Пріѣхалъ я благополучно. Комната была топлена; я напился чаю съ Мар[ьей] Аф[анасьевной], поговорили объ Алексѣѣ¹ и его наслѣдствѣ. — Семенъ Степановичъ² умеръ за три дня до него, — и заснулъ. Нынче утромъ вышелъ въ 11 часовъ и опъянѣлъ отъ прелести утра. Тепло, сухо, кое-гдѣ съ глянцомъ тропинки, трава вездѣ, то шпильками, то лопушками, лѣзетъ изъ подъ листа и соломы; почки на сирени; птицы поютъ ужъ не безтолково, а ужъ что-то разговариваютъ, а въ затишьѣ, на углахъ домовъ, вездѣ и у навоза жужжатъ пчелы. Я осѣдлалъ лошадь и поѣхалъ къ Бибикову³ за хлѣбомъ. Онъ дома, и домъ запертъ. У него, какъ онъ говоритъ, скарлатина и дифтеритъ. Одинъ ребенокъ ужъ отболѣлъ; по моему, просто горло болитъ. Я не вошелъ къ нему. — Распоряженія твои всѣ передамъ, — часть ихъ уже сдѣлана — полы и лѣстница, — остальное сдѣлаемъ. Митрофанъ⁴ очень хорошо распоряжается; отдалъ покосы всѣ дороже, чѣмъ Алексѣй, и я думаю, отъ добра добра не ищутъ. Онъ очень старается и очень толковъ. Корова есть порядочная, но я думаю, везти туда и назадъ станетъ 20 р[ублей], а столько не обойдется даже прокатъ, а такъ какъ съ Петей⁵ устроились, то и ладно. Эту же корову посылаю взять. Митрофанъ подтвердилъ мое мнѣніе, что она 80 р[ублей] шутя стоитъ въ Тулѣ. — Читалъ днемъ, потомъ обошелъ черезъ пчельникъ и купальню. Вездѣ трава, птицы, медунички; нѣтъ ни городовыхъ, ни мостовой, ни извощиковъ, ни вони, и очень хорошо. Такъ хорошо, что мнѣ очень жалко васъ стало, и думаю, что тебѣ непремѣнно надо съ дѣтьми уѣзжать раньше, а я останусь съ мальчиками. Мнѣ съ моими мыслями вездѣ одинаково хорошо или дурно, а для моего здоровья вліянья городъ имѣть не можетъ, а для твоего и дѣтского большое. — Обѣдалъ — доѣдалъ тѣ роскоши, к[оторыя] ты тогда прислала и М[арья] А[ѳанасьевна] сохранила и потомъ, только только посидѣлъ съ книгой, ужъ солнце за заказъ стало красно заходитъ, я скорѣе дѣлать заряды, сѣдлать лошадь и поѣхалъ за Митрофанову избу. — Летали далеко отъ меня и мало, ни разу не выстрѣлилъ, но много, какъ всегда, религіозно думалъ и слушалъ дроздовъ, тетеревовъ, мышей по сухимъ листьямъ, собачій лай за засѣкой, выстрѣлы ближніе и дальніе, филина — даже Булька⁶ на него лаяла, — пѣсни на Грумантѣ.⁷ Мѣсяцъ взошелъ съ цравой стороны изъ за тучъ; дождался пока звѣзды видны, и поѣхалъ домой. И вотъ, только пріѣхалъ, пишу. Чай готовъ, и Аг[аѳья] Мих[айловна] сидитъ. Я еще съ ней не говорилъ. Мнѣ ее очень жалко. Изъ нашего грѣха, кажется, никакого не вышло; Алексѣй оставилъ все въ порядкѣ, но изъ-за Алексѣева наслѣдства грѣха уже вышло много. Варвара⁸ уже приходила и плачетъ, что все досталось племяннику. —

Прощай, милая, обнимаю тебя и дѣтей.

Прилагаю письма Ганны.⁹

На конверте: Е. С. Графинѣ Софьѣ Андревнѣ Толстой.

Печатается по автографу, хранящемуся в АТБ. Два отрывка из письма впервые опубликованы в Б, II, стр. 429—430; полностью письмо напечатано по копии, сделанной С. А. Толстой, в ПЖ, стр.. 158—160. Датируется на основании слов следующего письма от 9 апреля: «Не прими вчерашний мой план», — соответствующий содержанию настоящего письма. В ПЖ датировано 7 апреля 1882 г.

¹ Только что скончавшийся А. С. Орехов.

² С. С. Орехов, брат А. С. Орехова.

³ Александр Николаевич Бибиков.

⁴ М. Н. Банников после смерти Орехова стал выполнять обязанности управляющего по Ясной поляне.

⁵ П. А. Берс.

⁶ Охотничья собака.

⁷ Деревня в трех верстах от Ясной поляны. В своих «Воспоминаниях» (глава X) Толстой засвидетельствовал: «В трех верстах от Ясной поляны есть деревушка Грумонт (так названо это место дедом, бывшим воеводой в Архангельске, где есть остров Грумонд)».

⁸ В. Н. Михайлова, вторая дочь дядьки Николая, жена шорника Ивана Алексеевича. Ее сестра Евдокия (ум. 1879 г.) была замужем за А. С. Ореховым, чем объясняются претензии Варвары на наследство Орехова.

⁹ Бывшая гувернантка у Толстых Ханна Тарсей.

1882 г. Апреля 9. Я. П.

Пятница 1/210-го.

Сейчасъ пришелъ съ пчельника, стрѣлялъ 3 раза, ничего не убилъ. — Чудный вечеръ, тепло, тихо, мѣсяцъ свѣтитъ. Много хорошаго думалъ, и написалъ бы, да чувствую, ты будешь читать другимъ, и буду готовиться. — Не прими вчерашній планъ — мнѣ остаться въ Москвѣ до конца экзамена за combat de générosité.¹ Мнѣ будетъ очень радостно оставаться, зная, что ты съ дѣтьми въ Ясной. И исполняю всѣ дѣла московскія въ исправности. Доставь и мнѣ это удовольствіе. А я найду себѣ занятія въ Москвѣ; можетъ быть, коректуры будутъ.² —

Вчера Аг[аѳья] Мих[айловна] долго сидѣла и плакала, и горевала, какъ всегда странно, но искренно: «Левъ Н[иколаевичъ], батюшка, скажи что жъ мнѣ дѣлать. Я, боюсь, съ ума сойду. Приду къ Шумихѣ,³ обниму ее и заплачу; нѣтъ, Шумиха, нашего голубчика», и т. д. И сама плачетъ. А нынче ѣду изъ Ясенковъ, куда я ѣздилъ взять пистоновъ, патроновъ и конвертовъ, и на встрѣчу ѣдетъ тройка хорошихъ мужицкихъ лошадей маленькой рысью, сидятъ на передкѣ два молодыхъ парня и везутъ что то странное, — мнѣ показалось — цвѣты въ горшкахъ и все въ цвѣту розовое, бѣлое. Поровнялся ближе — ящикъ черный и весь укладенъ вѣнками живыхъ, свѣжихъ цвѣтовъ. — Что везете? — Господина. — Какого? — Мертваго господина. — Кто онъ? — Глазковъ.⁴ — Везутъ въ имѣнье. Такъ странно.

Вчера послѣ Аг[афьи] Мих[айловны] поѣлъ я капусты на ночь. И такой капусты, какъ у Мар[ьи] А[фанасьевны], нѣтъ нигдѣ на свѣтѣ. Долго не могъ заснуть, но спалъ хорошо. И нынче съ удовольствіемъ позанялся. Хотя мало, но толково, такъ что испытываю давно неиспытанное чувство, что заработалъ хлѣбъ. A хлѣбъ отличный — щи зеленые, солонина и опять капуста съ квасомъ.

Утромъ до кофея ходилъ на деревню къ старостѣ, и тамъ съ тремя стариками: Матвѣй Егоровъ,⁵ Титъ⁶ и Петръ Осиповъ⁷ — судили, какъ раздѣлить безъ грѣха Алексѣево наслѣдство. Варвара одна ужасно жадничаетъ. Ну какже не зло проклятыя деньги. Она плачетъ отъ зависти, и жалко ее. Надо будетъ постараться⁸ развязать грѣхъ, какъ ты съ Лoxмачихой.⁹

Еще за Хининомъ одна жалкая Воробьевская¹⁰ приходила; еще одна, оставшаяся послѣ мужа, посаженнаго въ острогъ прокурорами, прежалкая; я и его, и ее знаю. Еще Курносенкова¹¹ вдова не можетъ раздѣлаться съ Гр[игоріемъ] Болхинымъ¹² за землю. И этихъ надѣюсь помирить. — Осипъ Наумычъ¹³ сидѣлъ утромъ. Принесъ меду. И все жалуется на сына. Посылаетъ ночевать на осякъ. Холодно подъ шубенкой одной. Гонитъ; а то, говоритъ, не стану хлѣбомъ кормить. — Вотъ эпизодъ изъ настоящей нужды деревенской, кот[орую] такъ мы мало знаемъ.

Писемъ отъ тебя не получалъ и сейчасъ повезу на Козловку это письмо незапечатанное. Тамъ припишу въ отвѣтъ. Ночь чудная — ни городовыхъ, ни фонарей, a свѣтло и спокойно. Изъ хозяйственныхъ дѣлъ одно чуть было не огорчило меня, — это то, что за садомъ мыши объѣли штукъ 300 прекрасныхъ яблонь. — Другое то, что мы должны были Ал[ексѣю] Степ[ановичу], а теперь его наслѣднику жалованья 260 р. Это вѣрно по книгамъ и его книжкѣ, а всетаки мнѣ чуть было не показалось непріятно. —

Взялъ я съ собой Бальзака¹⁴ и съ удовольствіемъ читаю въ свободный минуты. — Видишь ли, я исполняю твою программу писанія писемъ — нигдѣ не пишу: I hope,¹⁵ а все про себя. А между тѣмъ много бы хотѣлось сказать разныхъ I hор’овъ и о тебѣ и о маленькихъ, и о здоровьи Маши, и объ ученьѣ Илюшѣ, и о страстности къ веселью и унылости къ занятіямъ Тани. Ну вотъ, обнимаю тебя и дѣтей.

Сейчасъ получилъ твое хорошее письмо.¹⁶ Прекрасно сдѣлала, что не пустила Таню,¹⁷ и все пока хорошо у тебя, также какъ у меня. Что дастъ Богъ завтра. Цѣлую тебя, милая.