Верфи стали выгодным местом службы привилегированных лиц и источником нетрудовых доходов. С тех пор как капудан-паша Барбаросса выудил из казны огромные средства на строительство и оснащение флота, его пост стал источником обогащения. Корабли, экипажи которых состояли на жалованье и довольствии, редко выходили в море. Между тем в эпоху морских завоевательных походов под командованием Барбароссы, Драгута и Пьяли флот окупал себя. После хаоса 1640 года число капитанов галер, состоявших на жалованье, достигло четырехсот шестидесяти. Но из них не более ста пятидесяти человек выходили в море, огибая дворцовый мыс.
Позднее команды кораблей стали формироваться из дисциплинированных янычар, которые недолюбливали морскую службу.
«Они укомплектовывают экипажи кораблей в основном солдатами и даже янычарами, – пишет Тевоно, – но парни, которых не вдохновляет расставание с берегом, уходят в море против своей воли. И если у них появляется возможность откупиться, то они это делают. Тех, кто отбывает сезон судоходства на кораблях, называют «сафарли», то есть путешественниками. Три дня перед отходом кораблей они слоняются по улицам с тесаками в руках, выбивая деньги из повстречавшихся на пути христиан и евреев, а иногда и турок».
Факты продажности чиновников верфей обнаружил Рюкот: «Из-за большой себестоимости строительство галер и судов – что не учел первый состав этого правительства – опустошилась казна империи. Из-за хищений чиновников и бездарного руководства верфи были сданы в аренду на три года вперед. Лишь благодаря мудрости знаменитого визиря Купрюлу все было выкуплено и восстановлено».
Достопочтенный британский консул неосознанно коснулся еще одного источника утечки доходов империи, отметив, что его соотечественникам «следует считать благодатью то, что мы почувствовали пользу и преимущество свободной торговли и дружеских связей с турками… это началось во время правления благословенной памяти королевы Елизаветы… и, будучи усовершенствованным под блестящим руководством той самой уважаемой купеческой компании Леванта, принесло Британскому королевству большую выгоду, а также благодеяния многим тысячам англичан. Благодаря свободной торговле его величество получает большие доходы от пошлин без всяких затрат».
Существует популярное и, очевидно, устойчивое мнение, что османские турки в зените своего могущества забавлялись женщинами чуть ли не со всего Ближнего Востока, что эти женщины, переполнявшие гаремы, служившие танцовщицами и одалисками, тоже способствовали краху империи. Эта одна из новейших легенд, по крайней мере относительно эпохи Сулеймана, безраздельно захватила воображение Запада.
Правившие империей султаны и вправду без зазрения совести шли на связи с представительницами разных национальностей, и результаты этого легко прослеживаются. Сулейман не был исключением. Но важно понять и то, что простые турки вовсе не следовали примеру своих султанов. В людской среде, начиная с командиров янычар и тымариотов, вплоть до обычных крестьян, межнациональные брачные отношения не были распространены. Другие малые народы, и уж тем более племена Турции, также придерживались в основном браков между соплеменниками.
Позорная работорговля была главным образом средством наживы на пленных. Более состоятельные османские турки – весьма немногочисленные во время Сулеймана – использовали рабов и рабынь только в домашнем хозяйстве. Шариатский закон устанавливал пристойные отношения между хозяевами и рабами, в отличие, кстати, от Европы.
В то время большим гаремом располагал любвеобильный Аяс-паша. Барбаросса тоже брал в жены женщин в каждом порту. Но руководители государства, такие как Ибрагим, Рустем, Соколлу, Пьяли и другие, взяв себе в жены женщину из семьи султана, были вынуждены, будучи «при исполнении», оставаться моногамными.
Стоит заметить, что турецкие государственные деятели, начиная с Сулеймана и далее вниз по иерархии, были менее подвержены влиянию межнациональных браков, чем представители европейских королевских дворов того времени. (Особенно отличались в манипуляциях брачными связями Габсбурги. Филипп брал себе в супруги по очереди португалку, англичанку, француженку и австрийку. Если было на кого накинуть мантию Синей Бороды, то больше всего для этого подходили крепкие плечи Генриха Тюдора.)
Информация к биографии
ЯНЫЧАРЫ И ИБРАГИМ
Еще на заре своего правления султан столкнулся с бунтом янычар. Эти воинственные, пользующиеся привилегиями воины рассчитывали на ежегодные кампании, чтобы не только удовлетворить свою жажду боя, но и обеспечить себе дополнительные доходы от грабежей. Они постоянно негодовали по поводу затянувшихся перерывов в военных действиях султана. Янычары ощутимо становились более сильными и более осознающими свою мощь, поскольку составляли четверть постоянной армии султана. В военное время они были, как правило, преданными и верными слугами своего господина, хотя могли и не подчиниться его приказам, воспрещающим разграбление захваченных городов, и при случае ограничивали его завоевания, протестуя против продолжения чрезмерно напряженных кампаний. Но в мирное время, изнывая от бездействия, больше не живя в обстановке жесткой дисциплины, а пребывая в относительной праздности, янычары становились угрожающей и ненасытной массой, открыто и безнаказанно занимаясь грабежами и развратом – особенно во время интервала между смертью одного султана и восшествием на трон другого.
И вот весной 1525 года они отважились на открытый мятеж, грабя таможни, еврейский квартал и дома высших чиновников и других людей.
Группа янычар силой проложила путь в приемную султана, который, как говорят, убил троих из них собственной рукой, но был вынужден отступить и скрыться, когда в него стали целиться из луков. Мятеж был подавлен с помощью казни их аги и нескольких офицеров, подозревавшихся в соучастии, тогда как другие офицеры были уволены со своих постов.
Рисунок Х.С. Бехама. Ибрагим-паша
Солдаты были успокоены денежными подачками и обещанием кампании на следующий год. Ибрагим-паша был отозван из Египта и назначен главнокомандующим вооруженными силами империи, готовившимися к вторжению в Венгрию. Захват Белграда открывал путь вверх по Дунаю.
Ибрагим-паша – одна из самых блестящих и могущественных фигур периода правления Сулеймана. Он был по происхождению греком-христианином, сыном моряка из Парги, что в Ионическом море. Родился в один и тот же год – и даже, как он утверждал, на той же неделе, – что и сам Сулейман. Захваченный еще ребенком турецкими корсарами, Ибрагим был продан в рабство вдове из Магнесии, которая дала ему хорошее образование и научила играть на скрипке. Уже юношей он встретил Сулеймана, в то время наследника трона и наместника в Магнесии, который был очарован им и его талантами и сделал его одним из своих личных слуг, затем – поверенным лицом и наиболее близким фаворитом.
После восшествия Сулеймана на трон молодой человек был назначен на пост старшего сокольничего, затем последовательно занимал ряд постов в имперских покоях. Ибрагим сумел установить со своим хозяином необычайно дружественные отношения, ночевал в апартаментах Сулеймана, обедал с ним за одним столом, делил с ним досуг, обменивался с ним записками через немых слуг.
Сулейман, замкнутый по натуре, молчаливый и склонный к проявлениям меланхолии, нуждался именно в таком доверительном общении. Под его покровительством Ибрагим был обвенчан с подчеркнутой помпой и великолепием с девушкой по имени Хатидже, которую считали одной из сестер султана.
Его восхождение к власти было на самом деле настолько стремительным, что вызвало у самого Ибрагима некоторую тревогу. Будучи прекрасно осведомленным о взлетах и падениях придворных, Ибрагим однажды зашел настолько далеко, что стал умолять Сулеймана не ставить его на слишком высокий пост, поскольку падение будет для него крахом. В ответ, как утверждают, Сулейман похвалил за скромность своего фаворита и поклялся, что Ибрагим не будет предан смерти, пока он правит, независимо от того, какие обвинения могут быть выдвинуть против него. Но, как справедливо заметит историк следующего века, «положение королей, которые являются людьми и подвержены переменам, и положение фаворитов, которые горды и неблагодарны, заставит Сулеймана не выполнить свое обещание, и Ибрагим потеряет свою веру и лояльность».
