Музыкальным руководителем и дирижером был чех Шпачек, великолепный дирижер, спокойный, милый человек, никогда не позволявший себе возвышать голос. Дирижировал он всегда в цилиндре, движения рук его были изящны. Труппа его очень любила, оркестранты его уважали. Во время репетиций, без всяких окриков, он остановит постукиванием палочки оркестр и певцов и с чешским акцентом пропоет нужную музыкальную фразу, указывая, как ее следует исполнять.

Трудовой день сада «Буфф» начинался рано: выходил сторож Степан и производил легкую приборку сада, чистил панель и набережную Фонтанки, позевывал и смотрел в небо, что будет за погода, в зависимости от нее, много ли будет народа и много ли будет сора и мусора для уборки. Затем приходили повара и судомойки, начинала работать кухня. Подходили со двора подводы с продуктами, вином, пивом.

К 11-12 часам появлялись артисты и оркестранты, костюмеры, декораторы и пр. К полудню приходили официанты, убирали веранду, столы. Начиналась репетиция; забавно было смотреть, как артист в котелке, в модном пальто, с тросточкой изображал маркиза Корневиля или Менелая из «Прекрасной Елены».

Репетиции шли с перерывами, во время которых артисты ходили обедать, прогуливались по саду, отдыхали на скамейках, а некоторые играли в орлянку. Эта игра широко была распространена во всем Петербурге: играли на набережных, на рынках, базарах, во дворах.

Отдохнув, все опять принимались за тяжелую работу: каждая мизансцена прорабатывалась по нескольку раз, Брянский был деспотичен.

Часам к пяти в саду опять появлялся дворник Степан, тщательно подметал все дорожки и поливал их из шланга, чтобы ни одна пылинка не села на изящную туфельку дамы и лакированный ботинок посетителя.

К 6 часам приходил военный оркестр одного из гвардейских полков. Много лет подряд играли гвардейские стрелки в шелковых малиновых рубахах, в барашковых шапочках, невзирая на лето. В 6 часов сад открывался для публики. Входная плата была 40 копеек, места в театр были дорогие. Вначале приходила более скромная публика, послушать духовую музыку и, главное, занять лучшие места у заборчика, окружавшего партер театра, чтобы посмотреть оперетту за те же входные 40 копеек, правда стоя. Контингент этих любителей оперетты состоял из студентов, ремесленников, мелких служащих. Одеты они были скромно, дамы и мужчины в шляпах (мужчин в косоворотках, русских сапогах, в картузах, а женщин в платках в сад не пускали). Эта публика в ресторан не заходила, там цены были очень высокие. Например, бутылка пива, которая стоила 9-11 копеек, в «Буффе» продавалась за 40 копеек. Бутылка шампанского продавалась за 12 рублей вместо 2-4 рублей, и все в таком же роде.

К 8 часам, к началу оперетты, съезжалась шикарная публика, около входа в сад околоточный регулировал движение экипажей. Дамы в громадных шляпах, со страусовыми перьями, в великолепных манто, мужчины в цилиндрах и котелках с дорогими тростями, блестящие офицеры, звенящие шпорами. Вся эта толпа была настолько раздушена, что забивался запах цветов и зелени. Эта богатая публика, чтобы убить время до начала оперетты, заходила предварительно закусить в ресторан и оставляла за собой столики на ужин. До начала оперетты, во время антрактов играла духовая музыка, и, надо признать, очень хорошо. Исполнялись классические пьесы, попурри из опер и балетов, вальсы Штрауса, марши и пр.

Начиналась оперетта, большей частью классического репертуара: «Корневильские колокола», «Мартин рудокоп», «Маскотта», «Нитуш», «Боккаччо». В моду входили «Граф Люксембург», «Веселая вдова», «В волнах страстей» и др.

Перед началом оперетты портал сцены был закрыт «коммерческим» занавесом, сплошь разрисованным крикливыми рекламами с рисунками корсетов, обуви, велосипедов, разного рода баночек с помадами и знаменитой рекламой — «я был лысым». (Изображены были двое мужчин, один лысый и он же с богатой шевелюрой после употребления рекламируемого средства для ращения волос.)

Когда дирижер Шпачек садился за пульт и изящным движением руки открывал увертюру, «коммерческий» занавес поднимался, за ним был бархатный занавес. Кстати сказать, когда Шпачек поднимался за пульт, прежде чем сесть за него, он приподнимал цилиндр, здороваясь с публикой и с оркестром.

Постановка оперетт была красочная и богатая, Тумпаков денег не жалел, хорошо зная, что они вернутся ему с лихвой.

Понравившаяся публике оперетта шла иногда весь сезон изо дня в день, редко случалось, что за лето пройдет 5-6 оперетт.

Труппа была хорошая. Тогда славилась примадонна Вера Михайловна Шувалова, великолепная каскадная исполнительница главных ролей. Про нее говорили, что это не женщина, а «шампанское». И действительно, когда она вылетала на сцену, все оживлялись.

Она с задором, с шиком танцевала канкан или матчиш, не переходя граней приличия, но показывая, как будто ненароком, великолепные кружева своего «десу». Это была талантливая русская женщина с простым, приветливым лицом и обворожительной улыбкой. Надо было удивляться, как этот самородок без консерватории и театрального училища достиг в своем жанре такого высокого мастерства!

Были и другие великолепные артистки, которые создавали прекрасные образы героинь, также хороши были в «каскаде» милая и изящная Зброжек-Пашковская и другие. Из опереточных артистов особенно блистали баритон Рутковский, талантливый самородок Монахов, барственный Вавич, которого природа наградила красивой внешностью, хорошим голосом — бархатным баритоном. Как он был великолепен у качелей в оперетте «Веселая вдова»! Да всего и не перескажешь, всего и не вспомнишь! Монахов, который начал исполнителем частушек под гармонь в Крестовском саду, стал потом непревзойденным простаком в оперетте, особенно удавались ему роли денщиков, вообще простодушных людей. В дальнейшем его талант проявился в драме, об этом знает уже и советский зритель.

Этой плеяде первоклассных артистов и Тумпаков, и поклонники создавали особенные условия для работы и жизни.

Совершенно иным было положение второстепенных артистов и хористов: получали они мало, но современные костюмы должны были иметь свои, как тогда было принято во всех театрах и для всех артистов. А ведь одеваться они должны были нарядно, с известным шиком. Антрепренер при найме спрашивал, какие туалеты имеет артистка или артист, а в случае отсутствия таковых мог быть и отказ. Поэтому приходилось иногда идти на хитрости: занимать нарядные туалеты у подруг или даже брать напрокат. В Петербурге принято было брать напрокат носильные вещи среди артистов и таких лиц, которые хотели «пустить пыль в глаза», а имели одну «монопольку», или по нужде, как в данном случае — у артистов. Предприимчивые люди скупали по дешевке разные носильные вещи и открывали «гардеробы проката».

Для вящей славы «Буффа» и для увеличения доходов Тумпаков после окончания оперетты иногда устраивал концерты, приглашая знаменитостей, например А. Д. Вяльцеву, Варю Панину и др. Особенно валила публика на концерты Вяльцевой, за приставной стул платили по 25 рублей. Петербургская публика отдавала должное этой милой, обаятельной певунье. Ее прекрасный голос звучал как хорошая виолончель в руках настоящего артиста-музыканта. Никто с такой душой не исполнял романсов и русских песен. «Гайда, тройка, снег пушистый…», «Ветерочек», «Я на горку шла…» приводили публику в неописуемый восторг. Выходила она на сцену в стильном, темном, скромном платье. На шее на тонкой цепочке обычно висел ее знаменитый белый слоник, который якобы приносил ей счастье.

Варя Панина, дородная пожилая женщина, пела сидя, очень низким, густым контральто. «Пожар Московский», «Хризантемы», «Жалобно стонет…» — вот что особенно хорошо она исполняла. Некоторые артистки поражали публику не столько голосом и исполнением, сколько туалетами и драгоценностями. Тамара выходила в концерте с бриллиантовой стрелой во всю грудь, в публике раздавался шепот восхищения — говорили, что стрела стоила чуть не сотню тысяч.

В антрактах публика устремлялась к буфету с богатой стойкой подкрепиться, воодушевить себя и согреться в холодную погоду, ведь не надо забывать, что партер театра с боков был совершенно открыт и там гулял ветер. Петербургское лето не баловало теплой погодой. Богатая публика заходила на веранду ресторана, где выпивала и закусывала за столиком, приготавливая себя к следующему действию оперетты.