— Тогда ты привязана ко мне.

— Наконец-то ты сказал что-то похожее на правду. Я просто связана по рукам и ногам. — И она вызывающе уставилась на него. — Ну и что дальше, Делано?

Он весело поблескивал глазами.

— Дальше? Дальше мы обедаем вместе, мисс О'Брайен, чтобы обсудить детали нашей кампании, конечно. — Он протянул ей руку и хитро подмигнул. — Я думаю, что тебя должен опекать кто-то, кто тебя понимает, Трейси. Не правда ли?

— Я все равно считаю, что ты гадко поступил, Делано! — сказала Трейси.

Они сидели в ресторане «Варго», дожидаясь коктейлей за славным уединенным столиком у высокой стеклянной стены. Трейси уже несколько раз принималась укорять его за предательское поведение во время собрания балетной ассоциации, хотя с каждым разом все менее гневно. Она не могла сдержать ликующего чувства, что, несмотря на все козни Энтони, ей все-таки удалось получить эту работу, ее первую настоящую, полноценную работу. Ей было все труднее проявлять по отношению к нему те негодование и холодность, которые она должна была бы ощущать. Невозможно сердиться на человека, так великолепно выглядящего, которому так идет его одежда, чьи светлые волосы кажутся такими густыми, что она едва сдерживает желание запустить в них пальцы, и чьи глубоко посаженные карие глаза, похоже, требуют полного доверия. Конечно, он может очаровывать.

— Я должен был что-то сделать, дорогая, — возражал он со своей пленительно-простодушной улыбкой. — В конце концов, я же не мог просто стоять и мокнуть под дождем.

— И поэтому ты решил подмочить мою репутацию, да?

Он хмыкнул, и в это время официант принес им напитки. Трейси смотрела на ледяной клубничный «Дайкири», который он поставил перед ней.

— Пей медленно, дорогая, — подмигнув, предупредил ее Делано.

Трейси улыбнулась. Несколько мгновений они молча пробовали — она — свой «Дайкири», он — виски. Потом, кивнув на его рюмку, она сказала:

— Дядя Генри всегда повторяет, что виски пьют только серьезные люди. Он улыбнулся:

— А сам дядя Генри пьет виски?

— О да, — рассмеялась она.

— Не могу не согласиться, — заявил Делано. — Мы такие, мы привыкли действовать, — подмигнув, добавил он.

Его слова подчеркнула вспышка молнии снаружи, и Трейси слегка вздрогнула. Делано действительно был человеком действия — он легко, без малейшего усилия заманил ее в свои сети. Теперь она связана с ним как с неофициальным опекуном.

Не то чтобы эта ситуация тревожная, виновато призналась самой себе девушка, чувствуя, как ром проникает в ее кровь и растворяет остатки злости. Она решила именно сейчас насладиться романтическим окружением, в котором они собирались обедать.

В ресторане были высокие потолки и стены из прозрачного стекла. Внутри большие деревья в горшках и другие растения окружали обитые тканью уютные столики, а снаружи зеленые тропинки с яркими пятнами гордо гуляющих павлинов, извиваясь, вели к красочному искусственному озерцу. Его окружали покрытые мхом деревья, и дождик едва просачивался сквозь пышные кроны сосен и дубов. Его медленный барабанящий звук так же успокаивал нервы Трейси, как изысканный вкус коктейля.

— Ты заметила, дорогая, что в дождливый день все цвета кажутся гораздо более яркими? — заметил Делано.

Она продолжала смотреть сквозь стекло, думая, что он прав. Изумрудно-зеленый цвет травы, голубой — воды, ярко-розовый — цветов был более насыщенным, чем обычно. Ее поразила тонкость его восприятия. Но Энтони не был обычным человеком.

— Думаю, ничто не может сравниться с сиянием солнца, — пробормотала она.

— Конечно, этот вид не может сравниться с тобой, — обольстительно проговорил он.

Трейси резко повернулась к нему и чуть не растаяла от выражения нежного удивления, игравшего в уголках его рта.

— Ты просто пытаешься при помощи комплиментов выбраться из трудного положения, — обвиняюще сказала она.

Его смущенная улыбка подсказывала, что он не собирается отклонять обвинение, но зато он спросил:

— А ты не думала, какова настоящая причина того, что я был там сегодня, Трейси?

— Просто ты садист, — заявила она, скрывая улыбку и снова отворачиваясь, чтобы взглянуть на сонный пейзаж за окном.

— Трейси, — нежно приказал он, — посмотри на меня, пожалуйста.

Она посмотрела и обнаружила на его лице самую искреннюю, обезоруживающую улыбку. Проклятие! Взгляд этих его бездонных карих глаз может навести мосты над целыми океанами холодного противодействия. Дрожь пальцев слегка выдавала ее, когда она подняла бокал и сделала большой глоток. Совсем не успокоившись, она снова взглянула на Делано:

— Ну, я смотрю на тебя. И что?

— Знаешь, дорогая, — серьезно продолжал он, — если бы меня там сегодня не было, ты могла бы ускользнуть от меня.

Эти искренние, душевные слова чуть не заставили Трейси сдаться, с большими усилиями она продолжала говорить небрежно:

— Значит, ты так мало верил в мои актерские способности?

— Вовсе нет, — ответил он. — Я бы сказал, что твоя игра превосходна — но с правильным партнером. Пряча смущение, она открыла меню.

— Я не то, что ты хочешь, Делано.

— Вообще-то на обед я собирался заказать салат с креветками, но когда дойдет до десерта, я буду иметь тебя в виду, — подмигнув, заявил он.

Она безнадежно покачала головой и продолжила изучать меню. Когда подошел официант, Трейси выбрала мясо а-ля Романофф. Ей бы тоже хотелось салат с креветками, но она испытывала тайное удовлетворение, что подчеркнула свою независимость, выбрав нечто отличное от того, что заказал Энтони.

Блюдо оказалось изысканным. Мясо было покрыто вишнями и нежным соусом. Обед продолжался, и они занялись обсуждением кампании по сбору средств, и вскоре Трейси обнаружила, что у Энтони имеются весьма ценные предложения. Он собирался представить Трейси ведущей местного ток-шоу, которую он знал, и распространить среди местных коммерсантов обращения с просьбой о пожертвованиях.

— Мы можем начать распространять их в «Мемориал ин-терьерз», — сказал он. — И вообще, пусть наше рекламное агентство над этим поработает.

— О, я не могу просить тебя так расходоваться, — проговорила Трейси.

— Налоги исключаются, — настаивал он. Они продолжили обсуждение, и Трейси стало ясно, что Делано намерен посвятить большое количество своего времени и энергии, чтобы помогать ей. Она вынуждена была признать это очень великодушным шагом с его стороны, особенно принимая во внимание то, что ему надо было заниматься собственным бизнесом.

Через некоторое время разговор перешел на более личные темы. Энтони рассказал Трейси о своей любви к авиации и описал имеющийся у него спортивный самолет «сессна».

— Я недавно летал в Харлинген, посещал там Музей военной авиации, — говорил он. — У них самая большая коллекция действующих боевых самолетов времен Второй мировой войны, не говоря о том, что они имеют единственный существующий японский «зеро». — И, задумчиво улыбнувшись ей, добавил: — Я должен когда-нибудь покатать тебя, Трейси. Вообще, почему бы нам не слетать в Галвестон, к морю?

— Ну конечно, мы соберем много денег, обращаясь к крабам на пляже, — с застенчивой улыбкой ответила она.

Он усмехнулся и попросил ее рассказать побольше о своей семье.

— Да так, особенно нечего рассказывать, — промолвила Трейси. — Моя мама живет одна в восточном Техасе, а сестра отца с мужем — здесь, в Хьюстоне.

— Это, должно быть, тетя Фейетт и дядя Генри, — вставил он.

Она удивилась его памятливости:

— Надо же, а ты можешь сложить два и два. Он улыбнулся, помешивая кофе:

— Если ты не заметила, дорогая, то я запоминаю каждое твое слово.

— Даже сейчас? — пробормотала она, быстро теряя спокойствие.

— Да, — убедительно произнес он. — И я помню все. — Она быстро взглянула на него, гадая, что он имеет в виду, и он повторил, явно подчеркивая: — Все.

Слова Энтони приятно возбуждали, заставляя ее тоже припомнить все, что было между ними.