Он поставил меня перед Бруксом и Ханной, держа за плечо мертвой хваткой. Мой взгляд, полный отчаяния был прикован к дочери. А неизвестный изучал меня. Он немного помедлил, видимо, изучая степень и глубину моего отчаяния, и сказал:

– Я предлагаю тебе сделку.

Это повергло меня в шок. Она вел себя непредсказуемо. Я не ожидала такого! Может, мне удастся его убедить не вредить нам? Я подавленно спросила:

– Что за сделка?

Он спокойно ответил:

– Все очень просто. Я разрешаю тебе забрать одного. Забирай и уходи! Мне понравилась твоя безбашенная смелость.

Он произнес это таким тоном, словно хотел сделать комплимент.

Я чувствовала, что это неспроста, но слишком уж заманчиво было предложение.

– В чем подвох? – спросила я его. – Зачем это тебе?

Он ухмыльнулся, от чего мне стало неспокойно, и ответил:

– Видишь ли, Бэль… Я уважаю в вампирах смелость суждений и красоту поступков. Вот такая у меня слабость… – сказал он, и на минуту его лицо стало таким открытым и располагающим, но в тот же миг его сковала гримаса злобы, – и ненавижу предательство! Это единственное, что жизнь научила меня не прощать. Оно слишком дорого обходится!

– Но почему я? – спросила я снова. – Мой муж или дочь, Диксон, Элиза или Брукс – они намного лучше, чем я! – сказала я горячо, и искорка надежды затеплилась в моем разуме. Может мне удастся убедить его, что они обладают необыкновенными талантами и достойны жить не меньше, чем я?

– Хорошая попытка. Но в подобной ситуации лучше задать не такой вопрос. У тебя все меньше времени для выбора. Если ты вдруг решишь выбрать свою человеческую мать, то учти, что кислорода у нее в легких осталось не надолго.

Я повесила голову и подавленно спросила:

– Что будет с остальными?

Неизвестный отпустил меня и сказал:

– Я их убью, – сказал он таким обыденным тоном, словно говорил о погоде. – Они нарушили главное правило для вампиров – его сообщают новорожденным, как только те переживут муки превращения. Помнишь его? – спросил он и склонил голову набок.

– Оборотни. Это наши враги и союз с ними карается смертью.

– Правильно! – сказал он и вздохнул. – Так что ты понимаешь, что вины тут моей нет, я просто поддерживаю порядок. Ты понятия не имеешь, к чему может привести такая дружба…

– Они же просто дети! Влюбленные вдруг в друга! – крикнула я ему в лицо, показывая рукой на Ханну и Брукса. – Посмотри на них! Какая угроза может от них исходить?

– Это не обсуждается, – рявкнул он в ответ и зарычал, подняв верхнюю губу.

– Тебя не переубедить, не так ли? – спросила я грустно, глядя ему в глаза.

Он сцепил руки на груди, самодовольно наблюдая мое поражение. Он напомнил:

– Ты все еще не спросила меня, что я потребую взамен.

Ага! Ему что-то от меня нужно.

– И каково же твое условие… не знаю твоего имени, прости.

Он подошел к Эдуарду, рассматривая его, словно скульптуру в музее, и просто ответил:

– Мое имя тебе ничего не скажет. Условие – ты должна снять свою защиту, из-за которой на тебя не действует мое забвение, а это мой коронный номер, кстати, моя гордость уязвлена. А потом можешь уйти.

– Снять что?

– Оу, а ты не знала? У тебя врожденная защита от ментальных воздействий. Я уже все перепробовал – ничего тебя не берет!

– Но я не понимаю, как это сделать! – практически крикнула я ему в лицо. – А мама задохнется, пока я буду пытаться это сделать!

– Я тебе подскажу как. Представь, что ты находишься в коконе… таком золотистом коконе. Представила?

– Да.

– Теперь сделай его в два раза шире.

Представить это удалось на удивление легко. Незнакомец вдруг подошел очень близко, и я почувствовала, как он пересек границу «кокона», зайдя в его внутреннее пространство. Я открыла глаза и посмотрела на Ханну, которая была бледнее снега и синюшного Брукса. Беспокойство и любовь к ним затопило мое сознание, и я почему-то вспомнила дочку совсем малышкой. Как она сидела на руках у Диксона, а Элиза, вне себя от счастья, тихо хлопала в ладошки, напевая детскую песенку. А потом, как Эдвард учил ее охотиться на зверей, а Брукс есть тушеное мясо; как Алиса подбирала мне кеды и джинсы, а Ханна принесла на плече окровавленного Брукса; как мы узнали про их роман, а потом встретились с не менее взбешенными родителями оборотня. Про наше мирное сосуществование; про наш домик в лесу, тихие, уютные вечера у камина и глаза Эдварда. Все это промелькнуло в моем сознании за пару секунд, и страшное открытие сбило с ног. Упав на колени, я закрыла глаза руками и поняла, что не смогу жить без них всех. Я просто не смогу и все.

Я не могла сделать выбор, просто для меня его не существовало. Жизнь без кого-либо из Ричардсонов не имела смысла. Поэтому решила по-другому – я выбрала Ханну вместо себя и свое право уйти отдала Бруксу. Я желала этим двоим долгих лет счастливого существования. Это было единственное решение. Боль внезапно утихла, и я твердо посмотрела в чужие желтые глаза. Кокон давно растаял, и незнакомец стоял, ошеломленный передо мной.

– Я приняла решение. Я не хочу жить без них, – сказала я и показала рукой на Ричардсонов, – поэтому отдаю свое право уйти Ханне, а вторым спасенным выбираю Брукса. Они не виноваты, что нам не хватило духу их разлучить. Так что вина на нас, а не на этих детях.

Это, по-твоему, справедливо?

Но незнакомец не ответил, он внимательно смотрел на Аронимуса и Кунца. Таким недобрым взглядом, что у меня появилась мысль о том, что Триумвират тоже уйдет с этой планеты вместе с нами.

Я заметила, как Брукс дернулся ко мне, но его снова сковало. Зато Ханна подбежала ко мне и бросилась на шею. Я закрыла глаза, вдыхая такой драгоценный для меня аромат. Я держала в руках свое самое большое сокровище. Брукс поможет ей выжить!

– Мама, мне так страшно! – сказала она и спрятала лицо у меня на плече. Я обняла ее и стала слегка покачивать, говоря:

– Ш-ш-ш, милая! Все хорошо, ты в безопасности!

– А ты? – вдруг спросила она…

Я провела рукой по теплой спине дочки и коротко кивнула, глядя на Эдуарда, застывшего Келлана и Алису. Как же тяжело было обрекать каждого из них на смерть своим выбором…

– Ты уверена? – спросил неизвестный, вопросительно на меня смотря.

Внезапно Ханна развернулась и стала шипя наступать на незнакомца, все случилось так быстро, что я не успела ее остановить. Я была так подавлена морально, что еле двигалась. Она сжала свои кулачки и зло закричала:

– Кто тебе дал право распоряжаться нашими жизнями? По какому праву ты решаешь, кому жить, а кому умирать?

Незнакомец, казалось, впервые по-настоящему посмотрел на Ханну. В его глазах я увидела изумление и откровенный испуг. Я тут же обхватила дочку руками, пытаясь оттащить от него, боясь, что он передумает…

– Доченька, уходи, уходи! – я тянула ее все сильнее.

У незнакомца внезапно хищно дернулись ноздри, и он стал активно изучать аромат Ханны. Это испугало меня еще больше! Неизвестно, что было у него на уме! Одним быстрым движением я сдвинула ее с места, но незнакомец успел схватить ее за запястье и стал жадно вдыхать ее аромат. Я заметила, что он с гримасой боли закрыл глаза и, подняв голову, издал стон, полный боли.

Я замерла, уже и, не зная, что же будет дальше. Может, подействовал талант Ханны всех к себе располагать? Дочка несмело посмотрела на него и спросила, заглядывая в его широко открытые глаза:

– Почему ты такой? Ты такой же, как мы, но отличаешься от нас…

Незнакомец вдруг отбросил ее руку, пятясь назад, словно увидел привидение. Он исчез из зала так же быстро, как и появился, а мы с Ханной смотрели ему вслед, до конца не понимая, что же сейчас произошло.

Прохладный морской ветерок трепал разноцветные вымпела на городской башне и, пробегая по фруктовым садам, наполнял собой узкие улочки маленького приморского городка, раскинувшегося на выбеленных солнцем скалах. Деревянные и каменные дома, в окружении сочно-зеленых лужаек и высоких пальм, лениво спускались вниз, по скалистым холмам, к самому морю, где невысокие оливковые деревья и олеандры тянули свои ветви к бескрайнему синему небу, которое отражалось мерцающими бликами в изумрудных водах теплого моря. Белоснежные чайки кружились над одинокой лодкой рыбака, наполняя воздух протяжными криками.