– Та, что с рубиновой грудкой, – самец, – тихо пояснил он. – Самки, как и следовало ожидать, носят более скромное оперение.

Валери бросила на него уничтожающий взгляд:

– Вы рассуждаете как истинный шовинист.

Роджер хмыкнул:

– Нет, я просто говорю правду. Женские особи всегда окрашены не так ярко, как мужские. – Он сделал паузу, чтобы окинуть Валери взглядом с ног для головы, и перевел дыхание. – Но в вашем случае я должен сделать исключение. Огненно-рыжие волосы, яркие фиалковые глаза... вас при всем желании не назовешь бесцветной.

Он шагнул ближе, Валери взглянула на него с тревогой.

– Значит, Роджер, ваше удобное правило применимо не всегда?

– Не всегда. – Роджер придвинулся и вдруг сделал виноватое лицо. – Валери, насчет того, что я сказал... и сделал раньше...

Их защитные гетры соприкоснулись, зашуршали друго друга, и это разрушило чары. Валери заставила себя улыбнуться и отступить на шаг.

– Ну что же, наверное, нам лучше заняться делом, пока наши рыцарские доспехи окончательно не заржавели.

Из коттеджа в лес уходила узкая тропинка, Роджер пошел по ней впереди, Валери – сзади, в нескольких футах от него. Кроме фотоаппарата с телеобъективом, висевшего на плече, Валери несла и запасной бинокль, выданный ей Роджером. Пластиковые гетры плохо гнулись, Валери чувствовала себя ужасно неуклюжей, однако Роджер, казалось, не испытывал никаких неудобств. Он уверенно шагал по тропинке, неся бинокль и кассетный магнитофон.

Тропинка привела их к прозрачному, весело журчащему ручью, через который был перекинут дощатый мостик. Лучи солнца, пробиваясь сквозь просветы в листве, играли в воде причудливыми бликами. Валери улыбнулась, она всегда умела ценить красоту природы и сейчас с наслаждением вдыхала воздух, напоенный ароматом сосновой смолы и хвои. Здесь, в лесу, все дышало миром и покоем, и Валери почти забыла о существовании цивилизованного мира с его шумом и суетой. Давно, очень давно не бывала она в месте, где лес так хорошо сохранил свою первозданную красоту. Теперь она легко могла понять любовь Роджера к природе.

Вскоре после того, как они перешли ручей, тропинка внезапно оборвалась, приведя их на гребень небольшого холма, где стояла наблюдательная вышка. Они остановились и стали разглядывать обветшавшее сооружение. Роджер пояснил:

– Вышка заброшена, как и коттедж. Мы, наверное, будем иногда слышать самолеты, летчики осматривают сверху лес на предмет пожара. – Он поднял голову и посмотрел наверх. – Я собираюсь иногда забираться на эту вышку, с нее можно будет разглядеть птиц на верхушках деревьев.

Тропинка только соединяла вышку с коттеджем, дальше Роджеру и Валери пришлось идти прямо по лесу без всякой дороги. Лавируя между деревьями и продираясь через кусты, Валери не раз помянула добрым словом защитные гетры: в тенистом лесу зачастую было очень трудно разглядеть, что у тебя под ногами. Однако всего через несколько ярдов заросли стали реже, а потом лес стал почти прозрачным. Теперь под их ногами расстилался ковер из сосновой хвои, на котором изредка попадались зеленые островки папоротника и кусты, казалось, переливающиеся на солнце.

– Прямо дух захватывает, – прошептала Валери, с благоговением глядя на высокую величественную магнолию и вдыхая сладкий аромат крупных белых цветов.

Роджер повернулся к ней и кивнул.

– Постойте и прислушайтесь.

Валери так и сделала. Их окружали первозданные, примитивные звуки: шорох сосновых иголок на ветру, чириканье птиц, журчание ручья, протекавшего в нескольких сотнях ярдов позади них. Валери вдруг шлепнула себя по шее и озадаченно посмотрела на свою ладонь:

– Это что, москиты? В апреле?

Роджер усмехнулся, взял ее руку и стер с ладони раздавленного москита.

– Они самые, настоящий бич наблюдателей птиц.

– Но утром, когда я выходила из машины, меня ни разу никто не укусил.

– Мы теперь углубились в лес и находимся далеко от мест, которые можно окурить дымом. Впрочем, это не важно, в следующий раз мы намажемся репеллентом. А сейчас самое лучшее, что мы можем сделать, – это не стоять на месте, а двигаться.

Они отправились дальше. Вскоре Валери прихлопнула еще одного москита, на этот раз на запястье. Ей показалось несправедливым, что Роджера эти кусачие твари, похоже, не трогают.

– А почему они вас не кусают?

Роджер рассмеялся и бросил через плечо:

– Наверное, я для них слишком старый и жесткий. Видать, москиты – сладкоежки, им нравятся молодые сладкие штучки вроде вас.

Валери махнула на него рукой, другой отгоняя очередного кровопийцу, пытавшегося прокусить толстую ткань ее джинсов. «Маленькие, а какие кровожадные!» – подумала она.

Вскоре они вышли на большую опушку. Роджер сделал Валери знак сесть на освещенный солнцем пенек в кругу деревьев. Затем он вышел на середину зеленой лужайки, поставил на землю магнитофон, нажал кнопку и вернулся к Валери. Из магнитофона раздался пронзительный крик. Встретив удивленный взгляд Валери, Роджер улыбнулся и сел рядом с ней на широкий пенек.

– Я записал крик ушастой совы. Этот звук ненавидят все птицы, потому что сова – хищник и по ночам нападает на других птиц. Поэтому когда на каком-то участке леса поселяется ушастая сова, все остальные птицы собираются вместе, чтобы сообща изгнать хищника. Так что готовьте фотоаппарат, думаю, скоро вам удастся сделать хорошие снимки.

– Как интересно, – пробормотала Валери.

Она на ощупь сняла крышку с объектива фотоаппарата, все еще удивленно поглядывая на магнитофон. В высоком, визгливом крике было нечто комичное, Валери невольно улыбнулась. В этот день она определенно узнала о птицах немало нового. Кроме того, было приятно сидеть на опушке рядом с Роджером, солнце ласково грело спину, даже москиты почему-то перестали приставать. Валери настроила объектив и шепотом спросила:

– А вы часто фотографируете птиц сами?

Роджер пожал плечами:

– Вообще-то я довольно опытный любитель. Мне пришлось этому научиться, потому что, когда я наблюдаю за птицами, у меня далеко не всегда бывает под рукой профессиональный фотограф, но все же я любитель, а для книги мне нужен профессионал, фотографии должны быть первоклассными.