- Мисс все время в беспамятстве, как же заставить ее! - Конни испуганно посмотрела на мужчину. - Мы с Мэри вдвоем пытаемся давать ей лекарство, но ее постоянно тошнит. Но когда все же удается его влить, кашель прекращается, и она засыпает сном младенца.

   - Значит, старайтесь делать так, как я предписал! - доктор строго посмотрел на нее, и служанка закивала, как провинившаяся школьница.

   Тумбочка возле кровати Амелии была заставлена флаконами, баночками и бутылочками самых разных размеров с непонятными Конни названиями: часть была написана по-иностранному, а некоторых слов она и на английском-то не знала. На полу стоял таз с прохладной водой и полотенцем, которое прикладывали ко лбу, чтобы сбить жар, и которое было совершенно бесполезным. Здесь же лежали и грелки - девушку бросало из жара в озноб, и слуги пытались сделать все, чтобы облегчить ее мучения.

   - Мне надо поговорить с мистером Черрингтоном.

   - Я сейчас вас провожу, - засуетилась она и уже у самой двери спросила тихо: - У нее воспаление легких, да? У меня тетка от него умерла...

   Доктор внимательно посмотрел на нее и поправил очки на переносице:

   - Ты говорила, что твоя госпожа бегала ночью под дождем? Ничего удивительного! Если вы не будете выполнять мои предписания, то ее может постичь судьба твоей тетки.

   ***

   Снова эта комната, полная зеркал и слепящего белого света. Но все зеркала пусты. Пусты, и не видно даже краешка белого платья.

   Амелия бежит, но ее ноги не двигаются. Обернуться она тоже не может. Да что же это! Она мечется, пока вдруг не понимает, что привязана - сидит на стуле, опутанная белыми бинтами, и не может даже пошевелиться. Ноги и руки девушки затекли, и она почти не чувствует их. Ей так нужна помощь! Скорее бы кто-нибудь пришел и освободил её. Самой ей ни за что не развязать этих пут, они слишком туго стянуты, а узлы слишком прочные.

   Элинор, ее подруга! Она должна быть где-то здесь, должна помочь ей!

   - Ни к чему паниковать, - раздался за ее спиной такой знакомый голос. - Неужели ты не можешь просто стряхнуть с себя какую-то нитку?

   - Нитку? - непонимающе переспросила Амелия.

   Тут же она почувствовала слабое движение воздуха, и вслед за этим осознала, что освободилась. Потирая затекшие запястья, она встала. На полу, обвившись вокруг ножек стула, и в самом деле лежала тонкая белая нитка. Амелия в недоумении обернулась и увидела Элинор. Та стояла в зеркале, скептически приподняв одну бровь, и вновь казалась призраком из далекого прошлого, портретом, написанным лунным светом по стеклу.

   - Но как ты...

   - Очень просто, - ответила та. - Как и все, что я делаю. А вот для тебя, похоже, многие вещи слишком сложны. Как жаль, что ты отвергаешь мою помощь.

   - Но мне не нужна никакая помощь, - начала девушка.

   - Неужели? - Элинор улыбнулась так, что у Амелии засосало под ложечкой. - А, по-моему, очень нужна. Ведь даже они не могут ничего сделать! - они показала куда-то вниз.

   Амелия взглянула туда, куда указывал изящный пальчик, и перед глазами у нее потемнело.

   Она увидела саму себя, раскинувшуюся на постели в собственной спальне. Рядом суетились Мэри и Конни, и та новая девочка с кухни, здесь же был и незнакомый доктор, созерцающий ее с необычайно серьезным видом. Боже, но почему все они собрались в ее комнате? И почему она так ужасно выглядит? Ее волосы разметались по подушке, лицо заострилось и приобрело желтоватый оттенок, отчего казалось восковым, на лбу блестела испарина. Полупрозрачная кожа и закрытые глаза придавали Амелии почти безжизненный вид, если бы не слабое прерывистое дыхание, от которого ее грудь едва заметно приподнималась под ночной рубашкой. Она выглядела отвратительно, более того, она видела себя почти мертвой, омерзительным, гниющим трупом.

   - Потому что ты умираешь, - сообщила ей Элинор. - Не можешь справиться даже с простудой, если пробежишься под дождем.

   - Нет! Я не должна, я не могу умереть! - закричала Амелия и бросилась к зеркалу в поисках спасения. Но холодная гладь оттолкнула ее, а Элинор лишь рассмеялась, холодно и отстраненно.

   - Не умрешь, если послушаешься меня и примешь мою помощь.

   Амелия непонимающе смотрела вниз, не желая смиряться с предстоящим.

   - Какая же ты упрямая! Только подумай, как многое может измениться, если только ты этого захочешь. Неужели ты хочешь вот так бездарно закончить свою жизнь?

   Та лишь отчаянно замотала головой.

   - Так значит, ты согласна?

   - Чего ты хочешь от меня?

   - Всего лишь помочь тебе, глупая.

   - Но как? Разве ты сможешь?..

   - Я? - Элинор вновь вскинула остро-очерченную бровь.

   Как же она была прекрасна - Амелия не могла оторвать взгляд от ее идеальной, античной красы. В этом белом платье она напоминала восхитительную статую из Кенсингтонского сада, была воплощением совершенства. Девушка протянула вперед руку, желая прикоснуться к безукоризненной сияющей коже и шелку волос, но покачнулась и отдернула руку, лишь едва коснувшись зеркальной поверхности. Она оказалась не твердой, а напоминала ночное озеро, спокойное лишь до первого колыхания.

   - Я не понимаю, - прошептала Амелия.

   - Не бойся, - зеркальная гладь вновь колыхнулась.

   - Что произойдет?

   - Ты не умрешь, - засмеялась Элинор множеством серебряных колокольчиков. - И будешь жить так, как не жила никогда раньше.

   Амелия молчала. Перед ее глазами все снова потемнело и закружилось водоворотом ярких звезд. Пол поменялся местами с потолком, день с ночью, а земля с небесами, лишь ее вечная призрачная спутница оставалась такой же неизменной. Девушка открыла глаза: она снова оказалась в зеркальной комнате, но только теперь зеркало там было лишь одно - от пола до потолка, в изящной золоченой раме, как на балу у лорда Лоунсбери, даже музыка играла та же - что-то из Моцарта, а может, и Бойса. Пространство за рамой не было туманным и пустым: под ногами расстилался паркет темного дерева, за спиной Элинор уютно трещал камин, бросая отблески пламени на синие с золотистым узором обои. На столе на серебряном блюде красовались фрукты, графины с вином и лимонадами, шербет и другие лакомства в изящных вазочках, а несколько стульев и диванчик так и манили присесть. Элинор лукаво улыбнулась Амелии.

   - Что ж, пришла пора решиться. Ведь тебе совсем не хочется умирать, не так ли?

   - Нет... нет, - Амелия вздернула подбородок. - Я хочу жить!

   - Я понимаю, - Элинор протянула ей руку, слегка склонив голову к плечу. - И я помогу тебе.

   Амелия отрывисто вздохнула, потом быстро вложила свою руку в ладонь Элинор. И шагнула вперед, растворившись в ее объятиях.

   ***

   Доктор устало отер лоб и наконец-то улыбнулся, впервые за последние несколько дней.

   - Можно считать, что случилось чудо, - произнес он, поднимаясь с постели больной.

   Две горничные: одна чуть постарше, другая помоложе, - вздохнули с облегчением.

   - Она пришла в себя?

   - Она спит. Но жар спал, и она свободно дышит. Теперь вам осталось дождаться ее пробуждения и терпеливо ждать окончательного выздоровления. Куриный бульон и теплое питье - вот то, что ей сейчас нужно.

   - Просто не верится! - воскликнула Конни. - Я должна как можно быстрее рассказать об этом миссис Черрингтон... Она, бедняжка, сама слегла, у нее сердце прихватило, так за юную мисс переживала. Да и мистер Черрингтон...

   - Хорошо, хорошо, - попытался угомонить ее врач.

   - Господи, счастье-то какое! Конни проводит вас в гостиную, я уверена, мистер Черрингтон захочет вас лично отблагодарить!

   Дверь за ними тихо закрылась, и больная заворочалась во сне. Луч солнца упал на ее постель сквозь приоткрытую занавеску, и губы девушки растянулись в довольной улыбке.

Глава 9

    К приезду мистера Ричарда Харви готовились всю неделю. Едва мисс Черрингтон пошла на поправку, было решено более не откладывать визита долгожданного гостя и назначить его на последние выходные июня. В доме еще ни разу не принимали гостей, и оттого вся прислуга была немного на взводе, стараясь угодить вкусам столичного гостя. Все приготовления лежали на сухопарых плечах экономки миссис Уильямс: хозяйка дома лишь выразила желание, чтобы было "ничуть не хуже, чем на приеме у леди Уайтфилд с Реджент-стрит". Мистер Черрингтон же высказался еще более кратко, сказав, что не потерпит, чтобы сына его хорошего друга и делового партнера приняли неподобающим образом. И теперь миссис Уильямс словно тень появлялась во всех комнатах, едва остальным слугам стоило на минуту замешкаться или оторваться от работы. И вот, когда все ковры были вычищены, занавески постираны и выглажены, а серебро блестело, она с чувством глубочайшего удовлетворения прошлась еще раз по комнатам, проверяя с помощью белых перчаток отсутствие пыли даже в таких местах, куда никому бы не пришло в голову заглянуть.