И таково христианское учение.

Не надо смешивать христианство, как исторический факт, с тем первоисточником, из которого оно произошло. Только благодаря беспримерной недобросовестности могли приписать святость тому, что теперь называется «католической верою». Что отрицал Христос? Как раз то, что теперь называется католической церковью.

Католическая церковь — это полная противоположность тому, что послужило началом христианского учения. Как раз то, что в католическом церковном смысле — Христово, в корне своем — не Христово. Вместо символов там, в церкви, — предметы и лица; вместо вечных событий — история; вместо практики жизни — католические правила, обряды и догмы. Христианство в существе своем равнодушно к культу, священникам, церкви, богослужению.

Практика христианства не имеет в себе никаких фантасмагорий; оно есть средство быть счастливым:

«Нельзя делать различий между чужими и своими. Нельзя гневаться, никого не надо унижать. Милостыню твори тайно. Не надо клясться. Не надо судить. Надо мириться и прощать. Молиться надо втайне».

Иисус обращается прямо к сути дела, к «царствию божью» в сердце человеческом, и пути к нему указывает не внешние, состоящие в соблюдении правил иудейской церкви, которой он не признает, а внутренние. Он думает не о внешнем, а о внутреннем.

Так же относится он и ко всем грубым приемам общения с богом: он учит, как надо жить, чтобы чувствовать себя «обожествленным», учит, что нельзя прийти к этому состоянию через самоистязание. Чтобы стать божественным, главное — это отречься от себя.

Католицизм есть нечто в корне отличное от того, что делал и чего хотел Христос. Христианство представляет из себя великое противоязыческое движение; но учение это, жизнь и слово Христа были подвергнуты совершенно произвольному истолкованию, ради совершенно чуждых христианству целей, и потом были переведены на язык уже существовавших религий.

Тогда как Иисус учил миру и счастию, католицизм оказался выражением мрачного отношения к жизни, и притом отношения слабых, немощных, угнетенных, страждущих.

Евангелие возвещает, что униженным и бедным открыт доступ к счастью; для этого надо только освободиться от всякой установившейся опеки высших классов. Собственность, приобретения, родина, сословие и положение, суд, полиция, государство, церковь, образование, искусство, войско — всё это препятствия к достижению счастья, — заблуждения, наваждения дьявола, которым Евангелие грозит страшным судом.

Католицизм сделал из христианства учение, которое в конце концов примиряется с государством: ведет войну, судит, пытает, клянется и ненавидит.

Ему необходимо выдвинуть на первое место понятие вины, греха, ему нужна не новая жизнь по учению Христа, а новый культ, новая вера в чудесное преображение («искупление» через веру).

Он, католицизм, сделал из истории жизни и смерти Христа самый произвольный выбор, всё подчеркнул здесь по-своему, везде переместив центры тяжести, — словом, уничтожил первоначальное христианство.

Борьба с языческими и еврейскими священниками и церковью свелась, благодаря католицизму, к созданию новых священников и богословия, — к новому классу властвующих, — опять к церкви.

В этом весь юмор, трагический юмор: католицизм восстановил в общих чертах всё то, что уничтожил Христос. В конце концов, когда вновь создалась католическая церковь, она даже государство взяла под свое покровительство.

Католицизм — как раз то, против чего проповедывал Христос и с чем он заповедал своим ученикам бороться.

Когда преступник, разбойник на кресте, терпящий тяжелую смерть, рассуждает: «Праведно страдать и умирать так, как Иисус, без ропота и гнева, с добротою и покорностью», — он утверждает Евангелие и попадает в рай.

Христианство осуществимо в каждую данную минуту; оно не нуждается ни в метафизике, ни в аскетизме, ни в «естественных науках». Христианство есть жизнь. Оно учит, как действовать.

Тот, кто скажет: «я не хочу быть военным», «мне дела нет до суда», «полиции мне не надо», «я не хочу делать ничего такого, что могло бы нарушить мой внутренний мир», и «если я от этого пострадаю, то ничто так не умиротворит меня, как это страдание», — тот будет истинным христианином.

Ницше.

Жизнь есть движение, а потому и благо жизни не есть известное состояние, а известное направление движения.

Такое направление есть служение не себе, а богу.

Одни ищут блага или счастья во власти, другие — в науке, третьи — в сластолюбии. Те же люди, которые действительно близки к своему благу, понимают, что оно не может быть в том, чем владеть могут только некоторые люди, а не все. Они понимают, что истинное благо человека таково, что им могут обладать все люди разом, без раздела и без зависти; оно таково, что никто не может потерять его, если он сам того не захочет.

Паскаль.

Счастье — это то, чего человек желает для себя одного; благо — это то, чего человек желает для себя вместе со всеми. Счастье достигается борьбой, благо, напротив, покорностью.

Настоящих благ немного. Настоящее благо только то, что благо и добро для всех.

И потому, если хочешь быть полезным, а не вредным людям, делай только то, что согласно с общим благом. Кто будет поступать так — приобретет себе благо.

Марк Аврелий.

Истинное добро есть служение богу. Служение достигается всегда тратой своей животной жизни, так же как свет достигается только тратой горючего материала.

Делая добро ближним, мы, сами того не замечая, делаем гораздо более для себя, чем для других.

Из «Благочестивых мыслей».

Делай добро, не разбирая кому. Добро, которое ты сделал, не пропадет, хотя бы ты и забыл про него.

В том, чтобы делать добро, единственно верное средство быть счастливым.

Чем ближе то, что делает или испытывает человек, к истинному благу, тем естественнее желание поделиться этим благом с другими.

Все люди, занятые истинно важным делом, всегда просты, потому что не имеют времени придумывать лишнее.

Всякая потребность утихает, а всякий порок увеличивается от удовлетворения.

Амиель.

Всякое новое желание есть начало новой нужды, зачаток новой скорби.

Вольтер.

Раб своих страстей — самый низкий из рабов.

Талмуд.

Чем больше ты окружаешь себя нуждами, тем большему подвергаешься рабству: потому что, чем в большем ты будешь нуждаться, тем более сократишь свою свободу. Совершенная свобода состоит в том, чтобы вовсе ни в чем не нуждаться, а следующая за нею — нуждаться в немногом.

Иоанн Златоуст.

Наслаждение, роскошь — вот что вы называете счастием, а я думаю, что ничего не желать — это блаженство богов, и потому нуждаться лишь в небольшом есть приближение к этому высшему счастью.

Сократ.

Мы должны жить не для нашего тела, но как бы поневоле считаясь с ним. Эпикур говорит: «Если вы станете жить сообразно природе, то никогда не будете бедны; если же будете жить сообразно общепринятым условным обычаям, то никогда не будете богаты. Природа требует немногого; господствующие же обычаи требуют излишеств».

Сенека.