- Пожалуйста, не помни платье, разве нельзя обойтись без этой сентиментальщины?
- Моя дорогая матушка, вы не представляете, что за секрет скрывают эти стены! Дом хранит страшную тайну, о которой я случайно узнала. Ведь именно там, в той комнате, которая раньше служила кабинетом, погибла первая хозяйка этого дома. Я видела это словно вживую: ее охватил огонь, и в секунду она превратилась в пылающий факел! Поверьте мне, я не вру! - сбивчиво заговорила она. - Это так ужасно, так ужасно! Она является ко мне в кошмарах! Эта комната сама по себе воплощение мрака, неужели вы не почувствовали это, когда вошли? Мои предчувствия не могут лгать! Дом проклят! Ах, прошу вас, заприте комнату и не заходите туда больше. Я не могу, просто не могу этого больше выносить...
Амелия уткнулась лицом в колени миссис Черрингтон и зарыдала так отчаянно, что женщине пришлось прикрыть уши.
- Посмотри на меня, Амелия.
Она продолжала плакать - теперь уже беззвучно, - и Кейтлин осторожно взяла ее за подбородок и повернула лицом к себе.
- Ты говоришь бессмысленные вещи, и мне кажется, что это какой-то дурной сон! Я сделаю вид, что ничего не слышала. Боже мой, Амелия, на кого ты похожа!
Кейтлин неторопливо встала и посмотрела на дочь.
- Подойди сюда, - сказала она мягко.
Над каминной полкой висело небольшое круглое зеркало в тяжелой медной раме, из которого на Амелию смотрела она сама, безобразная от слез, с красными, распухшими глазами и носом, а сморщенный лоб превратил ее в старуху.
- Вытрись, - миссис Черрингтон протянула ей свой платок. - И запомни, как отвратительно ты выглядишь, когда плачешь. Слезы тебя не украшают, а лишь уродуют, и надо быть совершенной дурочкой, чтобы плакать при людях.
Амелия поспешно утерлась батистовым платком с витиевато вышитыми "КЧ" и покладисто кивнула. Ее отражение показалось ей самым уродливым, что она когда-либо видела в жизни, а уж матушка точно не заслужила того, чтобы быть свидетельницей подобной истерики.
- Твой муж не захочет с тобой даже разговаривать, увидев подобное непотребство. А истории про привидения и твои кошмары - вовсе не то, что он захочет услышать от любящей жены. Запомни это и придерживай язык! У меня же от подобных историй и вовсе голова болит.
- Вы совершенно правы, - прошептала девушка.
Кейтлин тяжело вздохнула и вновь посмотрела в зеркало - на этот раз взгляд ее едва лишь коснулся Амелии, останавливаясь на своем собственном лице. Конечно, она была уже не молода и не так прекрасна, как в двадцать лет, глаза окружила сетка мелких морщин, а уголки губ безвольно поникли, но сейчас рядом со своей юной дочерью она выглядела неплохо. Некоторое время ее взгляд скользил по зеркальной поверхности, будто пытаясь воскресить старое воспоминание из глубин памяти, затем миссис Черрингтон вернулась на диван в свое царство подушек, шалей и безмятежности.
- Моя дорогая, запомни одну вещь, - проговорила она, не глядя на нее. - Никто и никогда не будет интересоваться тем, что ты думаешь и что ты хочешь. Проявление чувств сочтется истерией, собственное мнение - дерзостью. И чем лучше ты научишься себя сдерживать, тем счастливей будет твой жизнь в браке.
- Но... разве я не могу быть искренней с человеком, которого люблю? - непонимающе спросила Амелия.
Миссис Черрингтон усмехнулась одним лишь уголком рта.
- Какая глупость, Амелия. Выкинь это из головы раз и навсегда. Ты приличная девушка, и должна всегда вести себя пристойно. Твои мысли, твои слова, твои поступки - все должно соответствовать твоему положению, а такая дама, как ты - хорошего происхождения и образования - никогда не позволит себе выражать чувства подобным образом. И, пожалуйста, никогда больше не плачь на людях - ты становишься похожа на лягушку.
Амелия поспешно закивала, все еще сжимая в кулаке носовой платок, мокрый от слез.
- А теперь иди в свою комнату и успокойся. Только из любви к тебе я не скажу отцу о том, что ты напридумывала. Надо же, дом проклят...
В расстроенных чувствах девушка поспешила прочь, ругая себя за глупое поведение. Вслед ей раздался звон серебряного колокольчика миссис Черрингтон и шумные шаги Мэри.
***
Амелия сидела за туалетным столиком и медленно перебирала лежащие перед ней предметы. Жесткую щетку для волос она положила на самый край, потом подвинула поближе; повертела в руках гребень из слоновой кости, такой ажурный и изящный, что совершенно не подходил к ее нарядам и ни разу еще не надевался. Его она положила в шкатулку к другим своим немногочисленным драгоценностям: хризолитовым сережкам прабабушки, подаренным ей на конфирмацию, золотой броши с мелкой россыпью бриллиантов - слишком роскошной, чтобы даже смотреть на нее - жемчужно-рубиновому гарнитуру, ее приданому. Ни одну из этих вещей Амелия еще никогда не носила. Она мечтала, как будет сиять на своем первом балу в этих драгоценностях, но ее дебют все откладывался - сначала из-за болезни матери, потом из-за переезда... Теперь же, если она и посетит лондонский сезон, то скорее всего уже как замужняя дама.
Она отложила шпильку для волос, которую задумчиво вертела в руках, и боязливо посмотрела в зеркало. Краснота глаз прошла, и в мягком свете газовой лампы девушка казалась себе вполне хорошенькой, только вот очень несчастной. Нет, она не собиралась себя жалеть - что может быть ничтожнее, чем жалость к себе. Конечно же, матушка права, и Амелии следовало взять себя в руки, подчинить свои чувства и переживанию разуму, успокоиться и больше никогда, никогда не позволять себе подобных выходок. Она уже не маленькая девочка, она не должна бегать ночью по дому, не должна зарываться в мамину юбку, и уж тем более не должна верить страшным историям о привидениях.
Всю жизнь перед Амелией были образцы идеальной девушки - эти бумажные черно-белые красавицы смотрели на нее с журналов мод и рекламы мыла, их речь лилась со страниц "Советчика молодым девушкам", именно их приводила ей в пример мадемуазель Пати, когда воспитанница путала до мажор и до минор. Эти девушки были улыбчивы, легки на подъем, до крайности вежливы и безупречны манерами. Они с легкостью могли организовать обед на десятерых, нарисовать пейзаж, побеседовать на с гостями французском и немецком, никогда не огорчали родителей и постоянно были заняты делом. Они носили самые модные наряды, убирали волосы в сложные высокие прически, были румяны и веселы. Именно такой пообещала себе стать Амелия Черрингтон много лет назад и свое обещание не сдержала.
Она закрыла лицо руками. Как ей измениться? Как стать правильной дочерью и женой? Ведь такую, как она, никто никогда не полюбит и не сделает своей законной супругой! Она старалась не расплакаться вновь, сжимала кулаки, царапая ладони, но слезы предательски наворачивались на глаза. Несколько глубоких вздохов помогут ей справиться с расстроенными чувствами, а спасительные капельки успокоят нервы и погрузят в сладкую дрему. Быть может, она вновь услышит море и будет качаться на его волнах - и никогда никому не расскажет о том, что происходит с ней в ее грезах. Улыбнувшись своим мыслям, Амелия принялась расчесывать волосы перед сном. Двадцать раз провести щеткой с внешней стороны, двадцать раз с внутренней, сбрызнуть розовой водой и маслом, заплести в косу - этот ритуал она знала наизусть с самого детства. Она почти не смотрела в зеркало, поглощенная своим занятием, однако краем глаза заметила, как в отражении появилось нечто новое, чего до сих пор в комнате не наблюдалась. Девушка медленно подняла голову и всмотрелась в зеркало, и чем дольше она смотрела, тем явственнее становился ужас, охвативший ее.
О нет, эта тень ей не примерещилась, как не была она сном или плодом ее воображения. То, что сначала показалось ей белой дымкой, на глазах становилось все плотнее и плотнее, пока, наконец, не превратилось в полупрозрачную женскую фигуру. Девушка резко обернулась, но фигура не исчезла, более того, она была реальнее, чем тусклое отражение в зеркале. Она парила в воздухе в дюйме от пола, а платье - старое, вроде тех, что носила в юности бабушка Амелии - слегка колыхалось. Ее лицо, волосы, наряд - все слилось в сотканный из густого тумана образ, и Амелия не сомневалась, кем является эта призрачная женщина.