— Да пустяки, не заморачивайтесь! — отмахнулась я и хитро прищурилась, — Но от подарка не откажусь, это дело я люблю.

— Ну и хорошо, — улыбнулся он в ответ, — Теперь к делу. Я в будущем планировал тебя в нашей комиссии приспособить. Про мораль спрашивал не зря. Иногда приходится принимать жёсткие решения, напрямую связанные с дальнейшей судьбой людей. Иногда связанные с его… жизнью.

— Ну и что? — поторопила я примолкшего Олега Фёдоровича.

— Тебя не смущает, возможность принятия таких решений?

— Ни капли. Человек, совершая и не совершая что-либо, прекрасно осознаёт последствия своего решения.

— А если не осознаёт? — возразил Олег Фёдорович.

— Значит или он дурак — и делать ему в партии, или на занимаемой должности нечего, или Комитет разберётся. Не тяжкое преступление — накажет соответственно, а если тяжкое — кому он нафиг нужен, такой придурок? Нет человека — нет проблемы.

— Гм… — он на мгновение задумался, потом хмыкнул, — Нда, Богиня. Слышали бы тебя сейчас некоторые товарищи из Комиссии. Они там про 'человеколюбие', 'всепрощение', 'понимание', 'право на ошибку' — рассуждают. А ты вот так — с плеча, хрясь! Нет человека — нет проблемы. Хиреет Комиссия, в этом наша беда. А от того, что хиреет, разная шваль в аппарат власти пролазит… Ладно. Вернёмся к делу. Жаль, нет тебе хотя бы шестнадцати лет. Но я нашёл промежуточное решение. Сумел обратить на твою персону, внимание самого председателя Комитета — товарища Шверника Николая Михайловича. Как на сотрудника, весьма полезного для Комитета и сейчас и в будущем, Он со всей серьёзность отнёсся к твоей личности. Ему сразу доложили о твоих приключениях в Таджикистане. Разумеется, без этих подробностей о поведении начальника управления КГБ. Но про банду и твой 'танец с саблями' он в курсе. У него самого есть дочь, снайпером была во время войны. Так что, ты ему заочно по душе пришлась. Большевик старой закваски, жаль здоровье уже не то… В сам Комитет тебя естественно никто не включит, молодая, не партийная, да и состав там такой, что… Как ты иногда говоришь — 'большие дяденьки'. Но у нас есть и такие боевые единицы, как внештатные сотрудники. Так что, получи — и распишись, ты теперь внештатный сотрудник КПК. Всё что вот этой бумажке написано — вызубри и уничтожь её. Тут твой личный номер и контактные лица практически со всей страны, мало ли куда тебя занесёт. Список большой, но зазубрить придётся. Ты у нас в списках, кроме личного номера, ещё и под своим псевдонимом идёшь. Решили не извращаться, 'Богиней' так и оставили.

Он достал из кармана красное удостоверение и какие-то бумаги. Прочитав внимательно всё, что там написано, я расписалась в нужных местах и бережно убрала книжицу с моей фотографией и золотым тиснением 'КПК' на дно чемодана.

— Ты удостоверением просто так не свети, но и с собой носи, мало ли что. Вдруг потребуется себя проявить или использовать как 'последний шанс'. Всякое бывает в жизни…

— Спасибо за доверие, Олег Фёдорович, — на полном серьёзе сказала я.

— Да ладно Богиня, прости, что так прямо говорю, но ты сразу ложь почувствуешь. Всё равно, я это делаю в своих интересах. Жаль, не было возможности раньше это удостоверение тебе сделать. Тогда бы и с разведкой в Таджикистане проблем не было. Не рискнули бы они дёргаться на нашего сотрудника. Так вот, как сотрудник ты Комитету пока не нужна. Живи, учись, выступай… Но если вдруг потребуется — будь готова. Когда это потребуется, я не знаю, но всё может быть. Да, на тебя будет заведён специальный счёт, куда будет поступать зарплата. А что ты глазки округлила? Да, зарплата. У нас все сотрудники зарплату получают. Но! Ты её до совершеннолетия не увидишь. Ага, как я вижу, тебя это не сильно расстроило. Но деньги имеют свойство заканчиваться, поэтому, будешь на содержании родителей и нас с Вероникой. Сберкнижку, тебе потом занесу. Или через Веронику передам. Ну, вот в принципе и всё…

В тот день мы о многом ещё переговорили с Олегом Фёдоровичем. И за жизнь, и за работу, и за мою карьеру. Про карьеру он просто сказал — Вероникина кухня, ей и голову греть. Показала ему свои 'богатства', в отличие от Вероники 'большие глаза' он не делал, похмыкал неопределённо, быстро перебрал золото, раскидав на несколько кучек, потом пояснил:

— Вот эти можно спокойно продать, когда надо будет — обычный ширпотреб. Ну или дарить, не сильно сожалея. Сразу говорю, в ломбард идут только идиоты — там всё под контролем МВД и КГБ. Думаю, тебе это не надо. Вот эти, можешь сама таскать или подарить кому близкому — качественная, хоть и обычная ювелирка. Вот эти — действительно интересные вещи. С такими украшениями не стыдно и на каком-то светском рауте показаться, дорогие вещички. А вот эти… Эти пока не советую нигде светить. Слишком приметны и слишком дороги. Даже не спрашиваю — откуда они, хотя наверняка за этими вещами интересная история тянется. Пусть время пройдёт, лет несколько, тогда сама и наденешь. Это действительно очень ценные украшения, такие вряд ли ещё где встретишь. Ручная, штучная работа ещё царского времени.

***

Проводив Олега Фёдоровича, я быстренько переупаковала разбросанное по кучкам богатство, самую дорогую вообще замотала покрепче, всё равно не скоро смогу ею пользоваться. Остальное рассмотрела получше, разобрав на несколько комплектов, сделав себе пометку в памяти соорудить для них отдельные коробочки, чтобы всякие цепочки-серёжки не перепутались снова, и не искать потом в общем ворохе нужный экземпляр.

Потом встретила Веронику, накормила её супом собственного изготовления и коротко рассказала о встрече с Олегом Фёдоровичем. Кивая на мои мысли и соображения, она согласилась, что к советам Олега Фёдоровича стоит прислушиваться. Потом спросила:

— Ну, подруга, ты готова к выступлениям?

Я чуть не подавилась, от такого резкого перехода от сытой расслабленности к форсированному режиму:

— Каким?

— Да вот, решила я тебя подтолкнуть повыше. Тут концерт запланирован в Кремлёвском зале. Ты как, не против там блеснуть? — Вероника с усмешкой смотрела на мои брови 'домиком', - Состав будет интересный. Члены правительства, зарубежные гости, масс-медиа…

Пока я хлопала глазами, не зная, как реагировать на это, она неожиданно задала вопрос, от которого я совершенно растерялась:

— Слушай, никак не пойму, а где твоя косметика? Видела тебя в макияже часто, да на экранах ты мелькаешь всегда при 'красоте', но хоть убей, я не видела у тебя не духов, не помад, не теней. Ты всегда выглядишь свежо, с минимальным, но очень искусным макияжем, благоухаешь разнообразным дорогим парфюмом. Даже зубной щётки и порошка у тебя нет, но запаха я не ощущала ни разу. Даже мыло у тебя лежит всегда сухим! Да, ещё. Где твоя расчёска? При твоих-то длинных волосах — и нет расчёски, но ты всегда расчёсана и волосы уложены. Ничего не хочешь сказать?

Вот как объяснить её, что всё перечисленное мне просто не нужно?! Паразит формирует мой запах как мне надо, макияж тоже — по выбранным шаблонам, просто придавая коже нужную окраску. Грязь на мне не держится, а про щётку и зубной порошок он сказал коротко — нет необходимости. И расчёсываться мне не надо, мои волосы всегда чисты и всегда лежат так, как требуется именно мне. И вот что сказать? А так и скажу.

— Извини, Вероника. Мне это просто не нужно, — и подняв ладонь, как припечатала, — И не спрашивай, не скажу.

— Ладно, — она заинтересованно смотрела на меня, сверкая глазами от любопытства, — Не буду. Но если я умру от любопытства — знай, виновата в этом ты!

— Прости, ну не могу сказать, прости, ладно? — я с виноватой мордашкой подошла к ней, приобняла повиснув на шее и слегка покачивая из стороны в сторону, заныла как маленькая, — Ню прости-ии засраа-аанкуу-у…

— Пффф… — фыркнула она мне в ухо и рассмеялась, — Не верю! Как говорил Станиславский — не верю! Ладно, давай ближе к делу, девушка-загадка. Что на счёт выступления? Репортажи и трансляция пойдёт на всю страну, да и перед зарубежными гостями блеснуть есть возможность. Ты у нас талант, языками владеешь. Пару песен на английском, потянешь?