Въ деревнѣ было не лучше. То же игнорированье меня, не одной тобой, но и подраставшими дѣтьми, естественно склонными усвоить потакающій ихъ слабостямъ, вкусамъ и тотъ взглядъ на меня, какъ на добраго, не слишкомъ вреднаго душевнобольнаго, съ к[оторымъ] надо только не говорить про его пунктъ помѣшательства. Жизнь шла помимо меня. И иногда, ты не права была въ этомъ, ты призывала меня въ участіи въ этой жизни, предъявляла ко мнѣ требованія, упрекала меня за то, что я не занимаюсь денежными дѣлами и воспитаніемъ дѣтей, какъ будто я могъ заниматься денежными дѣлами, увеличивать или удерживать состояніе для того, чтобы увеличивать и удерживать то самое зло, отъ к[отораго] гибли, по моимъ понятіямъ, мои дѣти. И могъ заниматься воспитаніемъ, цѣль кот[ораго] гордость — отдѣленіе себя отъ людей, свѣтское образованіе и дипломы, были то самое, что я зналъ за пагубу людей. Ты съ дѣтьми выраставшими шла дальше и дальше въ одну сторону — я въ другую. Такъ шло года, годъ, два — пять лѣтъ. Дѣти росли <и порча ихъ росла>, мы расходились дальше и дальше³⁷ и мое положеніе становилось ложнѣе и тяжелѣе. Я ѣхалъ съ людьми, заблудившимися по ложной дорогѣ, въ надеждѣ своротить ихъ: то ѣхалъ молча, то уговаривалъ остановиться, повернуть, то покоряясь имъ, то возмущаясь и останавливая. Но чѣмъ дальше, тѣмъ хуже. Теперь ужъ установилась инерція — ѣдутъ, п[отому] ч[то] такъ по[ѣ]хали, уже привыкли и мои уговариванья только раздражаютъ. <Мнѣ осталось одно: не потворствовать и тянуть, пока вытяну жилы въ обратную сторону.> Но мнѣ отъ этаго не легче и иногда, какъ въ эти дни, я прихожу въ отчаяніе и спрашиваю свою совѣсть и разумъ, какъ мнѣ поступить, и не нахожу отвѣта. Выборовъ есть три: употребить свою власть: отдать состояніе тѣмъ, кому оно принадлежитъ — рабочимъ, отдать кому нибудь, только избавить малыхъ и молодыхъ отъ соблазна и погибели; но я сдѣлаю насиліе, я вызову злобу, раздраженіе, вызову тѣ же желанія, но не удовлетворенныя, что еще хуже, 2) уйти изъ семьи? — но я брошу ихъ совсѣмъ однихъ, — уничтожить мое кажущееся мнѣ недѣйствительнымъ, а можетъ быть, дѣйствующее, имѣющее подѣйствовать вліяніе — оставлю жену и себя одинокимъ и нарушу заповѣдь, 3) продолжать жить, какъ жилъ; вырабатывая въ себѣ силы бороться со зломъ любовно и кротко. Это я и дѣлаю, но не достигаю любовности и кротости и вдвойнѣ страдаю и отъ жизни и отъ раскаянія. Неужели такъ надо? Такъ въ этихъ мучительныхъ условіяхъ надо дожить до смерти? Она не далека ужъ. И мнѣ тяжело будетъ умирать съ упрекомъ за всю ту безполезную тяжесть послѣднихъ годовъ жизни, к[оторую] едва ли я подавлю и передъ смертью, и тебѣ провожать меня съ сомнѣніемъ о томъ, что ты могла бы не причинять мнѣ тѣхъ единственныхъ тяжелыхъ страданій, к[оторыя] я испыталъ въ жизни. — Боюсь, что эти слова огорчатъ тебя, и огорченіе твое перейдетъ въ раздраженіе.

Представь себѣ, что мнѣ попадется твой дневникъ, въ кот[оромъ] ты высказываешь свои задушевныя чувства и мысли, всѣ мотивы твоей той или другой дѣятельности, съ какимъ интересомъ я прочту все это. Мои же работы всѣ, к[оторыя] были ничто иное, какъ моя жизнь, такъ мало интересовали и интересуютъ тебя, что такъ изъ любопытства, какъ литерат[урное] произведеніе прочтешь, когда попадется тебѣ; a дѣти, тѣ даже и не интересуются читать. Вамъ кажется, что я самъ по себѣ, а писанье мое само по себѣ. —

Писанье же мое есть весь я. Въ жизни я не могъ выразить своихъ взглядовъ вполнѣ, въ жизни я дѣлаю уступку необходимости сожитія въ семьѣ; я живу и отрицаю въ душѣ всю эту жизнь, и эту то не мою жизнь вы считаете моей жизнью, а мою жизнь, выраженную въ писаніи, вы считаете словами, не имѣющими реальности.

Весь разладъ нашъ сдѣлала та роковая ошибка, по к[оторой] ты 8 лѣтъ тому назадъ признала переворотъ, к[оторый] произошелъ во мнѣ <чѣмъ то неестествен[нымъ]>; переворотъ, к[оторый] изъ области мечтаній и призраковъ привелъ меня къ дѣйствительной жизни, признала чѣмъ то неестественнымъ, случайнымъ, временнымъ, фантастическимъ, односторонним,³⁸ который не надо изслѣдовать, разобрать, а съ которымъ надо бороться всѣми силами. — И ты боролась 8 лѣтъ и результатъ этой борьбы тотъ, что я страдаю больше, чѣмъ прежде, <задыхаюсь>, но не только не оставляю принятаго взгляда, но все дальше иду по тому же направленію и задыхаюсь въ борьбѣ и³⁹ своимъ страданіемъ заставляю страдать васъ.

Какже тутъ быть? Странно отвѣчать, потому что отвѣтъ самый простой: надо сдѣлать то, что надо было сдѣлать съ самаго начала, что люди дѣлаютъ, встрѣчаясь со всякимъ препятствіемъ въ жизни: <уничтожить это препятствіе силою или> понять, откуда происходитъ это препятствіе и понявъ уничтожить это препятс[твіе] или, признавъ его неустранимымъ, покориться ему.

Вы приписываете всему, только не одному: тому, что вы причиной, невольной, нечаянной причиной моихъ страданій. —

Ѣдутъ люди и за ними валяется избитое въ кровь, страдающее, умирающее существо. Они жалѣютъ и хотятъ помочь, но не хотятъ остановиться. Отчего не попробовать остановиться?

⁴⁰Вы ищете причину, ищите лѣкарство. Дѣти перестанутъ объѣдаться (Вегетаріанство). Я счастливъ, веселъ (несмотря на отпоръ, злобные нападки). Дѣти станутъ убирать комнату, не поѣдутъ въ театръ, пожалѣютъ мужика, бабу, возьмутъ серьезную книгу читать — я счастливъ, веселъ, и всѣ мои болѣзни проходятъ мгновенно. Но вѣдь этаго нѣтъ, упорно нѣтъ, нарочно нѣтъ.

Между нами идетъ борьба на смерть — Божье или не божье. И такъ какъ въ васъ есть Богъ, вы⁴¹

Надо вникнуть въ то, что движетъ мною и что я выказываю, какъ умѣю, тѣмъ болѣе это нужно, что рано или поздно — судя по тому распространенію и сочувствію, к[оторое] возбуждаютъ мои мысли — придется понять ихъ, не такъ, какъ старательно ихъ понимаютъ навыворотъ, тѣ, к[оторымъ] онѣ противны, что я только проповѣдую то, что надо быть дикимъ и всѣмъ пахать, лишиться всѣхъ удовольствій, — а такъ, какъ я ихъ понимаю и высказываю.

Отрывок из письма впервые опубликован в «Литературном наследстве», 19—21, стр. 706. Полностью печатается впервые по автографу, хранящемуся в АТБ. Датируется по содержанию письма: 1) в письме есть фраза: «ты так хлопотала в Петербурге и горячо защищала запрещенные статьи», — имеется в виду поездка С. А. Толстой в ноябре 1885 г.; 2) другая ориентирующая фраза Толстого: «..... в «Исповеди», написанной в 79 году, но выражающей чувства и мысли, в которых я жил года два тому назад — следовательно, без малого 10 лет тому назад». Слова «два года тому назад» указывают на 1877 г.; слова «без малого 10 лет тому назад» позволяют отнести письмо к 1885—1886 г.; 3) есть письмо М. Л. Толстой к Т. Л. Толстой, писанное из Москвы в имение Олсуфьевых от 21 декабря 1885 г. В этом письме М. Л. Толстая пишет: «У нас за обедом был сегодня довольно неприятный разговор. Мама все на вегетарианство нападала. Она прочла письмо, которое папа ей оставил, и оно ее повидимому расстроило. До сих пор она была довольно весела. Ну да это обойдется». Предполагаем, что М. Л. Толстая имеет в виду настоящее письмо, почему и относим его к 15—18 декабря 1885 г. Уезжая к Олсуфьевым, Толстой оставил письмо в Москве. В начале автографа пометка С. А. Толстой: «Не отданное и не посланное письмо Льва Николаевича к жене».

Толстой в конце 1885 г. испытал кризис в связи с теми тяжелыми для него переживаниями, которыми сопровождался разлад, возникший у него в семье. Одним из поводов было отрицательное отношение Толстого к издательской деятельности С. А. Толстой, открывшей подписку на собрание сочинений Толстого. Толстому претило то, что распространение его писаний сопровождается получением доходов. В неотправленном письме к В. Г. Черткову того времени он так писал о своей семье: «То, что я пишу, об этом не читают, что говорю, не слушают или в раздражении отвечают, как только поймут, к чему идет речь; что делаю, не видят или стараются не видеть... Разорвать же всё, освободить себя от лжи без раздражения не умею..... Когда оглянешься..... на ту ложь, в которой живешь и когда слаб духом, то делается отвращение к себе и недоброжелательство к людям, ставящим меня в это положение..... Теряешь эту опору, эту жизнь истинную на время, как я ее сейчас потерял, и тогда тяжело бьешься, как рыба на берегу..... Писал это два дня тому назад. Вчера не выдержал и стал говорить [очевидно, с С. А. Толстой], сделалось раздражение, приведшее только к тому, чтобы ничего не слыхать, не видать и всё относить к раздражению. Я целый день плачу один сам с собой и не могу удержаться..... Крошечное утешение у меня в семье — это девочки. Оне любят меня за то, за что следует любить, и любят это». Этими тяжелыми переживаниями и объясняется отъезд Толстого из Москвы в деревню в сопровождении дочери Татьяны. Об этом конфликте С. А. Толстая писала сестре Т. А. Кузминской 20 декабря 1885 г.: «Случилось то, что уже столько раз случалось: Левочка пришел в крайне нервное и мрачное настроение. Сижу раз, пишу, входит; я смотрю — лицо страшное. До тех пор жили прекрасно; ни одного слова неприятного не было сказано, ну ровно, ровно ничего. «Я пришел сказать, что хочу с тобой разводиться, жить так не могу, еду в Париж или в Америку». Далее С. А. Толстая описывает, что хотела уехать к Кузминским. «Стал умолять: останься. Я осталась; но вдруг начались истерические рыдания, ужас просто, подумай, Левочка, и всего трясет и дергает от рыданий». Cp. также письмо С. А. Толстой в примечании 4 к письму Толстого от 21 или 22 декабря.