Федоров смолчал, только вздохнул выразительно: давай, мол, давай, я вытерплю.
— Не сердись на старика, — мягким, даже каким-то ласковым тоном заговорил Холмогоров. — Но речь-то уже идет по существу. Разработанная нашим бюро модель электрозарядного аккумулятора неожиданно и прочно застряла на нулевой отметке. В твоем бронированном сейфе. Эксперты экспертами, но чтобы начальник КБ, чья идея облечена в чертежи и расчеты, сам стал сдерживающей силой… Нет, подобных прецедентов, кажется, не сыщешь.
— Я же вам объяснял!
— Потому мне и пришлось навязываться тебе в гости, что такие объяснения, как погремушка для новорожденного: отвлекает, но не успокаивает. Электроаккумуляторы ждут во всем мире. Из-за выхлопных газов смог одолеет скоро всю планету. А мы резину тянем.
В передней раздался звонок.
— Жена, — определил Федоров. — Любит, чтоб передней распахивали двери, хотя у самой ключ есть.
Он помог жене отнести авоську с двумя бутылками кефира и булкой хлеба, привычно выслушал жалобу на то, что она очень устает, мотаясь после работы по магазинам и таская тяжеленные сумки. Когда он повернулся, собираясь идти в свою комнату, она догадалась:
— У тебя гости?
— Холмогоров.
— Удалось-таки затащить?
— Сам пришел.
— Удивительно!
— Ничего удивительного, — возразил он. — Дела.
— Но ты же в отпуске!
— Ну и что? — Он почувствовал, как закипает раздражение. — Разве не ясно: де-ла!
— Ужин готовить?
— А ты как считаешь?
Холмогоров сидел в прежней позе, закинув ногу на ногу и крепко обхватив пальцами подлокотники кресла. Как на приеме у стоматолога или в самолете в момент взлета, подумал Федоров.
— Товарищи давно просили меня переговорить с тобой, — медленно произнес Холмогоров. — Но я все надеялся, что ты начнешь действовать. И вот донадеялся! Ты спокойно уходишь в отпуск.
Федоров не знал, как поступить. Раскрывать ли полностью карты. Особых оснований таиться у него не было. Хотя…
— Нерешительность на тебя так непохожа! — продолжал Холмогоров. — Прежде ты горячился, не давал чернилам просохнуть, готов был пойти на риск ради того, чтобы наша идея поскорее шагнула к делу, свеженькой, юной, а не переутомленной доходягой. Нынче что-то в тебе переломилось. Работать стало трудно. Когда новшество, повторяю, консервирует человек, призванный в какой-то степени своей должностью к этому, с ним можно спорить, драться, но и уважать одновременно. Когда же в этой должности выступает начальник твоего КБ…
— Ого! — воскликнул Федоров: с напускной веселостью. — От технических аспектов перешли к нравственным. Любопытно.
Холмогоров не обратил внимания на ею иронию.
— В общем, положение, Анатолий Александрович, складывается таким образом. Или ты начнешь двигать модель аккумулятора в присущем тебе атакующем стиле, или… Вместе нам стало трудно работать.
— Кому это — нам?
— Я же говорю не только от своего имени.
Над электроаккумулятором для автомобилей его КБ работало несколько лет. Разумеется, помимо всех прочих срочных и неотложных заказов. До некоторых пор главный интересовался, как идут у него дела, старался вникнуть вовсе детали разработки модели. Но потом вдруг охладел к ней, слушал Федорова вполуха, а когда он доложил о готовности, главный пожал плечами и посоветовал: «Не спеши. Разница между существующей моделью и вашей невелика, вряд ли кто-нибудь из хозяйственников на нее клюнет, так хоть доведите до ума, чтобы обошлось без придирок». Федоров пытался было возражать: разовая электрозарядность аккумулятора повышена почти вдвое, уменьшен его вес и габариты — если это и не решение проблемы, то, во всяком случае, резкий рывок к цели. «Рывок! — усмехнулся главный, — От скромности твое КБ не зачахнет. Так себе, рывочек. А вы, небось, собрались бить во все колокола?». Федоров кивнул. «Потерпите. Придет время, я сам напомню».
Еще сравнительно недавно все это могло лишь слегка насторожить Федорова, заставить действовать более расчетливо. Теперь же остановило.
— Главный считает, что для запуска модели по инстанциям момент еще не созрел, — объяснял он Холмогорову. — Не лезть же мне напролом.
— Как и почему считает главный, нам известно.
Федоров присвистнул.
— Вот это информированность! Известно даже — почему?
— Представь себе.
— Из каких источников?
— Вполне достоверных.
— Понимаю, понимаю. Секрет, значит. Опасная осведомленность! Нельзя знать больше, чем положено.
— Можно. Если от этого дело выиграет.
— И все-таки любопытно: вы перестали меня ценить, подставляя мою голову под удар, или ситуация, на наш взгляд, совсем пустяковая?
— Не то и не другое, — Холмогоров хмыкнул, прищурился. — Слушай, с каких это пор ты начал переживать за свою голову?
— С тех самых, как вы усиленно подталкиваете меня.
— А может, наоборот: мы подталкиваем, видя твою излишнюю осторожность?
Вошла жена Федорова, принаряженная в лиловое платье до пят, старательно улыбаясь большим некрасивым ртом. Они обменялись с Холмогоровым любезностями. На столике, отодвинув бутылку коньяка и рюмки, утвердился поднос, заставленный тарелочками с какими-то неаппетитными ломтиками сыра, колбасы и хлеба. Жена присела на край дивана, полагая, что ничуть не помешает разговору. Возникшее молчание истолковала по-своему.
— Наговорились, устали? Сейчас Толику не до работы, просвежиться надо.
— Кстати, куда собираешься ехать? — повернулся к нему Холмогоров.
Он откликнулся не сразу и нехотя:
— В Одессе у Лены объявились родственники. Наверное, туда и махнем. Животами по пляжу елозить.
— Еще и недоволен, — возмутилась жена. — Бога благодарить должен, что все так удачно складывается. На днях мне дадут отпуск, и мы сразу же отправимся к морю. — Лицо ее, еще мгновенье, назад пылавшее праведным гневом, успокоилось, приобрело мечтательное выражение: глаза полуприкрылись, а руки расслабленно скользнули вниз, туда, где угадывались под платьем колени. — Какая благодать: легкие зеленоватые волны с хлопьями белой пены по бокам и бархатистое солнце. Мечта года!
Федоров думал о том, что гневайся она почаще не из-за кухонных мелочей и радуйся не по поводу всяких покупок, а из-за чего-то повыше, он, пожалуй, продолжал бы ее любить. И еще он думал о том, что пора бы ее выпроводить хотя бы на несколько минут.
— Леночка, приготовь, пожалуйста, нам кофе.
Когда она вышла, Федоров сказал:
— Надо закруглять эту альтернативную историю. Мне, откровенно говоря, не хочется менять группу.
— А нам руководителя.
— Зачем тогда игра в прятки? Детектива из вас все равно не получится. Так почему же главный сдерживает нашу модель?
— Разве это столь важно? Если мы убеждены в своей правоте и своих силах, чего нам бояться?
Холмогоров знал, что сын главного работает начальником КБ такого же профиля в соседнем городе и главный «подкармливает» его их идеями. Нужно ли рассказывать Федорову? Это повод для конфликта между ними, но не для отстаивания своих принципов. Впрочем, если будет настаивать…
Но Федоров не настаивал.
— Хорошо, когда вернусь из отпуска, решу.
— Без оттяжек?
— Я же сказал!
— Не психуй. Лучше включи свет.
При ярком свете Холмогоров рассматривал комнату так внимательно, будто только что попал в нее. Книжный стеллаж во всю стену. Откидывающийся чертежный столик. Крупные фотографии, где нет места ничему, кроме манящих снежных вершин да вздыбленных, рассеченных трещинами, ледников. В углу, между стеллажом и боковой стеной, как-то естественно получалась ниша, к там расположились — рюкзак, альпинистская веревка и ледоруб, а чуть выше, на полочке, стояла вазочка с эдельвейсами, вокруг которой громоздились причудливой формы минералы.
— Мне говорили о твоей страсти, — Холмогоров кивнул в сторону ниши.
— Было дело.
— А теперь что, не ходишь?
Федоров покачал головой.
— Жаль.
— Чего жаль-то?
— Остывающих страстей.
