Но вышло все по-другому.

Когда я проснулась, Птенчика уже не было. Я позвала его, но не получила ответа, натянула шорты с футболкой и спустилась вниз. Поиски легко увенчались успехом. Он вылизал свою миску и заснул в лучах солнца на диванчике в гостиной.

Кот лежал на спине, вытянув задние лапы и поджав передние к груди. Я смотрела на него и улыбалась, как ребенок в рождественское утро. Потом пошла в кухню, сварила кофе, взяла рогалик и устроилась с "Обозревателем" за кухонным столом.

В Майерс-парке обнаружили зарезанную жену врача. На ребенка напал питбуль. Родители требуют, чтобы животное усыпили, хозяин сопротивляется. "Хорнетс" побили "Голден Стейт" со счетом 101:87.

Я посмотрела прогноз погоды. Солнечно, в Шарлотте двадцать четыре градуса. Пробежала глазами показатели термометров по всему миру. В пятницу в Монреале температура поднялась до восьми градусов. Вот где причина самодовольства южан.

Я прочитала газету целиком. Страничка редактора. Объявления о найме. Скидки на лекарства. Обожаю такой ритуал по выходным, но в последние несколько недель приходилось им пренебрегать. Будто наркоманка после ломки, я впитывала каждое печатное слово.

Закончив с газетой, убрала со стола и пошла за кейсом. Слева сложила стопкой фотографии со вскрытия и взялась за отчет Хардуэя. После первой же заметки закончилась паста в ручке, и я пошла в гостиную за стержнем.

Увидев на крыльце сгорбившуюся фигуру, я чуть не лишилась чувств от испуга. Кто это и сколько он там стоял?

Человек повернулся, прошел вдоль стены и заглянул в окно. Наши глаза встретились, и я с недоверием уставилась на пришельца. Потом тут же открыла дверь.

Она стояла, выпятив живот, цепляясь за лямки рюкзака. Подол юбки топорщился на высоких ботинках. Утреннее солнце сияло на ее волосах, окружая голову медным ореолом.

"Боже мой, – подумала я. – Что еще?"

Катрин первая нарушила молчание:

– Нам нужно поговорить. Я...

– Конечно. Заходи. – Я посторонилась и протянула руку. – Давай помогу тебе с рюкзаком.

Она вошла, сняла рюкзак и уронила его на пол, не спуская с меня глаз.

– Я знаю, что не вовремя, но я...

– Катрин, не говори глупостей, я рада тебя видеть. Просто удивилась и немного замешкалась.

Она открыла рот, но так ничего и не сказала.

– Хочешь есть?

Ответом было выражение ее лица.

Я обняла ее и проводила к кухонному столу. Катрин безропотно повиновалась. Я смахнула фотографии и отчет в сторону и усадила ее.

Поджаривая хлеб, намазывая плавленый сыр и наливая апельсиновый сок, я украдкой разглядывала свою гостью. Катрин уставилась на крышку стола, руки разглаживали несуществующие морщинки на скатерти. Пальцы спутывали и распутывали бахрому, выпрямляли каждую ниточку и укладывали параллельно предыдущей.

Мой желудок сжался в комок. Как она попала сюда? Сбежала? Где Карли? Я еле удерживалась от вопросов, пока она ела.

Когда Катрин закончила и отказалась от второй порции, я помыла тарелки и тоже села за стол.

– Как же ты меня нашла? – Я похлопала ее по руке и ободряюще улыбнулась.

– Вы дали мне свою визитку. – Катрин порылась в кармане и положила карточку на стол. Ее пальцы снова занялись бахромой. – Я несколько раз звонила по телефону в Бофорте, но вас не застала. Наконец ответил какой-то парень и сказал, что вы вернулись в Шарлотт.

– Сэм Рейберн. Я останавливалась на его яхте.

– В общем, я решила уехать из Бофорта. – Катрин посмотрела мне в глаза, но через секунду снова уставилась в стол. – Добралась сюда и пошла в университет. Но дорога заняла больше времени, чем я думала. Когда я попала в кампус, вы уже ушли. Я наткнулась на какую-то девушку, утром она подбросила меня сюда по дороге на работу.

– Откуда ты узнала, где я живу?

– Она нашла ваш адрес в каком-то журнале.

– Понятно.

Я совершенно точно знала, что мой адрес не указан в журнале факультета.

– Хорошо, что ты пришла.

Катрин кивнула. Она чуть не валилась с ног. Темные круги под воспаленными глазами.

– Я бы тебе перезвонила, но ты не оставляла номера. Когда мы с детективом Райаном ездили в общину во вторник, тебя там не было.

– Была, но...

Ее голос сошел на нет.

Я подождала.

В дверях появился Птенчик, потом, почуяв в воздухе напряжение, исчез. Часы пробили половину. Пальцы Катрин не выпускали бахрому.

Я устала ждать.

– Катрин, где Карли?

Я накрыла ее ладонь своей.

Она посмотрела на меня пустыми глазами, без выражения.

– О нем заботятся, – почти прошептала девушка, словно оправдывающийся ребенок.

– Кто?

Она высвободила руку, поставила локти на стол и принялась тереть виски. Взгляд вновь уперся в скатерть.

– Карли все еще на острове Святой Елены?

Кивок.

– Ты по своей воле его там оставила?

Она покачала головой и сжала ладонями виски.

– С ребенком все нормально?

– Он мой ребенок! Мой!

Такой взрыв эмоций застал меня врасплох.

– Я могу сама о нем заботиться.

Катрин подняла голову, и на каждой щеке блеснуло по слезинке. Она впилась в меня взглядом.

– А кто сомневается?

– Я его мать.

Ее голос дрожал. От чего? От истощения? Страха? Негодования?

– Кто присматривает за Карли?

– Но что, если я ошибаюсь? Если все это правда?

Катрин снова рассматривала скатерть.

– Если что правда?

– Я люблю своего ребенка. Я хочу, чтобы ему было хорошо.

Катрин отвечала не на мои вопросы. Она исследовала собственные закоулки сознания, продолжая давний разговор с самой собой. Только на сей раз на моей кухне.

– Конечно.

– Я не хочу, чтобы мой ребенок умер.

Ее пальцы, дрожа, погладили кисточки на скатерти. Точно так же, как недавно головку Карли.

– Карли заболел? – встревожилась я.

– Нет. У него все отлично, – прошептала Катрин почти неслышно.

На скатерть упала слеза.

Я смотрела на маленькое темное пятнышко в совершенном недоумении.

– Катрин, я не знаю, как тебе помочь. Придется тебе рассказать, что происходит.

Зазвонил телефон, но я его проигнорировала. Из соседней комнаты послышался щелчок, автоответчик, потом сигнал и тоненький голос. Опять щелчок и тишина.

Катрин не двигалась. Похоже, ее не отпускали мучительные размышления. Я чувствовала ее боль сквозь тишину и ждала.

Семь пятнышек темнеют на голубом полотне. Десять. Тринадцать.

Спустя целую вечность Катрин подняла голову. Она вытерла обе щеки и откинула назад волосы, сплела пальцы и осторожно положила руки на скатерть. Дважды прокашлялась.

– Я не знаю, что такое нормальная жизнь, – сокрушенно улыбнулась девушка. – И до этого года не предполагала о своем неведении. – Она опустила глаза. – Наверное, все дело в Карли. Я ни в чем не сомневалась, пока он не родился. Мне не приходило в голову задавать вопросы. Я получила домашнее образование и знала... – снова улыбаясь, – ...что мои знания о мире сильно ограничены.

Катрин задумалась на мгновение.

– Я знаю только то, что они хотят.

– Они?

Она так крепко сжала пальцы, что побелели костяшки.

– Нам не позволяют рассказывать о делах общины. – Девушка сглотнула. – Они моя семья. Мой мир начиная с восьми лет. Он был моим отцом, и советчиком, и учителем, и...

– Дом Оуэнс?

Катрин заглянула в мои глаза.

– Он замечательный человек. Он все знает о здоровье, и воспроизводстве, и эволюции, и загрязнении, и о том, как удержать духовные, биологические и космические силы в равновесии. Он видит и понимает такое, что мы даже представить себе не можем. Это не Дом. Я доверяю Дому. Он никогда не причинит вреда Карли. Он только пытается защитить нас. Я, правда, не уверена...

Она закрыла глаза и запрокинула голову. Сбоку на шее пульсировала венка. Грудь поднималась и опадала. Потом Катрин глубоко вздохнула, опустила подбородок и посмотрела мне прямо в глаза.