Эдуард повернулся ко мне и сказал:

– Удивительно, но Френк до сих пор еще действует мне на нервы!

Когда мы приближались к кромке леса за домом, я вдруг увидела Генри, который в недоумении стоял возле нашей машины, крутя головой по сторонам. Он прикоснулся руками к капоту автомобиля. Ага, проверяет, горячий ли двигатель.

– Вот засада! – простонала я.

– Не совсем, – сказал Эдуард, беря меня за руку. Он потащил меня к противоположной стороне дома, где мы спрятались за углом.

Генри озадаченно брел ко входу в дом. Когда он подошел к двери, мы вышли из-за угла дома.

– Говорю ж тебе, что нет там того дерева, его бурей сломало, – сказал Эдуард.

– Да, а я надеялась, что оно устояло, – ответила я в тон, понятия не имея, о каком дереве он говорит.

– Генри, прошу прощения за опоздание. На Бэль нахлынула ностальгия по родным местам. Вот мы и решили немного прогуляться по окрестностям.

Генри вздрогнул, вряд ли нам удалось его одурачить. Но прицепиться было не к чему. Нас спасало его упорное желание воспринимать Ричардсонов без добавки мифических тайн. Мы молча вошли в дом, Эдуард нес пакеты с едой. Я же изображала немощность.

Пока папа досматривал очередной блок новостей, мы с Эдуардом, морщась и корча рожи, готовили человеческую еду.

– Ужас, как это можно есть, – шепотом жаловалась я.

Эдуард тихо хихикал рядом.

– Попробуй просто не дышать.

– Не-а, тогда мясо может пригореть.

На самом деле я чувствовала запах не только мяса и других продуктов. Я чувствовала запах клея, которым был склеен пакет с молоком, запах солидола на деталях плиты, вонь отбеливателя, который стоял с закрученной крышкой в ванной наверху. Но самым приятным запахом был запах горячей крови Генри, благодаря которому я уже целый час мучилась от невыносимой жажды. Она раздирала мой мозг, веля наброситься на бьющуюся жилку на шее родного отца. Но я держалась, беря пример с Эдуарда. В данный момент я почти ненавидела свою новую вампирскую сущность.

После второй порции мясного жаркого Генри улыбался, как довольный кот. Из вежливости он предложил нам к нему присоединиться. Но мы почти одновременно заявили, что не голодны. Генри молча опустил глаза и принялся за еду. Потом, попробовав мое жаркое, он улыбнулся и весело спросил:

– Бэль, может, переедете жить ко мне? А то я совсем истощаю от голода!

– Я бы с радостью, но только куда мы поставим рояль Эдуарда? – отшучивалась я.

– Я не против, только Ханну возьмите!

– О, тогда придется и Брукса с собой привезти! Эти двое просто не мыслят свою жизнь друг без друга!

– Эх, молодость, эх, любовь! – сказал он, и мы понимающе рассмеялись.

Эдуард, вдруг став серьезным, сказал:

– Генри, кстати, вы в курсе, что Мо решила приехать на Рождество в Бейнбридж и просто мечтает познакомиться с Ханной?

Над столом повисло тяжелое молчание. Генри заерзал на стуле и, хмыкнув в усы, сказал:

– Видимо, кулинария как средство смягчить собеседника перед тяжелым разговором – любимая стратегия семьи Сигнетов.

Спокойно смотря ему в глаза, я сказала:

– Папа, мы бы хотели знать слово в слово, что ты рассказывал Мо о Ханне. От этого многое зависит, – практически умоляющим голосом сказала я.

Генри ответил:

– Бэль, Эдуард, я должен попросить у вас прощения. Ведь я обещал, что сохраню вашу тайну от всех, включая Мо. Я был осторожен, как только мог. Никому ничего не рассказывал, придерживался в разговорах с другими «официальной версии». Мне ужасно хотелось повесить фото Ханны в доме или хотя бы поставить его на своем рабочем столе! Вы же знаете, как я ее люблю! Но я и этого себе не позволял. Я даже предположить себе не мог, что я так просто нарушу данное вам слово!

– Что же произошло, Генри? – сдерживая нетерпение, спросила я.

– На прошлой неделе я поехал на рыбалку на один из островов Броккен Исланд. Знаете, там есть такие заводи с рыбой, что уезжать не хочется. Значит, сижу я на берегу, тишина вокруг, удочка, я и пиво. Вечереет… – Генри вдруг запнулся. – Все было хорошо, пока в соседнем лесу я не услышал волчий вой…

По выражению папиного лица я поняла, что сейчас начнется самая интересная часть истории.

– Не волнуйся, Бэль, я же перед тобой сижу целый и невредимый. В общем, я взял дробовик в руки – вы же знаете, что в тех местах водятся медведи, и он всегда при мне. Я взвел курки… – От его слов я схватилась за голову – он же мог пристрелить Брукса! – Вдруг огромный черный волк задрал голову вверх и так завыл, что кровь в венах застыла. Я, конечно же, упал на землю, чтобы эта зверюга не учуяла мой запах.

Я зажмурилась, потому что мои самые большие страхи сбывались – нам не удалось удержать Генри на расстоянии от нашего мира.

Генри продолжал:

– Как раз наступили вечерние сумерки, и в свете неполной луны на поляну выскочил огромный черный волк, размером с лошадь, не меньше! Я сразу же прицелился, но заметил на его спине какой-то силуэт, который с хохотом скатился с лохматой спины.

Генри при этих словах внимательно на нас посмотрел.

– Ребята, я надеялся, что вы лучше присматриваете за моей внучкой. Одна ночью в лесу, с… Бруксом. Вам что, трудно самостоятельно выполнять свои родительские обязанности?

Я тихо охнула, Эдуард стиснул голову руками.

– А самое интересное было то, что произошло потом.

Я обреченно опустила голову, пытаясь остановить панику от осознания катастрофы, которая произошла.

– Брукс убежал в лес, а Ханна… швырнула тяжелый рюкзак на добрую сотню метров в Брукса. Одним точным движением.

Я удрученно вздохнула.

– А пока тот переодевался, уговаривала дочитать его первый том Кафки. А я как дурак ездил в Олимпию, чтобы выбрать ей в подарок «легкую» литературу с красочными иллюстрациями!

– Она бы их оценила, поверь мне, правда… по-своему, – тихо сказала я.

– Поверьте мне, я очень стараюсь не задумываться о ее невероятной силе или о превращении Брукса в волка. Меня только волнует один вопрос – что вы себе думаете? Моя внучка должна находиться под присмотром матери и отца, а не волка-оборотня.

– Генри, а при чем же тут Мо? – уже спокойнее спросил Эдуард, пропустив последнюю тираду мимо ушей.

– Дело в том, что когда они исчезли в лесу, я решил позвонить тебе, Бэль, чтобы дать чертей за такое материнство. Дело в том, что твой номер у меня в телефоне закодирован под цифрой «1», но я в темноте нажал на «4», а это номер Мо. Через пять гудков включилась голосовая почта, и я наговорил сообщение, в котором упомянул тебя, Эдуарда, Ханну и Брукса, по-моему, еще Господа всуе. На следующий день Мо мне перезвонила и в недоумении спросила, кто такая Ханна и как она связаны с вами. И почему ты должна лучше за ней смотреть.

– А что именно ты сказал, можешь повторить буквально дословно, это очень важно, – спросила я ледяным тоном.

Эдуард превратился в камень, закрыв глаза, – его привычная реакции на стресс. Я, по-моему, не отличалась от него в данный момент. Генри как-то странно на нас смотрел. Я вовремя одумалась и моргнула, Эдуард скрестил ноги под столом и начал имитировать дыхание. Я вслед за ним.

Генри отвел от нас свой взгляд и с усилием сжал пальцами переносицу, будто пытаясь забыть увиденное только что.

– Сказал: «Бэль, это папа. Ты, вообще, имеешь хоть какое-нибудь представление о том, где сейчас Ханна?

Ты могла бы лучше присматривать за ней? Если всем Ричардсонам, вместе взятым, тяжело присмотреть за маленькой девочкой, то я с удовольствием сделаю это за вас. Если тебя не затруднит, перезвони мне, как только сможешь». Все, – произнес Генри монотонным голосом.

Это катастрофа, Мо этого так не оставит. Перед моим мысленным взором проплывали картины арктического пейзажа и мерзкие, невкусные пингвины.

Эдуард убрал все эмоции со своего лица и, как можно вежливее, произнес:

– Генри, благодарим вас за гостеприимство. Очень прошу вас пока что воздержаться от разговоров с Мо о Ханне, пока мы не обсудим сложившуюся ситуацию с семьей.