— Как ты сказала? — напряглась я, пытаясь поймать мысль, мелькнувшую в голове.

— Я говорю, кошмар. Кому ж приятно оказаться в дураках? Ты чего будешь, чай или кофе?

— Ничего не буду, — махнула я рукой. Аппетит пропал, как и та мысль. Почему-то мне казалось, что она очень важна, что от нее зависят наши жизни и что только она поможет распутать клубок неприятностей, навалившихся на нас.

— Афоня, — ахнула Клавдия, приложив ладонь к моему лбу, — да ты вся горишь! Нужно немедленно вызвать доктора!

— Не надо доктора, — вяло попросила я.

Меня немного удивило, что Клюквина заговорила о докторах. Обычно она предпочитает лечиться самостоятельно, а из всей лечащей братии за врачей считает только хирургов. Хирургов? Я насторожилась:

— Клава, какого доктора ты собралась звать?

— Тошку.

— Какого еще Тошку? — не вникла я.

— Ну, Антона, который мне голову лечил, — напомнила мне сестра. — Очень замечательный доктор, можешь не сомневаться.

— Видать, плохо он тебе голову вылечил.

— Что так?

— Он хирург, а мне нужен… — тут я умолкла. В самом деле, кто мне нужен?

— Какая разница? Хирург, гинеколог… Они все многостаночники, в случае надобности и роды примут, и зубы вынут, то есть вырвут. А Тоша вообще гений от медицины, золотые руки!

— Почему?

— Потому что рыжий, — припечатала Клюква, прекращая спор. — Хватит болтать. Иди ложись, а я Тошке позвоню.

Помните, как у Некрасова: «Мужик — что бык, втемяшится в башку какая блажь, колом ее оттудова не выбьешь…» Клюквина хоть и не мужик, но примерно то же происходит и с ней.

Переубедить Клавку практически невозможно даже здоровому человеку. Чего ж тогда говорить обо мне? Смирившись с судьбой, я вернулась в кровать и с облегчением прикрыла глаза. Голова закружилась, я почти сразу провалилась в какое-то мутное забытье.

Грезилась мне Клавдия. Была она бестелесной и напоминала джинна из волшебной лампы: вместо ног у Клавки имелся хвостик, кончик которого прятался во флаконе из-под духов. Клюква-джинн возмущенно открывала и закрывала рот. Слов, слава богу, я не слышала, но выражение лица имела зверское, следовательно, сильно ругалась. Кроме того, сестра потряхивала руками, на которых вместо пальцев болтались патрончики с помадой.

«Помада… Клава, у тебя помада!» — хотела выкрикнуть я, но рот отчего-то не раскрывался.

— Бредит, — донесся до слуха Клавкин голос.

Я открыла глаза и слабо повторила:

— Помада…

На кровати сидел рыжий Филиппок, сжимая мою руку. Клавдия шмыгала носом и что-то шептала, неслышно шевеля губами. Молитвы, что ли, читает? Приглядевшись к сестре, я обнаружила, что никакого хвоста у нее нет, да и пальцы вроде бы человеческие. И вдруг… Наверное, мне стоит пересмотреть свое отношение к вещим снам, интуиции и прочей хиромантии.

Отбросив руку Антона, я вскочила на ноги с криком:

— Клава, помада! Господи, как я могла забыть!

Теперь Клюквина перепугалась не на шутку.

Ей понадобилось немедленно меня спасать, поэтому она подскочила к Филиппку, схватила его за грудки и горячо залопотала:

— Тоша, сделай что-нибудь, очень тебя прошу! Не могу я ее в таком виде Брусникину предъявить. Ты же врач, у тебя руки золотые, на себе проверила… Спасай Афоню срочно!!!

Тоша, по-моему, испугался еще больше.

Вспомнил, наверное, о нашей раненой наследственности.

— Да я… Конечно, конечно, но мне ведь надо сначала ее осмотреть…

— Вот я тебе осмотрю! — замахнулась я на доктора. — Иуда! Настучал-таки ментам про Витьку. Небось и о нас натрепал.

— Ничего я не трепал, — обиделся Антон. — Виктор ваш так и не пришел в себя…

— Скончался?! — ойкнула я, без сил опускаясь на кровать.

— Почему скончался? Он жив, только в очень тяжелом состоянии, в сознание пока не приходил. Утром пришел Юрий Васильевич. Даже до отделения не дошел — ему Ирина Петровна прямо на входе сообщила о вашем.., м-м.., нашествии. Между прочим, это она в ментовку сообщила.

— Что сказал Юрий Васильевич? Витька выживет? — полюбопытствовала Клюквина.

— Васильич осмотрел, сказал, что операцию провели грамотно. Теперь все зависит от самого Виктора. Думаю, обойдется.

— Ну, а я что говорила?! — Клавка не скрывала торжества. — Тоша, ты гений! Теперь приступай к спасению Афанасии.

Филиппок уставился на меня с немым вопросом в глазах.

— Ладно уж, спасай, только побыстрее, — снисходительно согласилась я.

Присутствие Антона оказалось сейчас весьма кстати: во-первых, чувствовала я себя и в самом деле хреново, а во-вторых, хотелось бы с ним проконсультироваться по одному очень важному вопросу.

Клавка с умилением наблюдала за процедурой осмотра. По первому же требованию хирурга она принесла градусник (где только умудрилась его отыскать?) и ложечку. Я покорно измерила температуру, открыла рот, сказала «а-а-а» и подставила грудь и спину под стетоскоп, который предусмотрительный Филиппок прихватил с собой. Хм, может, у него и скальпель в кармане завалялся?

После осмотра Антон принялся задавать вопросы, чем сильно меня нервировал. Я нетерпеливо дрыгала ногами, но старалась отвечать по возможности толково. Наконец неприятная процедура была завершена. Напоследок парень робко поинтересовался:

— А что со щекой?

— Это она в сугроб случайно упала, — вместо меня ответила сестренка и тут же тревожно пропела:

— Тошенька, что с Афоней? У нее лихорадка зеленого Нила, да?

Мы с Антоном ошалело заморгали.

— Клавочка, вероятно, ты имеешь в виду лихорадку восточного Нила. Как следует из названия, она встречается только в Африке, — авторитетно пояснил Филиппок. — Откуда бы этой экзотической болезни взяться в Москве, да еще зимой? У Афанасии налицо постстрессовый синдром плюс, как я подозреваю, абстинентный синдром…

— Про стресс понятно, — перебила Клавка, — это наше обычное состояние. А вот этот… как его? То, что ты сказал? Синдром какой-то.

Я, знаешь ли, не сильна в медицинских терминах.

— Абстинентный синдром, — подсказал Антон, — а попросту говоря, похмелье. Вы вчера что-нибудь пили?

— Коньяк, — призналась я, глубоко вздыхая.

— И, конечно, на ночь…

— Угу.

— Слушай, профессор, — разозлилась Клавдия, — хватит теории, пора к практике переходить. Как ее лечить?

— Ну.., как. Принять жаропонижающее, выпить горячего чаю. Можно с лимоном. Но самое главное, необходимо устранить причины, вызывающие стресс.

Клавдия задумалась. И я прекрасно ее понимала! Если проблему с таблетками и чаем можно легко решить, то как быть с остальным? Впрочем, именно устранением причин, вызывающих стресс, я как раз и намеревалась заняться.

— Все? — спросила я с нетерпением. — Осмотр окончен?

Филиппок кивнул. Получив свободу действий, я сорвалась с места и выскочила в коридор.

Клюквина с Тошей наблюдали за моими действиями с неподдельным интересом.

— Вот! — я достала с антресолей коробку с туфлями.

— И что? — не поняла Клавка.

Я поковырялась в туфлях и извлекла из одной из них помаду. В глазах Антона ясно читалось сомнение в правильности поставленного диагноза. Клавдия презрительно скривилась:

— Не знала, что ты помаду в туфлях хранишь.

— Это не просто помада, — хитро прищурилась я. — Пошли на кухню.

Влекомая извечным женским любопытством, Клюква проследовала по указанному маршруту, а вот Филиппок замялся в коридоре.

— Может, я пойду? — с надеждой спросил он. — Моя помощь, кажется, уже не требуется.

Я ведь прямо с работы… Юрий Васильевич отпустил всего на пару часов.

— Как это помощь не требуется? Очень даже требуется! — я схватила хирурга за руку и потащила на кухню.

Мы расселись за столом, на котором все еще стоял остывший, так и не тронутый никем завтрак. Клавка прямо-таки сгорала от любопытства, а Тошка — от неясных предчувствий. Думаю, он уже не раз пожалел о том, что связался с нами.

Конечно, это ужасное свинство — заставлять людей изнывать от неизвестности, но… Я нарочито медленно извлекла из тюбика ампулу и аккуратно положила ее на стол. Клавка понимающе хмыкнула, а вот Антон впечатлился.