– Примите мои поздравления.
– Это была обыкновенная шваль, – сказал я. – Ничего геройского мы не совершили. И поздравлять тут не с чем. Моего друга убили. Полиция считает, что это месть со стороны преступников.
– Большинство предпочитают откупаться, нежели рисковать жизнью, – вставила леди Фицгерберт, слышавшая наш разговор.
– Просто здесь кто-то внушил всем, что таковы традиции, – сказал я. – Если бы король взял на себя труд заверить британцев, что традиции – давать отпор наглецам, уверен, нашлось бы немало храбрецов.
– Браво! Браво! – Леди Фицгерберт захлопала в ладоши.
– Честно говоря, я желал бы поскорее закончить с делами, – заметил я графу Воронцову.
– Мы действуем по плану, – ответил он. – В банке все готово. Вас ждут. А по пути домой я заехал за капитаном Годеном, он остановился в доме леди Фицгерберт.
– А я не удержалась от соблазна познакомиться с русским посланником, которому суждено предотвратить войну между нашими странами, – промолвила леди Фицгерберт. – Кроме того, вы перекинете еще один мостик между англиканской церковью и католиками.
«Какая несуразица! – подумал я. – При чем здесь католики и англиканская церковь?!»
– Леди Фицгерберт – католичка, – сообщил граф Воронцов.
– И каково это: в Англии быть католиком? – спросил я.
– Легче, чем двести лет назад, – улыбнулась леди и чуть погодя добавила: – Уильям Питт попытался уравнять права католиков и протестантов, а в результате потерял пост премьер-министра.
– Признаюсь, ума не приложу, как моя миссия повлияет на отношения англиканской церкви и папского престола! – сказал я. – Одно утешает: должность премьер-министра не потеряю.
– Кажется, вы знаете что-то, чего не знаем мы, – заявила мадемуазель де Понсе, глядя на новую гостью.
– Только догадки, только догадки, – ответила леди Фицгерберт и выставила вперед открытые ладони, заранее защищаясь от досужего любопытства.
Мадемуазель де Понсе надула губки. Я представил себе ее физиономию, когда я сообщу, что хочу забрать ее служанку. Пожалуй, виконтесса лопнет от зависти! И хорошо, если так. Будет хуже, если она разнесет на весь Санкт-Петербург, что Николь была ее холопкой. И я подумал, что нужно быть повнимательнее с виконтессой, ведь предстоит еще как-то ее ублажить, чтобы она держала язык за зубами.
Я спохватился, что, погрузившись в романтические грезы, не слежу за разговором.
– …но кабинет Уильяма Питта-младшего пал, – рассуждал Семен Романович. – Новый премьер-министр еще не назначен. Аддингтону потребуется время…
Новосильцев повернулся ко мне и тихо сказал:
– Новым премьер-министром станет сэр Генри Аддингтон.
– Благодарю, я знаю, – сухо ответил я.
– Ему потребуется какое-то время, чтобы еще раз все взвесить, – продолжил свою мысль граф Воронцов.
– Вы же знаете, – вздохнула леди Фицгерберт, – что Генри и Уильям всегда были единомышленниками. Аддингтон на посту премьер-министра продолжит политику Питта. Скажу вам больше: политика Аддингтона будет жестче.
– Арией из итальянской оперы Аддингтон довольствоваться не станет, – саркастическим тоном заметил лорд Томпсон.
– К слову сказать, и исполнять арию уже некому, – заметил я.
Взоры гостей обратились на меня.
– Граф Ростопчин отправлен в отставку, – пояснил мои слова Семен Романович.
– Жаль, – покачала головой леди Фицгерберт. – И главное, война не станет дожидаться назначения премьер-министра.
– Уже сформирован Балтийский флот адмирала Хайда Паркера. Военный конфликт с Россией, можно сказать, неизбежен, – подытожил лорд Томпсон.
Я обвел взглядом собравшихся за столом, пытаясь вообразить, каково это будет, если через час объявят войну и мы станем смертельными врагами.
– Но… – леди Фицгерберт сделала паузу и, повернувшись ко мне, сказала: – Вы, мой друг, способны предотвратить столкновение.
– А в каком ведомстве вы служите? – неожиданно спросил меня капитан Годен.
– В коллегии иностранных дел, – ответил я.
– Стало быть, дипломат, – с удивлением промолвил капитан. – Это и впрямь неожиданно, чтобы дипломатические работники вступали в схватку с разбойниками.
– Я не очень силен в английском, – признался я. – А когда боишься, что язык подведет, полагаешься на кулаки.
– Все войны проистекают из-за того, что дипломаты не сумели договориться, – вздохнула леди Фицгерберт.
– Полностью разделяю ваше мнение, – согласился я.
– А по-моему, войны случаются из-за того, что мужчины любят воевать, – вставила свою реплику мадемуазель де Понсе.
– Не все мужчины, – возразил я и, поймав удивленный взгляд виконтессы, продолжил: – Я не люблю воевать.
– Но вы же не воюете, – улыбнулась она.
– Сейчас нет, – подтвердил я, – но воевал. Я подал в отставку и дал себе слово никогда более не участвовать ни в каких войнах.
Взоры всех присутствующих обратились на меня.
– Вы говорите удивительные вещи, – покачал головой капитан Годен. – Но как вы поступите, если случится война?
– А я уверена, что граф разыгрывает нас, – кокетливо заявила мадемуазель де Понсе.
Сэр Бенджамин Томпсон смотрел на виконтессу с благоговением. Она же не сводила с меня пытливого взгляда.
– Отнюдь, – отозвался я. – Я служу своему государству. Но если оно затеет войну, пусть на меня не рассчитывает.
– А в какой кампании довелось вам участвовать? – спросил Новосильцев.
– В Италии и Швейцарии под командованием Суворова.
– Это была славная кампания, – промолвил граф Воронцов, будто удивлялся, отчего же расхотелось мне воевать дальше.
– Да уж, – с сарказмом буркнул я.
– А я в отставке с девяносто шестого года, – сообщил Новосильцев. – Иначе непременно участвовал бы в деле с Суворовым.
– Если вы так категорично против войны, то российский император выбрал лучшую кандидатуру для этой миссии. – Леди Фицгерберт улыбнулась мне; в отличие от прочих – искренне.
– Участие в войне вовсе не означает непосредственное участие в боевых действиях, – сказал лорд Томпсон. – Вот я, например, в последнее время занимаюсь проблемой питания. Это, знаете ли, непросто: накормить армию, действующую вдалеке от родины и к тому же постоянно меняющую дислокацию. А солдат должен быть сыт, иначе – какой же он солдат?!
– И правда, сподручнее кормить солдат в собственных казармах, – улыбнулся граф Воронцов. – А потому, дамы и господа, вынужден извиниться. Мы с графом Воленским должны отбыть в банк. – Семен Романович поднялся из-за стола и, кивнув мне, добавил: – Нам предстоит отправиться в Бишопсгейт, нас ждут в «Френсис Бэринг энд Ко».
Я попросил лакея вызвать мосье Каню и ожидал в холле, втайне надеясь на новую встречу с Николь. Но тщетно. Явился Жан с недовольной физиономией, а горничная виконтессы так и осталась где-то в комнатах для слуг. Я вышел из дома следом за графом Воронцовым, сильно расстроенный. А тут еще подлый французишка с кислой миной!
– Жан, – рассердился я, – отчего ты смотришь так, будто тебя из поганого чулана некстати выгнали?!
– Вот-вот-с, сударь, – оживился мосье Каню. – Может, я останусь…
– Я тебе останусь! – возмутился я. – Садись рядом с кучером! И прекрати рожу мне строить!
По пути граф Семен поведал анекдотическую историю. Гадалка предсказала мистеру Бэрингу, что человек по фамилии Лисон в одночасье погубит его банк. С тех пор владелец банковской конторы ввел строгое правило: не впускать людей с такой фамилией.
Мысли мои занимала Николь, и когда мы прибыли во «Френсис Бэринг энд Ко», я не слишком прилежно следил за манипуляциями банкиров. Нас провели в хранилище, где у меня на глазах опечатали четыре кованых сундука, поместили их в отдельную кладовую, дверь также опечатали, а ключ вручили мне. Утром нам предстояло забрать сундуки, погрузить их на подводы и отправиться в Дувр.
Признаться, я не понимал, к чему все эти ухищрения с пломбами, отдельной кладовой и ключом. Неужели у них нет дополнительных ключей? Или сложно изготовить новые пломбы? Однако банк пользовался хорошей репутацией, и мистер Лисон здесь пока не работал.