— Точно не знаю, — пожал плечами Перри, — но Остин Бранд был одним из тех, кто два года назад обнаружил тела убитых после нападения на обоз Уоррена. Кажется, один из погибших, Люк Барнз, работал у Остина. Доктор Фоксуорт незадолго до своей смерти рассказывал мне, что никогда в жизни не видел более ужасной картины.

— Не сомневаюсь, что это правда. Полагаю, до вас дошли слухи, что Сатанту и Большое Дерево собираются выпустить из тюрьмы.

— Я слышал разговоры, но не верю в это. Ни один разумный и здравомыслящий человек, будь то губернатор Техаса или президент Соединенных Штатов, не освободит этих краснокожих.

Остин Бранд узнал о трагедии сразу же по прибытии в Форт-Уэрт. С искаженным от муки лицом он снова вскочил на лошадь и помчался в Джексборо.

— Бет, Бет, — всхлипывал он, — прости меня, прости! Когда-нибудь я заслужу у тебя прощения. О Бет!..

Остин стоял скрестив большие руки на груди. В тени стройного дуба возвышался небольшой холмик — свежая могила. В ней лежал маленький белый гроб с телом прекрасной темноволосой дочери Остина и Бет Бранд.

— Господь дал, Господь взял, — глубоким, мягким голосом произнес священник. Позади него тихо плакала Сюзетта Фоксуорт. Она знала, как сильно страдает Остин Бранд, и хотела бы облегчить его боль, но понимала, что ничем не может помочь. Его жена по-прежнему находилась в госпитале. Бет Бранд пришла в себя, но, открыв глаза, не сказала ни слова даже своему мужу, который сидел у ее кровати и ласково разговаривал с ней. Казалось, Бет не узнает его.

Короткая панихида по Дженни закончилась. Когда все молча двинулись к своим лошадям и коляскам, Сюзетта шагнула вперед. Она видела, что Остин нуждается в утешении, но любого, кто пытался выразить ему сочувствие, встречали холодный взгляд серых глаз и каменное молчание.

— Остин. — Она нерешительно положила руку ему на плечо.

Бранд повернулся и посмотрел на нее. Он попытался заговорить, но не мог произнести ни звука.

Сюзетта взяла его за руку и повела по склону холма к своей коляске. Сзади в лучах заходящего солнца виднелось пожарище, оставшееся от дома Бранда. Остин постоял минуту, глядя на обожженную землю и черный остов дома, в котором он всего несколько дней назад поцеловал на прощание жену и дочь, пообещав им больше никогда не оставлять их одних.

Когда они приехали на небольшое ранчо Фоксуортов, Сюзетта взяла Остина за руку и провела через гостиную прямо в свою спальню.

— А теперь, — она указала на мягкую постель, — прилягте. Прошу прошения, я покину вас на минутку.

Она оставила Остина и поспешила на кухню. На верхней полке застекленного шкафчика стояла наполовину пустая бутылка бренди — подарок доктору от Остина.

Сюзетта взяла с полки два стакана и вернулась в спальню. Остин стоял в той же позе. Налив приличную порцию бренди в один из стаканов, она протянула его Остину, а затем плеснула немного напитка на дно второго.

— Пожалуйста, выпейте. Это поможет.

Он послушно взял стакан и одним глотком осушил его.

— Вы очень устали. Снимите сюртук и прилягте.

— Сюзетта, — пробормотал он.

— Да, Остин?

— Мне теперь незачем жить.

Она села на кровать рядом с ним и сжала в ладонях его руку.

— Остин, пожалуйста, не говорите так. Вы сильный, мужественный человек и нужны Бет.

— Нет. Бет не нуждается во мне. Она даже не узнает меня. А моя милая Дженни… Я не хочу жить без моей маленькой девочки. Я устал, Сюзетта. Я устал от всего.

— Знаю, — прошептала она и поднялась с кровати. — Пожалуйста, позвольте мне помочь вам.

Сюзетта сняла с Остина его превосходно сшитый сюртук, повесила его на спинку стула и вновь повернулась к нему. Наклонившись, она развязала его узкий галстук и расстегнула белую сорочку, а затем опустилась перед ним на колени и сняла с него черные кожаные туфли.

— Ну вот, — ласково сказала Сюзетта. — А теперь ложитесь.

— Только на минутку. — Он откинулся на спину и опустил голову на подушку.

Сюзетта склонилась над ним и ласково прошептала:

— Отдыхайте, друг мой.

Большая смуглая рука коснулась длинного белокурого локона, спадавшего ей на плечо.

— Ты разбудишь меня через час, Сюзетта? Я должен пойти к Бет.

Они поцеловала его в щеку.

Глаза Остина закрылись, и он мгновенно погрузился в сон. Впервые за последние семьдесят два часа Остину Бранду удалось заснуть.

Все последующие дни Остин проводил у постели жены, хотя Бет смотрела на него невидящим взглядом и ничего не говорила.

— Сочувствую, Остин. — Доктор Вудс бросил взгляд на бледную женщину, неподвижно лежащую на больничной койке. — Мне очень хотелось бы сказать вам, что ее состояние изменится. Но я не могу этого сделать. Бет уже никогда не будет прежней. Возможно, она никогда не вернется к вам. Мне очень жаль.

Наступило лето, и пришла пора перегонять скот по Чизхолмскому тракту в Абилин. Остин не поехал.

Он нанял ковбоев, чтобы они сопровождали Тома Кэпса и стадо из двухсот коров, и сказал Сюзетте, что будет рад, если Нат с сотней принадлежащих Фоксуортам голов присоединится к его людям. Она была благодарна за помощь и сказала ему об этом в один из жарких дней, когда они сидели рядом у кровати Бет.

— Остин, я надеюсь, вы не сочтете меня навязчивой, но, по-моему, вам было бы полезно самому принять участие в перегоне скота. Езжайте, а я присмотрю за ней.

Остин поднялся.

— Я очень тронут твоей заботой, Сюзетта, но со мной все в порядке. Я не могу поехать. Я обещал Бет, что больше никогда не оставлю ее одну. И сдержу свое слово.

— Но, Остин, ведь Бет… она… она никогда не узнает! — Глаза девушки светились сочувствием.

— Но я-то знаю, — покачал головой Остин. — Я останусь с ней до тех пор, пока… пока…

Он умолк. Сюзетта сидела не шевелясь.

— Ты, наверное, подумаешь, что это ужасно, но я провел не одну ночь, моля Господа, в которого раньше никогда не верил, о том, чтобы это бедное милое создание… умерло. — Он нагнулся и поцеловал холодные губы Бет. — Прости меня, родная. Прости меня за все. Не знаю, сколько еще это продлится, но когда наступит конец, я хочу быть рядом с тобой.

Лето тянулось мучительно долго, но вот наконец в воздухе повеяло холодом осени. Ясным морозным октябрьским утром Сюзетта встала пораньше и отправилась к ручью за орехами пекан. Собирая орехи, она вспоминала дни, когда приходила сюда вместе с отцом, а мать пекла чудесные пироги. То счастливое время ушло навсегда: отец умер, а мать, слабая и больная, превратилась в жалкое подобие самой себя. До зимы было еще далеко, а Лидия уже начала кашлять. Трагедия Брандов окончательно подорвала ее силы. Сюзетта была не в состоянии расшевелить ее.

В тот осенний день Сюзетта пекла пироги сама; Лидия не выказала никакого желания помочь ей.

— Мама, я хочу днем навестить Бет. Пойдешь со мной? — спросила Сюзетта, заранее зная ответ. Мать сидела в гостиной и задумчиво смотрела на падающие листья.

— Мне очень жаль, дорогая. Я устала. Сегодня я не могу поехать. Может, завтра.

— Не возражаешь, если я отлучусь ненадолго?

— Нет, конечно, нет. — Лидия опустила голову и погрузилась в свои мысли.

В форте Сюзетта увидела Остина, в одиночестве стоявшего на длинной галерее госпиталя. При ее приближении он даже не поднял головы.

— Остин?

Когда он посмотрел на нее, Сюзетта заметила яростный блеск его глаз и поняла: что-то произошло.

— Сатанта свободен.

— Нет! Этого не может быть! — Сюзетта покачнулась, и Остин поддержал ее. — Неужели кто-то позволил этому животному выйти из тюрьмы? Разве им не известно, что, получив свободу, он тут же присоединится к отвратительным команчам, которые убили малышку Дженни…

Она умолкла и взглянула на искаженное мукой лицо Остина.

— О, прошу прощения, Остин.

— Это настолько возмутительно, что даже генерала Шермана привело в ужас решение губернатора освободить этого индейца. Мне говорили, что Шерман написал губернатору Дэвису, что если Сатанта после освобождения вновь начнет снимать скальпы, то он надеется, что скальп Дэвиса будет первым, — промолвил Остин.