⁸ В их имение Поповку, Алексинского уезда Тульской губернии.

⁹ Письмо не сохранилось.

¹⁰ Письмо Толстого к Л. Л. Толстому неизвестно.

1892 г. Ноября 12. Я. П.

Пишу тебе, милый друг, из нашей столовой (передней). Мы с Таней только что пили чай, Филипок¹ пошел закладывать. А мы только что прочли вслух Потап[енки] очень милый рассказ: «Поздно». У Тани болят немного зубы (в роде флюса), я здоров, но очень стар. Беспокоюсь о Маше,² хотя надеюсь по всему, что она доехала до мятели. Нынче морозно и много снега. Мы вчера еще собрались в Пирог[ово], но в 12 пошел снег, мы отложили, а нынче было тоже снежно, да и у Т[ани] заболели зубы, так что мы совсем отложили. — Два дня не писал тебе, и мне скучно. Но за то получали два дня письма твои,³ и хорошие. Письмо о девочках пришло после того, в к[отором] ты о них пишешь. — Ваня! Мы скоро приедем и будем тебя носить в корзинке. И туда принесем, что ты не догадаешься. А когда откроем крышку, ты увидишь то, чего ты никогда не видал. Целую тебя, и мама, и братьев. — Если мой башлык в Москве, пришлите мне.

Л. Т.

На обороте: Москва. Хамовники, № 15. Графине Софье Андревне Толстой.

¹ Филипп Петрович Борисов — конюх.

² М. Л. Толстая поехала в Бегичевку.

³ От 8 и 9 ноября.

1892 г. Ноября 15. Я. П.

Вчера не получили писем, но только от того, что не были на Козловке. Сейчас 10-й час, едет Таня и получит за 2 дня. Дай Бог, чтобы хорошие — и от Маши должно бы быть известие. Погода прекрасная — бодрящая. Вчера я опять был в Туле у Давыдова. Тянет меня туда набор, к[оторый] мне нужно было видеть,¹ и прогулка. Нынче хорошо занимался и ходил только гулять, зашел к Константину.² Девочка³ жива, но жалкая, жалкая. Голова с кулачок. Удивительные те законы, по к[оторым] одни дети и люди живут, а другие мрут, но есть законы. Bodelaire⁴ получил. Не стоило того. Это только, чтобы иметь понятие о степени развращения fin de siècl'а.⁵ Я люблю это слово и понятие.

У нас тепло в доме, и мы здоровы. Вечером у Тани были девочки крестьянские, и я ей помогал учить. У нас возили в солдаты Курнос[енкова]⁶ и Жарова,⁷ и пьяны, — как и должно быть — они подрались, и один рекрут пырнул ножом Ефима Жарова, — кажется, не опасно. А Курнос[енкова] приняли, несмотря на то, что он ездил к женщине, к[оторая] умеет отчитывать от солдатства, и он заплатил ей деньги. Сопоцько пишет частые письма о положении там.⁸ Должно быть очень тяжело. Я теперь часто вспоминаю свои распоряжения об уменьшении порции хлеба и т. п. и ужасаюсь на свою жестокость, так притерпишься. А удивительно, как нынешний год все равнодушны к голоду, а он есть, и сильный. Прощай, милый друг, до скорого свиданья.

Целую тебя и детей.

¹ О рекрутском наборе идет речь в статье Толстого «Царство божие внутри вас».

² Константин Николаевич Зябрев (1846—1896) — яснополянский крестьянин-бедняк. См. т. 49.

³ У К. Н. Зябрева было двадцать два человека детей, умиравших в малолетстве. Из дочерей выжили Анастасия и Мария.

⁴ Бодлер Шарль (1821—1862) — французский поэт, один из родоначальников декадентства. О резко отрицательном отношении к нему Толстого см. трактат «Что такое искусство?», т. 30.

⁵ [конца века.]

⁶ Андрей Петрович Курносенков — яснополянский крестьянин.

⁷ Ефим Ильич Жаров (1871—1906) — яснополянский крестьянин.

⁸ Эти письма М. А. Сопоцько не сохранились.

1892 г. Ноября 16. Я. П.

Сейчас едем за Поповым и надеемся получить от тебя и письма, и вести. Пишу, чтоб сказать, что у нас всё хорошо. Мы здоровы. От Маши письма.¹ Она хорошо доехала и там хорошо работает. Прощай. Целую тебя и детей.

Л. Т.

На обороте: Москва. Хамовники, № 15. Графине Софье Андревне Толстой.

¹ От 13 и 14 ноября.

1892 г. Ноября 18. Я. П.

Как-то случилось, что вчера зачитался я вечером и записался обязательными письмами¹ и не успел написать тебе. Погода была чудная, и я ездил верхом на Козловку; но и от тебя не было. Нынче приехала Маша, веселая, здоровая и, кажется, с пользой съездившая. Положение там очень тяжелое. И нужны и люди, и средства, и руководство. Но какая то апатия на всех. Таня нынче ездила в Тулу достать деньги и передать их и свидетельства Львову, к[оторый] взялся выписать нам 50 ваг[онов] дров. Я нынче хорошо занимался и всё приближаюсь к концу.² Очень многое хочется писать. Но часто это бывает обманчивый позыв. — Мы решаем ехать в Москву 25-го. И с большим удовольствием думаю о том, что увижу нетолько тебя, но детей. Что Андрюша? Отчего ты так отчаиваешься в нем?³ Мне, напротив, он всегда кажется как-то лучше, чем он бы мог почему то быть. — После завтра хотели приехать Давыдовы. Я читаю очень хорошую книгу автора Robert Elsmere.⁴ Задача автора: показать обманчивость, подкупание людей женской красотой. Очень тонко и умно. — Ну, пока прощай. Нынче никто из нас не едет. Сильный ветер.

Целую тебя, детей. Mr Mocquan⁵ (кажется, так) и Лиде кланяюсь.

Л. Т.

¹ Известны два письма Толстого от 17 ноября 1892 г. к Л. И. Микулич-Веселитской и Т. А. Кузминской.

² Имеется в виду «Царство божие внутри вас».

³ С. А. Толстая писала об Андрее Львовиче 14 ноября (ПСТ, стр. 552).

⁴ Гумфри Уорд (Humphry Ward, p. 1851 г.) — английская писательница, автор вышедшего в 1888 г. романа «Robert Elsmere» [«Роберт Эльсмер»] и переведенного в 1889 г. на русский язык. См. т. 50. Вероятно, в 1892 г. Толстой читал роман Ward «Miss Bretherton» [Уорд, «Мисс Бритертон»], экземпляр которого сохранился в яснополянской библиотеке.

⁵ «Moccand [Моккан] — новый гувернер, живший прежде у Раевских» (п. С. А.).

1892 г. Ноября 21. Я. П.

Как то случилось, что после последнего глупого (такое у меня осталось впечатление) письма к тебе два дня не писал тебе, милый друг. Но знаю, что Таня писала.¹ Теперь же пишу днем 1-й час, перед нашим отъездом в Пирогово. Таня нынче рано утром, в 5, уехала к Сереже² с Ив[аном] Ал[ександровичем], (что я всегда не одобряю), а мы, пользуясь чудесной погодой, с Машей едем сейчас на два дня в Пирогово, или, мож[ет] быть, доедем и до сыновей.³ Пожалуйста, не беспокойся. Погода прекрасна, и мы все возможные предосторожности гигиенические соблюдаем и совершенно здоровы.

Вчера у нас был Давыдов с дочерью;⁴ обедали и приятно провели вечер. Вчера получили твое письмо от 18-го.⁵ Твои письма уже который раз запаздывают на день, и узнали про Машу Обол[енскую].⁶ Как жаль и как неразумно бояться заразы. Никогда прежде не боялись, и не больше было болезней. И я жду, что доктора решат наконец, что заразы нет, как они решили теперь для холеры. Я думаю, что кончил свое писанье. Евг[ений] Ив[анович] остается дома переписывать, и, вернувшись 23-го вместе с Таней, если будем живы, я пересмотрю, и Евг[ений] Ив[анович] уедет к Черткову 25-го, а мы к тебе.