Причиной этого был крайне низкий для европейского города начала XX столетия уровень развития московских коммунальных сетей. Сто двадцать лет (с 1770-х до 1890-х годов!) потребовалось московским водопроводчикам, чтобы вода из Мытищинского водопровода пошла непосредственно в квартиры, причем сразу же оказалось, что источники воды практически исчерпаны. Пришлось взяться за сооружение Рублевской насосной станции на Москвереке, но не успели ее ввести в строй, как выяснилось, что худосочной, обмелевшей реки огромному городу хватит лет на десять– пятнадцать. Немудрено, что на многих окраинах не было не то что нормального водопровода, но и обычных водоразборных колонок.
Еще хуже обстояло дело с канализацией, первая очередь которой была торжественно открыта в 1898 году, правда, чисто формально – ни одно домовладение к сети подключено не было, и насосная станция от нечего делать несколько месяцев занималась перекачкой обычной москворецкой воды. Экономическая целесообразность снабжения ветхих домишек ватерклозетами отсутствовала, и потому на 1 января 1917 года даже в пределах Садового кольца было канализовано всего 60 процентов домовладений!
Работы по сооружению второй очереди канализации (в пределах Камер-Коллежского вала) начались с 1910 года и велись только в отдельных районах – окрестностях Басманных, Тверских-Ям ских улиц, Александровской (позже – Борьбы) площади. Предполагалось, что к 1919 году канализацией будет охвачено 62 процента территории Москвы в официальных границах[1] (фактическая площадь города уже в это время была значительно больше). Но эти «великие» планы были нарушены начавшейся Первой мировой войной, а последовавшее в 1917 году расширение границ Москвы до линии Окружной железной дороги вообще свело обеспеченность канализацией до одной трети городской территории.
В общем, негативных факторов, тормозивших и предельно затруднявших развертывание массового строительства в Москве, было предостаточно.
Однако все они были вполне преодолимы в относительно небольшие сроки. При одном непременном условии – наличии специалистов соответствующей квалификации. К сожалению, их было слишком мало или даже не было совсем. Основная масса зодчих, доставшихся советской власти в наследство от дореволюционной России, ни по образованию, ни по навыкам практической работы не соответствовала вновь поставленным перед ними целям.
Перед архитекторами дореволюционной школы, работавшими в условиях частной собственности, небольших архитектурных фирм и частных заказов, встала совершенно новая, впервые возникшая задача – творчества для трудящихся, для народа. Конечно, не все архитекторы смогли правильно оценить обстановку и пересмотреть привычные для старого строя взгляды. Все же подавляющее большинство московских зодчих встало на путь строительства Страны Советов.
Среди них, несомненно, были способные, даже талантливые специалисты, чьи имена пользовались широкой известностью в России и за рубежом, но их опыт по большей части исчерпывался проектированием отдельных зданий с более или менее (в зависимости от размера кошелька заказчиков) красивой отделкой фасадов. Наивысшим мастерством, доступным немногим избранным, считалось изобретение оригинальных, эффектных объемно-пространственных решений. Конечно, эти навыки и в новых условиях являлись необходимыми, но уже недостаточными для продуктивной работы.
Отмена частной собственности на землю диктовала принципиально новый подход к строительству и реконструкции городов. Требовалось проектировать целые комплексы – жилые кварталы, микрорайоны, магистрали. Вписывать новые постройки в уже сложившиеся ансамбли нужно было с учетом окружающей среды.
Каких-либо теоретических разработок на сей счет не имелось. Московским архитектурным теоретикам потребовались годы только для того, чтобы дать определение понятию «архитектурный ансамбль». Решение же реальных градостроительных проблем представляло собой вообще непреодолимую сложность. Не задумывались, да и не умели думать об экономике строительства, о транспортной проблеме, системе обслуживания населения. Даже вопросы гигиены и санитарии жилья, на теоретическом уровне поднимавшиеся на дореволюционных съездах российских зодчих, в условиях хищнической эксплуатации частных земельных участков в городах не находили практического решения.
Совсем неготовыми оказались старые кадры к организации массового строительства, и в первую очередь к типизации планировочных и конструктивных решений. Выработанная годами привычка «показывать себя» приводила к тому, что даже в дома, сооружаемые по проектам повторного применения, вносились какие-нибудь не особенно важные, но заметные изменения, позволявшие их автору с полным сознанием своей правоты заявлять: «И мы пахали».
Квалифицированных архитектурных кадров в Москве явно не хватало. Особенно остро невыгодное положение Москвы проявлялось в сравнении с бывшей столицей – Петербургом-Петроградом-Ленинградом. В то время как ряды проектировщиков Северной столицы комплектовались в основном выпускниками двух высших учебных заведений – Академии художеств и Института гражданских инженеров, в Москве преобладали классные и неклассные «художники архитектуры», которых готовило Московское училище живописи, ваяния и зодчества (МУЖВЗ). Об этом учебном заведении обычно пишут в хвалебных тонах, что отчасти правильно, так как живописное отделение училища выпустило многих известных художников. Несколько хуже обстояло дело со скульпторами. А вот с зодчеством училищу явно не повезло.
Училище имело статус всего-навсего среднего учебного заведения, а потому даже лучшие ученики архитектурного отделения, выпускные проекты которых удостаивались высшей оценки – Большой серебряной медали, – получали равные права с наиболее нерадивыми и бездарными выпускниками Академии художеств – классными художниками архитектуры третьей степени. О том, чтобы равняться с российской архитектурной элитой – гражданскими инженерами, – не приходилось и мечтать.
Низкий уровень выпускников МУЖВЗ подчеркивался и тем, что на штатные должности высшего органа строительного надзора Московской губернии – Строительного отделения губернского правления – доступ им был закрыт. Правда, московский патриотизм заставил городскую управу свой строительный отдел комплектовать по большей части выпускниками МУЖВЗ, но ни к чему хорошему это не приводило.
Практически все крупные строительные катастрофы в Москве и Московской губернии за первые пятнадцать лет XX столетия произошли в домах, сооружаемых по проектам и под наблюдением выпускников МУЖВЗ, в том числе и тех, кто работал в городской управе. При этом следует отметить, что с немногими работавшими в Москве гражданскими инженерами подобных казусов не случалось вообще.
Особенно рельефно выступала низкая компетенция проектировщиков в решении градостроительных задач. Вряд ли можно говорить, что допускались ошибки, просто этими проблемами сколько-нибудь серьезно вообще не занимались. В лучшем случае городские архитекторы планировали правильную сетку кварталов на вновь осваиваемых площадях – в Сокольниках или Марьиной Роще.
А в старом городе каждый домовладелец творил все, что захочется. Можно было, например, ставить псевдоготический корпус магазина «Мюр и Мерилиз» так, чтобы он грубо вылезал из-за угла Малого театра и разрушал ансамбль одной из лучших площадей Москвы. Разительным примером градостроительной тупости является постановка двух огромных Крестовских водонапорных башен точно по оси магистрали 1-я Мещанская улица – Ярославское шоссе. Да, в то время магистраль на площади Крестовской Заставы сворачивала в сторону, чтобы пересечь железную дорогу по перпендикуляру к ней, а затем крутым зигзагом возвращалась к прежнему направлению. Но считать, что одна из важнейших трасс, связывавших город с Подмосковьем, всегда будет извиваться через узкий путепровод, могли лишь люди, не видевшие дальше своего собственного носа. Результатом этого попросту скандального просчета стал неизбежный снос в 1940 году двух огромных и крепких сооружений – чтобы открыть прямую дорогу на Ярославское шоссе.
