С рассветом 22 февраля продолжили путь. С флагманского корабля германской эскадры додредноута "Вительсбах" получили сообщение о номере назначенной "России" рейдовой бочки и добавление "Привет из Киля". Его, как выяснилось по приходе, сделал начальник службы связи – уроженец Петербурга.

В череде обмена визитами (с непременными салютами по чину) на "России" побывали флотоводцы грядущей мировой войны – начальник 2-й эскадры флота Открытого моря вице-адмирала Шеер, командующий этим флотом адмирал Ингеноль. На завтраке по приглашению Принца Генриха Прусского и принцессы Ирены командир "России" Ворожейкин "имел счастье" сидеть рядом с принцем, которые и после завтрака удостаивали его "милостивыми расспросами". Особенно его высочество интересовался способом временной заделки на "России" ее поврежденного цилиндра низкого давления.

417-мильный путь в Либаву проделали с 26 по 27 февраля со средней скоростью 10,7 уз. На подходе к порту, чтобы пройти 30,2-фут глубину Либавского канала привели осадку крейсера на ровный киль.

За все время плавания прошли 13396 миль.

Задачи, программу и маршрут предстоящего "России" нового плавания были обстоятельно изложены в предписании адмирала Н.О. Эссена за № 50 от 27 февраля 1914 г. С 7 марта (выход из Либавы) до 30 апреля "Россия" должна была совершить плавание с 31 офицерами-слушателями штурманского класса при Главном Гидрографическом управлении и 400 учениками-кочегарами. Целью плавания было представление слушателям "возможно больших практических занятий в море" и обучение учеников-кочегаров их специальности. Занятиями с ними будут руководить прикомандированные подполковник Матусевич, лейтенанты Лодыженский, Емельянов, Огильви, а также штурманский офицер крейсера лейтенант Бунин.

Учениками-кочегарами будут руководить два младших инженер-механика, 13 унтер-офицеров инструкторов, три или четыре ротных командира и несколько взводных унтер-офицеров. В теоретических занятиях с учениками особое внимание предлагалось обратить на устройство тонкотрубных котлов. Общее руководство занятиями возлагалось на старшего судового механика Зайцева. Более подробные инструкции по обучению он должен был получить у флагманского механика 1-й минной дивизии инженер-механика капитана 1 ранга М.К. Боровского (1872-1939, Вильно в должности инженер-механика контр-адмирала польского флота).

Запасы угля предполагалось пополнять по усмотрению командира в Гибралтаре и Кадиксе, а в случае крайней необходимости – в одном из портов Англии. Отступать от утвержденного министром маршрута не разрешалось. Заходы в порты, названные в маршруте не должны были повлиять на срок возвращения в Кронштадт, где крейсеру надлежало затем поступить в состав учебного отряда Морского корпуса. В остальном следовало руководствоваться инструкциями.

Учитывая, что за время длительного штормового плавания с частыми перебоями гребных винтов машины сильно "растрясло", командир считал возможным, проведя необходимую переборку, выйти в плавание 8 марта.

В день ухода "России" в плавание 9 марта 1914 г. из Либавской базы этот носивший звучное название порт Императора Александра III, поглотивший за 20 лет своего сооружения многие миллионы рублей, снова подтвердил свою сомнительную славу негостеприимного убежища, самого бесполезного для России сооружения и ловушки для больших кораблей. Таким он был, провожая в поход в 1904 г. эскадру З.П. Рожественского, таким оставался и в последующей, включая и советский период, истории.

Не славными получились и проводы "России". Спад уровня воды заставил ограничить осадку крейсера, которую в стремлении посадить ее на ровны киль, довели до 28 фут 8 дм носом и 28 фут 6 дм кормой, соответственно запас угля ограничили 1600 т. Проблему создало сильное волнение в аванпорте и отказ командира порта в каком-либо содействии в подготовке корабля к походу. Не рискнуло портовое начальство и взять на себя вывод сильно погруженного корабля в Либавский морской канал. Власти откровенно умывали руки ("не хватает портовых судов"), предоставляя кораблю взять на себя риск ухода из мелководных аванпорта и канала.

У Либавского плавучего маяка провели с участием слушателей-штурманов уничтожение девиации. Попутно, как последний привет Либавы, приняли с маяка сигнал подводного колокола, пущенного по просьбе командира "России". Система его приема, установленная еще прошлой осенью, оставалась неиспытанной. Теперь, как говорилось в донесении командира, "колокол был очень хорошо слышен при удалении от маяка до 3-4 миль".

Путь до Портленда прошел в сложных метеорологических условиях, когда из-за сильного прижимного течения пришлось почти ощупью идти вдоль берегов и корректировать курс постоянным измерением глубины и уменьшать скорость до 6 уз. Катастрофу фрегата "Александр Невский", произошедшую в другом – северо-восточном углу Немецкого моря, флот, видимо еще помнил.

На "России" во время раздачи вина. 1910-е гг

Преодолеть туман на подходе к Портленду помогли хорошо слышимые звуки подводного колокола плавучего маяка, а затем и открывшийся сам маяк. Все это время, пройдя 1306 миль со средней скоростью 1174 уз, продолжали занятия и слушатели штурманского класса и ученики-кочегары. На рейде увидели дредноуты "Кинг Джордж V" под флагом вице-адмирала и "Аякс" – представители двух серий из семи кораблей с главным калибром из 10 343-мм орудий, легкий крейсер "Аметист", базу подводных лодок и шесть эскадренных миноносцев. На рейде города Уаймонт стоял дредноут "Беллерофон".

Проделав традиционные салюты (нации 21 выстрел, флагу вице-адмирала 15 выстрелов), приняли прибывшего в ответ на визит командира порта вицеадмирала Джорджа Уоррендера. Погрузили с барж 1785 т угля. Для занятий английским языком (желание овладеть им выразили 20 офицеров) прибыл английский преподаватель мистер Булль. Приняли на борт ученика строевых офицеров Петра Новикова, который в прошлом плавании был оставлен для лечения на о. Барбадос.

Поход продолжили 17 марта, имея углубление 29 фут носом и 28 фут 9 дм кормой. Водоизмещение опять далеко превосходило проектное 12195 т (осадка 26 фут, изменение водоизмещения 54,5 т на один дюйм). До Мадеры пробирались во мгле тумана, почти постоянно державшегося над неспокойным (отдельные размахи на борт доходили до 23°) океаном.

Временами, то и дело слыша свистки встречных судов, скорость уменьшали до 7 уз. По счастью, в просветах улучшения погоды удалось сделать несколько обсерваций. 20 марта служили обедню для говевших офицеров и части команды. (Этот религиозный обряд проводили, разделив людей на партии). Днем вступили в радиосвязь с находившимся в Виго "Олегом" и в Фероле с "Богатырем".

Чтобы подойти к Мадере в дневное время, скорость уменьшили до 9 /4 уз. В походе к заключению в Военно-исправительную тюрьму Морского ведомства (сроком 2 и 3 месяца) приговорили гальванера Румянцева и матроса 1-й статьи Строста. Их "неисправимо дурное поведение" свидетельствовало о случайном подборе команды для порученного кораблю ответственного плавания. К лишению унтер-офицерского звания и шестимесячному смещению на оклад матроса 2-й статьи приговорили артиллерийского унтер-офицера Ковригина. Его проступок – "нарушение общих правил караульной службы" – также не служил примером воспитания ответственных артиллерийских специалистов.

Странным показалось командиру и состояние учеников-кочегаров – они очень трудно привыкали к службе (многие укачивались) и все были "какие-то запуганные". Исследовать причины этой странности командир не пытался, а качке оказались сильно подвержены и собранные с разных кораблей унтер-офицеры инструкторы учеников.