За всеми страданиями, жертвами, согласиями и отказами неотступно маячит фигура папаши Хлудова, желавшего во что бы то ни стало породниться с Морозовыми — в интересах дела. Зять А. Н. Мамонтов, муж хлудовской дочери Татьяны, так прямо и сказал: «Хотят продать девочку». Вслед за отцом Варю принимается уговаривать дядюшка Герасим Иванович, но племянница заявляет, что лучше уйдет в монастырь, чем выйдет замуж («Эта история принесла мне пользу в нравственном отношении… я увидела, что я более способна на борьбу, чем ожидала, я ясно видела, что поступаю смелее и благороднее других», — с гордостью записывает Варя в дневнике). Папаша тем временем начинает всячески унижать ослушавшуюся дочь («Во время обеда плакала… читала книги о народном образовании Лабулэ»), запрещает шить платья и вообще что-либо покупать без родительского позволения. «Иногда он готов был меня прибить, и я решилась в случае, если это будет продолжаться таким образом или он меня ударит… оставить его дом и жить своими трудами», — записывает Варя Хлудова. Она уже строит планы пойти в актрисы, поскольку способностей «к ремеслам» у себя не находит.

Однако после нескольких месяцев заточения Варвару начинают одолевать сомнения: не совершила ли она ошибку? «Сидя взаперти, имея такого отца, который только и старается, как бы повыгоднее сбыть дочь и как можно меньше времени проводить дома, или жить с этой отвратительной старой девой или с братом, который на словах города берет и кричит: что это за рабство, за подлость! А сам мизинцем не пошевелит…» В театре она встречает похудевшего Абрама Абрамовича, бледнеющего при одном ее виде («По взглядам, которые он бросал на меня, я поняла, что он еще не совсем отложил попечение свое насчет меня»). Страстные взгляды Морозов бросает на красавицу Хлудову и на танцевальном вечере у дядюшки Герасима Ивановича: «А. А., в то время как я танцевала, расхаживал как тень какая и все следил за мною и смотрел на меня». И через три дня, на балу у дяди, опять то же самое: «А. А. все таращил на меня свои глаза. Такой противный… все время стоял в дверях и так и ел меня глазами, а я нарочно кокетничала с Востряковым вторым».

Из двух зол Варвара Хлудова выбирает меньшее. «Даже, по-моему, лучше быть женою А. А., чем продолжать вести такое отвратительное существование», — приходит она к заключению и становится невестой старшего сына «Тверских Морозовых», «Абрамовичей». Какие условия поставила будущему мужу девятнадцатилетняя Варвара Алексеевна, можно догадаться («Изъявлю ему мое согласие, однако предупреждая его о моих идеях, которые мне все-таки очень дороги»), ибо имела четкое представление о «назначении женщины»: «Нет, женщина может многое сделать кроме замужества, она может помогать бедным не только вещественно, но и морально, она скорее может направить их, вразумить, мужчина… слишком груб, женщина же гораздо мягче, терпеливее!!!! Но смогу ли я все это сделать и исполнить обязанности женщины? На это трудно ответить. Я еще теперь не живу, теперешняя моя жизнь, можно сказать, прелюдия настоящей жизни».

«Прелюдия» длилась пятнадцать лет. В 1867 году Варвара Хлудова обвенчалась с Абрамом Морозовым, в 1870-м родила первого сына, а в 1881 году муж тяжело заболел. Освидетельствованный по просьбе жены «в умственных способностях», А. А. Морозов был признан «одержимым прогрессивным параличом» и спустя три месяца — 25 февраля 1882 года на сорок третьем году жизни — скончался. Первый акт этой драмы — «замужество» — заканчивается трагически, и начинается акт второй и главный: «настоящая жизнь» Варвары Морозовой, владелицы фабрик Товарищества Тверской мануфактуры, на которых тысячи рабочих ткут миткаль, ситец и бархат.

Основоположником знаменитой морозовской династии был Савва Первый, до того, как стать Морозовым, бывший просто Саввой Васильевым. Начинал он еще тяжелее, чем Хлудов, — крепостным. Будущий богородский первой гильдии купец Савва Морозов ткал в родном селе Зуеве кружева, а затем пешком сам нес товар за сто верст, в Москву. Оборотистый крестьянин год за годом расширял дело, однако на то, чтобы скопить денег на вольную для своего большого семейства — изрядную по тем временам сумму в 17 тысяч рублей, — у него ушло целых 23 года [81]. Савва Васильевич не только выкупил пятерых сыновей, но сумел устроить несколько красильных и текстильных фабрик: в селе Зуеве, местечке Никольском, в Богородске, Москве и Твери. Сыновья бывшего крепостного унаследовали отцовскую предприимчивость: настолько, возможно, этот ген был силен, что каждый из братьев сумел преуспеть на ниве текстильной промышленности. «Морозовское дело» сделалось своеобразным знаком качества.

Создателями Морозовских мануфактур были четверо из сыновей Саввы Первого: Тимофей основал «Торговый дом Саввы Морозова с сыновьями», именовавшийся с 1873 года Товарищество Никольской мануфактуры «Саввы Морозова сын и К°»; Елисей — будущую Орехово-Зуевскую мануфактуру; Захар учредил «Компанию Богородско-Глуховской мануфактуры», а Абрам занимался Тверскими фабриками. Лишь один Иван не интересовался мануфактурным лесом.

Родоначальником «тверских» Морозовых стал Абрам Саввич. Женился он на Дарье Давыдовне Широковой, которая приходилась Пелагее Хлудовой, супруге Герасима Хлудова, родной сестрой (будущий супруг Варвары через это родство оказывался ей двоюродным дядей). Семейство «тверских» было большим, поэтому имущество делили не один раз. При очередном, четвертом по счету разделе в 1872 году бумагопрядильные фабрики в Твери отошли к двум Абрамовичам — братьям Абраму и Давиду (большинство ветвей клана были старообрядцами, поэтому ветхозаветным именам в семействе Морозовых долго не изменяли). Братья учредили «Товарищество Тверской мануфактуры» и стали его директорами. Дело было поставлено широко — по-другому Морозовы и Хлудовы действовать не привыкли. Новейшее английское оборудование выписали из Манчестера и Ливерпуля, где в 1865-м открыли собственное постоянное представительство; пригласили иностранных специалистов. Закупавшийся в Англии хлопок не устраивал ни ценой, ни качеством. Попробовали выйти на азиатский рынок, завязали сношения с Туркестаном и Персией. Помимо бумагопрядения затеяли ситценабивное производство, построили красильни и превратили морозовскую мануфактуру в безотказно действующий механизм.

Абрам Морозов считался лучшим женихом Москвы, но ни о ком, кроме Вари Хлудовой, не хотел и слышать. Невеста же была не самого высокого мнения о нем. Она много читает, играет на рояле, говорит по-французски — Морозов по сравнению с ней чистый неуч («А. А. сказал в этот раз, что он сочувствует бедным и что он что-то читал, — это меня порадовало»). Кроме богатства, иных положительных качеств она в нем не находит. «Не все равно, за кого выйти замуж, этот, благо, богат! По крайней мере, не буду себе вымаливать, как Оленька, какой-нибудь домишко и не буду дрожать за судьбу моих детей», — размышляла в дневнике Варвара. «Мне кажется, что я решусь!! Что ж!» И решилась. Только три дня перед свадьбой проплакала, запершись в своей комнате. Мучилась до последней минуты: даже обручальное кольцо выбросила по дороге из кареты, забыв, что в церкви ожидает ее венчальное.

Два года спустя у Варвары Морозовой рождается сын, которого называют Михаилом — в честь проклятого отцом брата (на которого племянник, кстати, будет невероятно походить характером), и муж делает ее пайщицей «Товарищества Тверской мануфактуры». Пока у нее всего пять паев, а спустя десять лет их у нее будет 594. В тридцать четыре года Варваре Алексеевне достается громадное состояние скончавшегося Абрама Абрамовича. Муж умирает мучительно. У него прогрессирующий паралич, поражен головной мозг (следствие заражения сифилисом) и полное расстройство психики. Кто-то говорит, что Абрам Абрамович болел пять лет, кто-то — что два года. Характер его всегда был не из легких (не исключено, что из-за начинавшейся болезни), однако жену он боготворил; писал ей нежные трогательные письма (хотя и с чудовищными ошибками) и помнил о ее жажде к благотворению, отписав на это в завещании целых полмиллиона. Варвара Алексеевна мужа полюбить не сумела, но оставалась при нем до его последнего вздоха, поскольку к своему браку относилась как к послушанию. «Мой муж имеет постоянное жительство в Москве и ныне находится и будет находиться здесь же, в своем семействе, при мне и на моем попечении», — писала В. А. Морозова в рапорте в Московский Сиротский суд.