— Да не в этом же дело…
— А в чем? Людям, чтобы ночь ночевать, кровать нужна только. Чем твоя вдруг стала не годна?
Людмила вздыхает. Вот с самого начала ясно было, что это затея обречена на провал. Не объяснишь. Если только поступить наперекор, по-своему. Но во что это может вылиться… Да и не хотелось ей особенно, если честно. Большего хотелось. Гораздо, гораздо большего. Не на одну ночь, и не на две. Навсегда. На всю жизнь.
Ему ее не хватает просто смертельно. Они так редко видятся, Люсе постоянно некогда. Что он за мужик, если у его женщины нет достаточно времени для него?! Он ужасно злился от этого ощущения бессилия, невозможности, неправильности.
Последняя капля в чашу его многострадального терпения упала в офисе. Они с Георгием собрали развернутое совещание по результатам месяца работы в режиме «антикризисных мер», как это не без пафоса называл Жорка. В конференц-зале, человек двадцать народу, все ключевые сотрудники из числа руководства. И, едва начавшись, совещание прерывается звонком мобильного генерального директора. А потом генеральный директор вскакивает с места и начинает метаться из конца в конец по конференц-залу. Что-то громко и бессвязно, по крайней мере, на слух собравшихся, кричит в трубку. А затем и вовсе вылетает вон, не дав никаких указаний. Совещание завершается, не успев начаться.
Его трясло, пока он ехал до места. Люсин звонок. Ее слова, которые он перестал толком понимать, едва услышав слово «авария». Она что-то говорит про машину, но он не слышит — все затмевает страх за нее. Он кричит, чтобы она сказала, где находится. А еще ему начинается казаться, что она плачет. А потом он слышит чей-то резкий и агрессивный голос на заднем фоне. И он просто срывается с места.
На его счастье, это недалеко от офиса, долетел за десять минут. Красную «Сузуки» заметил сразу, Люсю — бесконечное мгновение спустя. Подбежал к ней, едва не поскользнувшись на льду дороги. Наверное, выглядел как идиот, ощупывая ее — руки, плечи, наклонился к ногам. А она пытается ему что-то сказать, про машину, но ему плевать на машину!
— Люсенька, с тобой все в порядке? Больно где-нибудь?
— Да все в порядке со мной! Вот на машине… Там бампер задний, фара, крыло левое повело, кажется…
— Крыло повело! У меня чуть голову не повело! — он наконец-то верит, что она не пострадала, и обнимает ее крепко-крепко. — Люська, ты перепугала меня насмерть!
— Прости, — неразборчиво ему в лацкан пиджака. Он так торопился, что даже пальто не надел. — Но я думала, что ты должен знать, это же твоя машина. Гриш, но я не виновата, правда! Меня догнали перед светофором. Я даже тормозила не очень резко. Он просто не соблюдал дистанцию, а на дороге видишь, что творится! Ночью же резко подморозило, лужи застыли, скользко. А он еще утверждал, будто я его подрезала. Кричал на меня, что я ездить не умею, — тут Люся вдруг шмыгает носом.
— Кто — он? — Григорий отстраняется.
— Вон, — кивок за его спину, — он. Другой… участник.
Гриша оборачивается. Мужик, немного младше его, уже лысеющий. На лице смесь наглости и опаски. Теперь Григорий замечает и стоящий неподалеку от «Сузуки» «Ниссан Патфайндер» с развороченным капотом. А удар-то был сильным… Снова накатывает страх при мысли о том, что могло бы случиться. И еще — ярость.
— Так, ты… — он шагает к водителю «Патфайндера», тот поспешно отступает назад.
— Пожалуйста, давайте не будем горячиться! Я признаю — виноват, не соблюдал дистанцию. Так что, вина только моя, я отпираться не буду!
— А пять минут назад другое говорили, — подает голос Людмила из-за спины Григория.
— Он тебя обижал, Люся? Хоть пальцем тронул? — Гриша оборачивается к ней.
— Нет. Орал только.
Григорий делает еще шаг вперед, мужчина отступает назад.
— Прошу вас, давайте вести себя как взрослые люди! Я готов извиниться перед вашей женой! Я просто… очень расстроился, понимаете? Вез дочку на обследование, мы два месяца очереди ждали. Ну, вы должны понять, наверняка у вас с женой есть свои дети, вам все это тоже знакомо? А тут в пробках простояли, опаздывали, торопились.
— Теперь все — не торопитесь? — сардонически интересуется Гриша.
— Теперь уже — нет, — вздыхает мужчина, оглядывая поврежденные машины.
— Ваше счастье, что с вами ребенок, — цедит сквозь зубы Григорий, замечая стоящую недалеко женщину, а рядом с ней девочку лет четырех-пяти. — А то бы я… С ребенком все в порядке, кстати?
— Да, в порядке, напугалась только. Нет, вы меня действительно извините, — это за его спину, Люсе. — Я просто очень… ну и не сдержался. — И, уже снова Григорию: — Я не хотел обидеть или напугать вашу жену!
— Да иди ты…
— Гриш, пойдем, на бампер посмотришь, — Люся тянет его за руку. — Мне кажется, его выправить можно. А вот насчет крыла я не уверена.
— Да к черту и бампер, и крыло! — он снова обнимает ее, прижимается губами к виску. — Главное, что с тобой все в порядке.
В офис он вернулся только после обеда. Хорошо, что аварийные комиссары довольно быстро приехали. Но все равно, пока бумаги заполнили… Он остался с Люсей до самого конца, убедился, что машина на ходу. Левую заднюю дверь, правда, заклинило, но на управлении машиной это не могло сказаться. А эта упрямая девочка Люся поехала ведь работать дальше! Поблагодарила его за помощь, еще рад десять многословно извинилась за машину, а потом уехала… трогать кого-то. А он вернулся на работу — что ему еще оставалось?
Гошка не торопится прийти к нему и начать выяснять подробности. Может быть, не знает еще, что брат вернулся. Григорий попросил секретаршу сварить кофе и никого к нему не пускать. Но «никого» на Гошку не распространяется, Оксана знает.
Кофе медленно остывает, пар от белой чашки отражается в полированной поверхности его стола. А он сам задумчиво смотрит в стену, будто там написано что-то.
Почему так получается, что нечто очень важное о себе, своей жизни, мы зачастую узнаем от совершенно незнакомых нам людей? Как вышло так, что то, что он должен был давно понять сам, он услышал сегодня случайно, от постороннего и не очень-то симпатичного ему человека? Услышал то, что теперь казалось ему таким очевидным.
«Я не хотел обидеть вашу жену». А ведь если бы это было так… Вот тогда он бы положил конец этим возвращениям домой в десять вечера, этой работе по четырнадцать часов в сутки. И она была бы рядом с ним. Каждый день. В его доме, в его постели, в его жизни. Он внимательнее вглядывается в стену, будто там вот-вот появятся ответы на его вопросы. А в голове вдруг звучит собственный голос, будто он говорит кому-то: «Знакомьтесь. Людмила Свидерская, моя жена». Фраза звучит так… правильно. И отчетливое видение ее руки с обручальным кольцом на безымянном пальце. Кольцом, которое он сам ей наденет. И вот рука с этим кольцом уже точно не коснется другого мужчины, он не позволит!
Именно это было нужно ему, оказывается. Не чтобы она ночевала у него время от времени. И не жить с ней просто так. А чтобы она стала его женщиной насовсем. Навсегда. Гошка прав — он уже далеко не мальчик, чтобы дело все абы как. Все надо делать правильно. Шанса исправить может уже и не представиться. Именно это надо было ей предлагать. Не остаться на ночь, не пожить с ним. А сразу и навсегда. И теперь очень хочется, чтобы на стене, в которую он по-прежнему всматривается, появился ответ на главный вопрос: «Какого черта он дошел до этого только сейчас?!».
Распахивается дверь кабинета, и он наконец-то отрывает взгляд от стены. Гошка.
— Что с Люсей?!
— Все в порядке. Машину ей слегка помяли. Но Люся цела, слава Богу.
— Но ты и переполошил всех, Григорий Сергеевич!
— Так я и сам перепугался.
— Ну-ну, — Гоша протягивает руку, берет чашку с кофе с его стола. — Ой, а чего такой холодный? — И, не дождавшись ответа брата: — Гришка, ты когда уже признаешь очевидное?
