Но в письме не содержалось никакого упоминания о визите Дейвида в Йемен — вообще ни слова о нем! Если бы Линда не знала, как было дело, она могла бы подумать, что Алану было неизвестно, кто же в действительности отец Тони.

Но она знала, и Алан знал, хотя все-таки предпочел не открывать ей всю правду. Он использовал Дейвида в своих целях, а затем отбросил его, как ненужную вещь…

Далее в письме подробно излагалось, что Алан предпринял, чтобы обеспечить их будущее. Денег им должно было хватить на комфортабельную жизнь, что бы ни случилось. И на образование Тони тоже было отложено достаточно. Создавалось впечатление, что Алан был не так уж неподготовлен к своей внезапной смерти.

Но в конце документа стояло еще одно условие, опустошившее душу Линды. На первый взгляд вполне невинные рекомендации относительно выбора ею места жительства. Алан четко указал, что если он умрет раньше своих родителей, то она не должна переезжать жить в «Эбби-Грэйндж». Что ж, все ясно. Он слышал, что брат купил дом неподалеку, и не хотел, чтобы Дейвид вмешивался в жизнь сына.

А ведь я бы, наверное, именно так и поступила, подумала Линда, складывая листок и засовывая его обратно в конверт, если бы пришла к адвокату сразу по прибытии в Англию, как, очевидно, и следовало сделать. Конечно, Алан не мог предполагать, что родители настоят, чтобы его похоронили в Грэнджфилде. Кроме того, он полагался на антипатию Линды к Дейвиду, которая должна была заставить ее держаться от него подальше.

Похоже, он все предусмотрел. Если бы Тони стал взрослым при его жизни, Алан бы просто ликвидировал дополнение к завещанию, и она бы никогда не узнала о нем. В случае же своей смерти он предпочитал, чтобы Тони рос совсем без отца.

Похоже, что, несмотря на всю свою любовь к Тони, Алан беспокоился прежде всего о собственной репутации. Он хотел, чтобы она знала: он не заблуждается насчет ее измены. И в то же время при жизни не желал слышать правду — ни от нее, ни от Дейвида. Их чувства никогда ничего не значили для него.

Линда встала, чувствуя себя совершенно разбитой. Она раздумывала над тем, что узнала, и пыталась сообразить, как оградить себя от хитроумных замыслов мужа. Теперь было очевидно, что Алан точно знал, что делал. Однако судьба, не спросив его, распорядилась по-своему.

Она наполнила чайник, поставила его на плиту и уныло уставилась в окно. Вид был не вдохновляющий. Крыши домов загораживали перспективу, а снизу доносился постоянный шум уличного движения. Нет, сюда бы она не привезла своего сына. Хотя именно сейчас ей очень хотелось, чтобы он был рядом.

Линда не позволила себе думать о Дейвиде. В конец концов, он ведь добился своего. Что бы ни говорил Дейвид тогда в гостиной «Эбби-Грэйндж», ясно, что он хотел Тони, а не ее! И он его получил. Или, по крайней мере, получил возможность вдоволь видеться с ним.

Что до нее, то она не предвидела никаких перемен в своем нынешнем положении. Приобретет ли условие, которое Алан поставил в своем письме, силу закона или нет — неважно. Ее с ним связывали теперь только деньги, а если говорить честно, то и на них ей было наплевать.

Линда обещала мистеру Картрайту зайти еще раз, поэтому на следующей неделе позвонила ему и сообщила, что прочла документ. Рассказав об условии, которое содержалось в письме, Линда обрадовалась, узнав, что может не выполнять его, если откажется от своей доли наследства. Она объявила мистеру Картрайту, что у нее нет никаких оснований забирать Тони из дома бабушки с дедушкой. Ему там очень хорошо, и пока она не сможет позволить себе иметь дом, который подойдет им обоим, ее сын будет жить там, где живет сейчас.

— А как же насчет денег, миссис Бакстер? — адвокат не мог поверить, что она решила проигнорировать такую огромную сумму.

— Если их нельзя перевести на счет Тони до его совершеннолетия, отдайте эти деньги на благотворительные цели, — отрезала Линда. — Это относится и к страховке Алана. Я предпочитаю сама себя содержать!

Мистер Картрайт что-то промямлил, но в конце концов был вынужден признать, что Линда имеет право распорядиться деньгами по своему усмотрению. Он обещал, что проверит законность требований Алана и сообщит ей. Но Линда попросила его не торопиться. У нее есть все, что ей нужно.

Она решила не ездить на Пасху к Бакстерам. После драматических событий последней недели Линда не находила в себе сил встретиться лицом к лицу с Дейвидом. Она боялась, что потеряет голову, увидев его. Он оказался не тем человеком, каким она его представляла, и ей нужно было время, чтобы восстановить самоуважение.

И самообладание тоже, мысленно добавила она, сообразив, что все барьеры, которые упорно воздвигала между ними последние пять лет, теперь разрушены, и она совершенно беззащитна.

Линда ужасно тосковала по Тони, поэтому праздничный уик-энд провела, занимаясь генеральной уборкой квартиры, и только утром в воскресенье сходила в ближайшую церковь. Линда любила церковь в Пасху, когда она вся разукрашена весенними цветами. А служба такая радостная, что после нее нельзя не почувствовать себя лучше.

А на следующий день ей неожиданно позвонил Патрик Мэрфи.

Когда квартирная хозяйка поднялась по лестнице, чтобы пригласить Линду к телефону, та сразу подумала, что с Тони что-то стряслось. Она уже несколько дней не говорила с ним, а Сибилла не ответила на ее последнее письмо. Господи, не допусти, чтобы с ним что-нибудь случилось! — молилась Линда про себя, торопясь вниз. Сын был единственным человеком на свете, который бескорыстно любил ее.

Услышав голос Патрика, она немного успокоилась, сообразив, что, если бы Тони заболел, Дейвид, наверное, сообщил бы ей об этом сам. Они, правда, почти не общались, но у него не было причин скрывать от нее подобную информацию.

Патрик заверил ее, что и Тони и его бабушка с дедушкой в добром здравии.

— Грейс недавно приглашала Тони поплавать в нашем бассейне, — сообщил он, и Линда невольно стиснула зубы. — Он замечательный парень. У вас есть все основания им гордиться.

— В самом деле? О, благодарю вас.

Необходимо было соблюдать светские приличия, но мысль о том, что Грейс Мэрфи видит ее сына чаще, чем она сама, была непереносима для Линды. И Дейвид тоже там был? — с горечью подумала она. Но задавать этот вопрос не стала.

— Вы знаете, — продолжал Патрик, ничего не заметив, — я сейчас приехал в Лондон на пару дней, и вот подумал — а может быть, мы пообедаем вместе? Завтра вам удобно? Я остановился в «Кенсингтон-Хилтоне», и здесь недалеко довольно приятный итальянский ресторан.

— О, я…

Линда хотела отказаться, но не знала, как это сделать. Меньше всего ей нужен был вечер с Патриком и Грейс Мэрфи.

Можно было вообразить, как эта женщина начнет прохаживаться насчет того, что она бросила собственного ребенка.

— Буду очень рад, если вы придете, — настаивал Патрик, очевидно почувствовав, что она собирается отказаться. — Видите ли, жены здесь нет, а я ненавижу обедать в одиночестве. Можно встретиться пораньше — в половине восьмого или в восемь, если вам угодно. Я знаю, что вы работаете, и вам не захочется сидеть допоздна.

Линда облегченно вздохнула. Мэрфи здесь один! Это совсем другое дело. Хотя ей тут же полезли в голову другие опасения. В конце концов, зачем она ему понадобилась? Ведь их едва ли можно было назвать друзьями.

Но, как ни прискорбно, мысль услышать что-нибудь о Дейвиде, пусть из вторых рук, непреодолимо притягивала ее. В разговорах с Тони и в письмах к нему она старалась избегать открыто спрашивать его о дяде. Тони, конечно, говорил о нем, но только то, что касалось его самого. А Патрик хорошо знал Дейвида, и его можно будет подробно расспросить обо всем.

На следующий вечер Линда явилась в ресторан немного раньше назначенного срока. Но Патрик заранее заказал столик, и ее немедленно проводили на место. Она приятно провела время, наблюдая за другими посетителями и подмечая, кто во что одет. По крайней мере, ее длинное открытое платье было не хуже, чем у других.