляна. Сохранившиеся письма его за 1886 г. к Черткову дают ясное представление и о личности его, и об условиях, при которых воззрения Толстого проникали в среду наиболее развитых яснополянских крестьян. Никита Минаев познакомился с Чертковым у «Борисовича» (Исаак Борисович Файнерман), который, нанявшись в работники к яснополянскому крестьянину Константину Ромашкину, жил в избе у него, куда часто заходил поэтому сам Толстой и люди, близкие ему по воззрениям, и где происходили иногда беседы или общее чтение. Зимою — 8 января 1886 г. — Минаев писал Черткову: «Дайте мне пожалуйста хоть какое-нибудь дело. Я в настоящее время ничего не делаю... и ажно с ума схожу без дела. Вам наверно требуется переписать В чем моя вера или Еванглие [sic], Критика Бословии [sic]». В бездатном письме его, о котором Чертков говорит Толстому, Минаев сообщает, что он решил жениться и в виду этого просит одолжить ему денег. Затем, раздумав жениться и, очевидно, проработав лето и осень в поле, в ноябре 1886 г. он попробовал заняться вместе с товарищем своим Петром Филипповичем Егоровым (р. в 1866 г.) разносною продажею книжек «Посредника» (об этом см. следующее письмо, № 122, от 14 ноября, и прим. 6 к нему). В феврале он писал Черткову: «Вот уж весна наступает, а у меня ни лошади, ни семенов», — и опять просил помочь ему деньгами, а затем сообщал о себе: «Я ужастно скучаю в настоящее время о том, что мы (курс, подл.) все рассеяны... и не с кем побеседовать... Братец по беседе Петра уехал в Полтаву... От Исаака Борисовича тоже нет никаких известий... А еще был друг, тот женился и отказался от старо-новой религии» (AЧ). В дальнейшем однако товарищ Минаева, Петр Егоров, повидимому, возвратился, и беседы — частью уже в несколько иной обстановке — вновь наладились, потому что 7 апреля 1887 г. Толстой пишет Софье Андреевне: «Вчера были кое-кто мужики вечером. Лева привел ребят Петра, Никиту и Андрея. Они наверху с фортепианами пели и плясали, а потом пили чай, а под конец и серьезно говорили и читали». (См. т. 84.)

1886 г. Ноября 14. Я. П.

Получилъ и послѣднее — съ приложеніемъ наставленія себѣ противъ искусителей — письмо. И радъ быль. Такъ и я думаю, когда думаю. Но странное и радостное дѣло. Прежде меня волновали quasi-возраженія, теперь не только не волнуютъ, но вовсе не интересують. Онъ¹ доказываетъ, что на основаніи или ученія Христа или разума надо убивать, судить, вѣрить церкви и т. п. Какъ же я теперь могу съ нимъ спорить? Знаете математическія пѣшки, гдѣ доказывается, что часть больше цѣлаго или 2 = 3. Если я занять, то никакъ не могу заинтересоваться распутываніемъ этой пѣшки. Сомнѣнія же въ томъ, что часть меньше цѣлаго или 2 = 2, во мнѣ не можетъ быть. Такъ и теперь. Я вижу, что я спорилъ, доказывалъ, распутывалъ софизмы только п[отому], ч[то] самъ былъ спутанъ и не видалъ очевиднаго.

Теперь же распутываніе пѣшекъ не интересуетъ меня. Кромѣ того вижу тщету этого занятія, т[акъ] к[акъ] пѣшекъ такихъ можетъ быть безчисленное количество. За ними не поспѣешь. Радуюсь очень, очень тому, что вы мнѣ пишете о вашихъ отношеніяхъ. Смотрите же, берегите ихъ. А я то буду радоваться. Чѣмъ я занять? — Написалъ драму на прелюбодѣяніе. Кажется, хорошо.² Еще календарь съ пословицами, послалъ Сытину печатать.³ Хотѣлось бы къ календарю написать на каждый день или на недѣлю хозяйственный [работы] мужицкія и бабьи. Напомнить про то, что нужно, и посовѣтовать, если что можно. Едва ли успѣю, но къ будущему году есть планъ прекраснаго мужицкаго календаря. Радовали меня за это время Джунковскій⁴ и его разсказы про Хилкова.⁵ Какой слуга Божій! —

Файнерманъ уѣхалъ ставиться въ солдаты, не знаю, что будетъ. Ребята Петръ и Никита идутъ с коробами.⁶—

Илья вышелъ изъ гимназіи, хочетъ отбывать солдатство. Отказъ не по силамъ ему крестъ, но по силамъ крестъ онъ, кажется, возьметъ. —

Теща умерла, жена застала и обрадовала ее, завтра она пріѣзжаетъ, 15-го. Прощайте, милые друзья, до свиданья.

Нынче получилъ отъ Оболенскаго письмо съ выпиской изъ письма къ вамъ о смерти и жизни.⁷ Хорошо бы докончить, сказать, что думаю. Спасибо ему, что прислалъ.

Л. Т.

Полностью печатается впервые. Отрывок напечатан в ТЕ 1913 г., отд. «Письма Л. Н. Толстого», стр. 41. На подлиннике рукой Черткова помечено: «14 ноября 84. Я. П.» Обозначение года представляет собой несомненную описку, что безусловно можно установить не только на основании архивного номера письма, но и на основании его содержания, которое может быть отнесено лишь к ноябрю 1886 г. Точная дата определяется указанием, заключающимся в самом письме: «завтра она приезжает, 15-го».

Толстой отвечает здесь на письмо Черткова из Лизиновки от 9 ноября, к которому было приложено несохранившееся «наставление себе». «...Мы живем здесь втроем, — пишет Чертков. — Мы двое — очень согласно и любовно. «Очень» — мало сказать — совсем. Покуда между нами не было и тени раздражения, а тем более ссоры. Мне раньше казалось, что это неизбежно. Теперь же я начинаю чувствовать возможность поддержания таких же отношений, какие установились между нами с самого начала... Пока просто я не могу даже в воображении представить себе, как это мы могли бы ухитриться поссориться или раздражиться друг против друга. Мне легче представить себе, что мы поднимемся на воздух и полетим, как птицы, или что-нибудь другое, одинаково невозможное»... Затем Чертков сообщает, что Ф. Э. Спенглер (см. прим. 4 к п. № 4 от 17 февраля 1884 г.), познакомившись в мае 1886 г. с О. Н. Озмидовой, предлагает ей «зажить вместе, семейно» и что Озмидова написала ему в ответ «дивное письмо, и доброе, и умное», которое однако не разрешает вопроса, так как она считает необходимым ранее поближе познакомиться с ним и зовет его в их земледельческую общину на Кавказ, что для Спенглера является невозможным. «Она прислала ему копию с вашего письма к ним, Озмидовым, с сравнением деятельности христианина с работою часовщика. Чудное это ваше письмо», — говорит Чертков. «Вообще если за последнее время я лично не получал писем от вас, то зато пришлось вынести много радости и пользы из некоторых ваших писем к другим людям. Напр, к Гале (черновые листки о жизни и смерти)... Да, так как знаю, что это вас интересует, то я хотел сказать вам про наши отношения к моей матери. Покуда они идут ровно, и как мне кажется, со дня на день улучшаются, за исключением тех дней, когда мать очевидно не в своей тарелке... Чувствуется, конечно, та ужасная роковая стена фанатической исключительности, которую мать сама себе поставила по отношению ко всем, не одинаково с ней понимающими догматы искупления и проч. Вследствие этого она не пользуется общением с Галею (и мною) настолько, насколько могла бы, и держит нас на известном отдалении от себя; а мы не чувствуем себя свободными и непринужденными, когда находимся с нею... Я... уже успел несколько раз погрешить против матери в делах и словах; а в мыслях грешу часто. Но, опять таки, я чувствую, что присутствие Гали вселяет в меня больше сердечности к матери, а я в этом очень нуждался». В заключение письма Чертков говорит: «Посылаю вам маленькое нравоучение, которое я сам себе написал для укрощения поднявшегося было порыва раздражения против успеха среди некоторых людей Фреевских писем к вам».