— Зато вы всегда последним! — ответил я.

— Как так? Неужто всегда? — улыбнулся прокурор.

— Конечно. Мы со следователем разыскиваем преступников, а вы их обвиняете. Ваша роль последняя.

Доктор в это время уже производил наружный осмотр трупа, а Виноградов беседовал с растерянным титулярным советником-паспортистом.

— Ну, доктор? — начали мы.

— Убийство совершено всего несколько часов тому назад. Приблизительно, часа два. Убийца нанес всего один удар, но зато какой! По силе и меткости это положительно артистический удар. Нож, глубоко вонзившись, моментально перерезал дыхательное горло, захватив на своем пути все важнейшие артерии.

— Так что смерть…

— Наступила мгновенно, — докончил начатую фразу доктор.

— Заметны следы борьбы?

— Ни малейших. Все говорит о том, что никакой борьбы между жертвой и убийцей не происходило. Во-первых, если бы жертва защищалась, боролась, дело не обошлось бы без каких-либо наружных знаков на теле убитой, вроде синяков, ссадин, порезов и тому подобного. Тут ничего этого нет. Во-вторых, если бы происходила борьба, такого определенно меткого удара убийце не удалось бы нанести.

— Однако это действительно загадочно… — промолвил я. — Убийство произошло днем. Жертва не спала, была одета, находилась в комнате. Затем обратите внимание вот на что: удар ножом нанесен не сзади, а спереди, в горло. Неужели от убитой могли совершенно ускользнуть все подготовительные манипуляции убийцы: вынимание ножа, намерение убийцы ее зарезать и так далее?

Мы прежде всего приступили к опросу самого Шнейферова.

— Скажите, все ли ваши вещи целы?

— Нет, господа… Какое… Меня ограбили.

— Что из ваших вещей пропало?

— Во-первых, пальто, сюртук, бритвы, потом два ордена: Станислава и Анны третьей степени и двести рублей наличными кредитками.

— Где находились эти вещи?

— Пальто и сюртук — в спальне, там же и бритвы, а ордена и деньги — в верхнем ящике комода.

Действительно, верхний ящик комода был взломан и все вещи, находившиеся там, перерыты.

Далее из расспросов Шнейферова выяснилось, что утром, напившись чаю, он как всегда в 9 часов утра отправился на занятие. Два раза после того, в 11 часов и в 12. 30 дня забегал он на минутку в свою квартиру за нужными бумагами. В квартире все было спокойно. Прислуга, Настасья Сергеева, копошилась в кухне. Затем он пришел в 4 часа дня, когда и обнаружил страшное злодеяние.

— Что вы знаете о покойной? — спросил следователь.

— Служила она у меня около году, и я был очень ею доволен. Тихая, скромная, непьющая, старательная, Настасья производила отличное впечатление…

— Скажите, господин Шнейферов, убитая была девица?

— По паспорту так значилась, а что дальше — не знаю! — отрезал злополучный титулярный советник.

В эту минуту меня отозвал в сторону мой помощник Виноградов.

— А ведь мы, ваше превосходительство, убитую-то отлично знаем, — начал он тихо.

— Как так? — удивился я.

— Очень просто. Я вспомнил, что убитая Настасья Ильинична Сергеева судилась дважды за кражу и была, между прочим, замешана в последний раз в деле об ограблении Квашнина-Самарина. Помните это дело? Тогда еще виновником оказался сын титулярного советника, лишенный прав, Николай Митрофанов.

— Да, да, помню.

— И оказалось, что этот Митрофанов находился в любовной связи с Настасьей Сергеевой.

— Голубчик, да ведь это — ценнейшие указания! — воскликнул я, обрадованный.

Подойдя к прокурору и следователю, я с улыбкой им сказал:

— Думаю, господа, что скоро представлю вам и убийцу.

— Как? Вы уже успели через два часа после обнаружения преступления напасть на след злодея? О! Вы маг и волшебник, ваше превосходительство!

— Скажите, господин Шнейферов, — начал я, — бывал ли кто-нибудь у убитой?

— Никого. Только за два дня до этого убийства, возвратясь со службы, я увидел у ней в кухне какого-то молодого человека, прилично одетого. На мой вопрос: кто это, она ответила, что это ее брат.

— Отлично. Ну, а вы бы узнали по фотографии этого неизвестного молодого человека?

— Наверно. Я пристально в него вгляделся, ибо, признаюсь, меня удивило его появление у убитой.

— Есть в нашем альбоме портрет Митрофанова? — спросил я тихо Виноградова.

— Конечно.

— Так вот что, голубчик, поезжайте и сейчас же привезите его карточку.

Пока мы распоряжались об отправке трупа в военно-медицинскую академию, производили еще кое-какие опросы и осмотры, Виноградов уже вернулся.

— Ну-с, господин Шнейферов, — обратился я к нему, взгляните на эту карточку внимательно и скажите, не этого ли человека видели вы третьего дня у убитой Насти?

Шнейферов впился глазами в карточку и почти сейчас же воскликнул:

— Да, да… Это он, тот человек… брат.

— Увы, господин Шнейферов, не брат, а любовник, и ваша «девица по паспорту», горемычная Настасья — воровка и соучастница многих темных дел.

Бедный титулярный советник побледнел как полотно и с дрожью в голосе пробормотал:

— Вот не ожидал… и подумать только, что у меня жила такая страшная личность… ведь они и меня как барана могли зарезать. Я ведь один…

И, истово перекрестившись, Шнейферов добавил:

— Благодарю тебя, Боже, что спас меня от руки злодеев.

Начались энергичные розыски Митрофанова. Это был ловкий, смелый преступник, лишенный прав. Несмотря на его молодость, бывший «сын титулярного советника» прошел блестящую и разнообразную воровскую, злодейскую школу.

Откомандированный моим помощником Виноградовым для розыска Митрофанова агент Жеребцов донес, что ему удалось напасть на след преступника.

— Каким образом?

— От некоторых лиц, знавших Митрофанова, мне удалось выведать, что у Митрофанова есть любовница, крестьянка Ксения Петровна Михайлова, которая посещает сестру свою, Устинью Михайлову.

— Вы узнали, где проживает любовница Митрофанова?

— Нет, этого пока мне не удалось, но зато я узнал местожительство сестры ее, Устиньи. Она живет по Малой Итальянской улице, в доме № 63.

— Отлично. Это очень важно.

Когда Виноградов сообщил мне это, я призвал к себе Жеребцова.

— Вы сделаете вот что: отправляйтесь немедленно к этой Устинье и узнайте у нее адрес сестры ее, Ксении. Саму Устинью пока не арестовывайте, но распорядитесь о том, чтобы над нею был учинен строгий негласный надзор. Арестовывать ее не надо потому, что важно проследить, кто будет к ней являться. Результат вашего визита к Устинье сообщите мне немедленно.

— Слушаюсь!

Признаюсь, отправляя агента с этим поручением, я никак не рассчитывал на те результаты, поистине блестящие и быстрые, какие оно принесло.

Было около двух часов дня, когда Жеребцов вместе с другим агентом сыскной полиции Проскуриным и околоточным местного участка (захваченным ими на всякий случай) подошли к дому № 63 по Малой Итальянской улице. Это был большой каменный дом довольно мрачного вида. Несколько подъездов и большие ворота во двор, в котором прямо против ворот тоже находился подъезд.

Жеребцов позвонил в звонок к дворнику. Околоточный надзиратель и другой агент спрятались за выступом подъезда. Через минуту появился дворник.

— Чего вам? — флегматично обратился он к Жеребцову, не подозревая, конечно, в нем агента.

— Скажи, любезный, живет у вас в доме Устинья Михайлова?

— Живет. В квартире № 16, у господ Ивановых, в кухарках.

— А где эта квартира?

— Да вот, во дворе прямо. Во втором этаже.

Только Жеребцов повернулся к тротуару, чтобы предупредить другого агента и околоточного о том, что он сейчас отправится к Устинье Михайловой, как увидел, что к воротам дома, где он стоял, подъехала извозчичья пролетка. В ней сидели мужчина и женщина.

Машинально взглянув на них, Жеребцов вдруг вздрогнул и остановился пораженный. Что это? Галлюцинация? Видение? Кошмар? Ведь этот слезавший с пролетки мужчина не кто иной, как Митрофанов! В груди Жеребцева забушевала радость. Какая удача! Какое поразительное счастье! Он, мечтавший пока лишь о розыске квартиры Михайловой, вдруг нос к носу сталкивается с самим подозреваемым убийцей! Жеребцов, делая вид, что читает объявление, прикрепленное к воротам дома, искоса, одним глазом стал следить за приехавшей парочкой.