Она устало прикрыла глаза, привалившись к пыльной спинке сиденья. Кондиционер сдох еще при прежних хозяевах. Все попытки его реанимировать не увенчались успехом, поэтому в жару приходилось ездить с открытыми окнами. В салон к вечеру набивалось столько пыли, что Гена еле с ней справлялся, ерзая по сиденьям стареньким пылесосом.

– А у тебя что? Как прошло собеседование? Все хорошо? Отлично! Ты меня радуешь, милый! Ладно, я проедусь по магазинам, куплю все, что нужно, и сразу домой. Хорошо? Целую…

Домой она вернулась поздно. Везде страшные очереди. В магазине мужской одежды, где она купила Гене приличные брюки, рубашку, мокасины и пару нижнего белья с носками, она пробыла дольше, чем хотела. Вокруг было столько красивых вещей, в которые ей хотелось нарядить мужа! Она трогала, гладила, щупала дорогие ткани, приценивалась и со вздохом отходила.

Они не могут позволить себе пока таких покупок. Пока не могут. Чертов кредит, высушивший их бюджет, как годы – Аральское море, стал невероятным бременем для их маленькой семьи. Сколько было мечтаний по ландшафтному дизайну, сколько пышных планов по внутренней отделке и покупке красивой мебели, и все разбилось впрах о суровую реальность. Уже второй год пошел, как едва хватало денег на погашение кредита и процентов, сносное питание и содержание ее трухлявого автомобиля.

– Я мог бы пойти работать, Кари! – с горечью восклицал каждый раз Гена, когда она со слезами приезжала домой после наказаний Мельникова. – Почему ты не хочешь, чтобы я попытался?!

Его кулаки, всегда казавшиеся ей слишком слабыми, подрагивали. Глаза были наполнены слезами. Он страдал! Сильно страдал за них обоих, потому что догадывался, что делает с ней ее работодатель. Карина не рассказала ему в самый первый раз, просто рыдала на груди безвольного мужа.

– Что мне делать, Гена??? Что мне делать??? Я ненавижу его! Я не могу!!!

Он гладил ее по волосам и плакал тоже. Он догадался, конечно же. Но он ничего не мог изменить, ничего! Его вышвырнули с дипломатической работы, где он по малодушию стал объектом громкого скандала, без права когда-либо заниматься этой деятельностью. Вообще никогда.

– А я больше ничего не умею, Кари!!! Не умею!!!

Умный, славный, деликатный, высокообразованный и такой слабый Гена Илюхин остался не у дел почти сразу после покупки дома. Все их немалые сбережения пришлось отдать влиятельным лицам, решившимся замять громкий скандал. Это чтобы Гену не посадили.

Нет, он, конечно, пытался устроиться на работу, долго ходил по кадровым агентствам, очень долго. Но узнав, где он прежде служил, с него требовали рекомендацию. Он ее не приносил, потому что в положительной отказывали, а другая была не нужна. И…

И все сначала!

Так прошли месяцы – долгие месяцы изнурительных походов, унижений отказов, отчаяния. Они смирились, решили, что как-нибудь станут жить на одну ее зарплату. Где-то ужмутся, в чем-то себе откажут, но дом не потеряют ни в коем случае. И даже приноровились экономно жить. И даже не находили в этом ничего зазорного.

И тут в их жизнь влез Мельников! Влез своими грязными мерзкими ручищами, вполз ядовитым гадом, изгадил все, что не успели изгадить до него. И посягнул на самое святое и ценное, что у них еще оставалось – на их чистую любовь!

– Уходи оттуда немедленно! – тут же потребовал Гена, натирая ее плечи и спину жесткой мочалкой, он сам вызвался помыть ее после возвращения. – Уходи – и точка!!!

– Хорошо. Завтра же разошлю резюме, – кивала Карина, истерично поскуливая от болезненного прикосновения мочалки к бокам и спине.

И разослала, и делала потом это почти ежедневно, и толку? Никто, ни один работодатель не откликнулся. Либо предлагали немыслимые условия в плане заработной платы. Они считали, складывали, вычитали – и ничего не выходило. После ежемесячной выплаты по кредиту у них не оставалось денег даже на хлеб.

– Нам придется жить с этим, Кари!!! – встретил ее как-то с работы подобным возгласом пьяный вдрызг Геннадий. – Нам придется терпеть и жить с этим как-то!!!

– Что? Что с тобой такое?

Она имела в виду в тот момент его безобразно пьяное состояние. Он не пил никогда. И запаха спиртного не терпел.

– Я унижен, да… – шептал он, упав ей в ноги и целуя ее колени. – И ты унижена, моя несравненная Кари!!! Но это унижение, оно… Оно так ничтожно… Оно так ничтожно в сравнении с полным крахом, с полной нищетой… Мы может об этом не думать и не говорить, и делать вид, что ничего этого не происходит. Мы просто станем жить так, как раньше, как будто нет этого мерзкого Мельникова… Ведь его когда-то да не будет, так? Он ведь когда-то да исчезнет. А это все… – Гена широко повел вокруг себя руками, – дом, сад, беседка – это наша с тобой гавань… Это все останется! В конце концов, это всего лишь секс по принуждению, за который ты имеешь хорошие деньги, Кари! Ты и со мной в первый раз легла в постель не из высоких чувств.

Конечно, он получил по лицу в тот момент. Она рыдала и металась на кровати, куда его не впустила в ту ночь. Он рыдал по другую сторону двери, долго скулил, вымаливая прощение. И уснул потом, свернувшись клубком. Две недели они не разговаривали, а потом…

А потом снова начали просто жить. Будто и не было этого мерзкого разговора. Их неозвученное соглашение было принято по умолчанию.

– Нам надо выжить, Гена. Просто надо выжить. Но он… Запомни! Он заплатит за наше с тобой унижение! Я клянусь тебе! – пообещала Карина в новогоднюю ночь, сидя с мужем перед телевизором с бутылкой недорогого шампанского.

– Когда? – Он глянул на нее с тоской, боясь дотрагиваться.

Он теперь никогда ее не трогал первым. Ждал ее сигнала.

– Время наступит, поверь мне. Время наступит!

А оно все не наступало и не наступало, это самое время отмщения. Она мучилась и стервенела, Гена мучился и опускался все ниже и ниже, пока однажды…

– Генка! Генка, очнись!!! – тормошила она пьяного мужа, уснувшего прямо в ботинках на веранде их дома на крохотном диванчике. – Я знала, так будет!!!

– Что, Кари? Что?! Что случилось???

Он резко сел, но тут же снова начал заваливаться набок. Взгляд заволокло.

– Да очнись же ты! – Карина схватила графин с водой и вылила ему на голову половину. – Прекрати спать, дрянь!!!

У нее ушло полчаса, чтобы привести его в чувство. Потом еще столько же времени она его отпаивала огненным крепким чаем. И когда наконец взгляд его прояснился и он смог внятно отвечать на ее вопросы, она сказала:

– Дочь Мельникова ищет репетитора китайского языка! Секретарша Татьяна, родственница Мельниковых, сказала. Она по просьбе своей тетки – жены Мельникова – тоже ищет.

– Ух ты! – выдохнул он, сразу все поняв. – Ты считаешь, что у меня есть шанс?

– Я считаю, и не только я одна, что ты – лучший знаток китайского. А зная предмет, преподать его несложно.

– Сколько лет его дочери?

– Кажется, пятнадцать или шестнадцать.

– И ты хочешь, чтобы я с ней?! – в ужасе отшатнулся от нее Гена. – Сделал то же, что и он с тобой???

– Фу, Илюхин, как мерзко! – криво ухмыльнулась Карина. – Я совершенно против педофилии. Просто… Просто ты должен быть рядом с ней, учить ее, говорить с ней, узнавать все, что творится у них в семье.

– Каким образом? – Он сжимался в размерах, сидя напротив жены.

Он не хотел!!! Не хотел ничего этого!!! Он не воин и не разведчик! Он просто слабый человек.

– Будешь говорить с ней об этом на китайском, дружок. Мы должны знать о его делах все-все – о его связях, друзьях. Что-то он затевает. Что-то мутит эта сволочь. Я должна узнать об этом одной из первых. И ты мне в этом поможешь. Даже если тебе придется стоять на голове, Гена!!! Я сказала – я его уничтожу, и я его уничтожу! А если это получится сделать руками его горячо любимой дочери, то это просто чудесно…

Востриков вытянул ноги под рабочим столом так, что захрустели суставы. Он устал, дико устал от работы, от жары и от начальства, требующего от него информации по сгоревшей машине и трупу в ней.