Чуть позже вышла из Кракова правая колонна, состоявшая из остальных подразделений кавалерии, в основном гусар, пехоты, артиллерии и обозов. Командовал ею великий гетман Станислав Яблоновский. Тут же, сразу за колонной, ехал верховный главнокомандующий армией — король Ян III — в сопровождении двора и королевы.

Прикрывающая марш главных сил колонна гетмана Сенявского, следуя через Вельск, Цешин, Нови-Йичин и Границе, подошла к Липнику, расположенному в 25 километрах к востоку от Оломоуца. Здесь она должна была остановиться и ожидать дальнейших распоряжений короля. Однако, подгоняемая герцогом Лотарингским, колонна двинулась дальше на Оломоуц, Брно до Микулова, что на границе Моравии и Австрии (куда подошла 25 августа), значительно приблизившись к имперским силам. По приказу короля Миколай Сенявский задержался в Микулове для прикрытия марша главных сил Короны. Расстояние в 321 километр от Вельска до Микулова отряды польного гетмана преодолели за 12 дней, что было по тому времени немалым достижением, если принять во внимание, что перед этим они прошли в очень быстром темпе из Подолья и Покути до Кракова.

20 августа перед Пекарами король догнал главную колонну своей армии. Два дня спустя перед городом Тарновске-Гуры «польское войско выстроилось для представления Ее милости королеве, которая, попрощавшись с королем, в тот же день вернулась со двором назад»^{54}. На следующий день польские войска перешли границу империи. Встречены они были на австрийской стороне чрезвычайно пышно. От имени имперских властей короля встречал граф Ганс Оберсдорф вместе с представителями всех сословий. Ян III приехал к границе в берлинской карете, запряженной шестеркой лошадей. Рядом с каретой ехали на великолепных конях придворные, среди них был и королевич Якуб. Монарха сопровождали две роты гвардейцев и большое число высокопоставленных особ.

От имени императора короля приветствовал торжественной речью канцлер государства. «Светлейший король и господин! — произнес он. — Коварные и ничтожные турки осаждают столичный город нашего государства. Страшный голод мучает жителей Вены, которые в смертельной тревоге перед турками ждут от вас избавления… Если Вена окажется в руках неприятелей наших, тогда беда нам!.. Уже никто не остановит их триумфальное шествие по нашей родной земле, дети которой (здесь он указал на толпы силезцев, приветствовавших короля. — Л.П.) вас, ваша светлость, как защитника своего приветствовать и на дорогу благословить пришли. Беда нам, ежели попадем в руки тех извечных наших палачей! И кто же избавит нас (от них), если не вы, светлейший король и господин?.. Господь Бог посылает его, чтобы христианство охранил, нас от смерти, а Европу от гибели спас»^{55}.

По дороге через Силезию население повсюду приветствовало королевскую армию с необычайным энтузиазмом. Во многих городах были установлены триумфальные арки. Великолепная осанка воинов, красивый внешний вид, необычайная дисциплинированность, высокая сила духа — все это производило огромное впечатление. Не одно силезское сердечко забилось тогда сильнее при виде польских воинов. Несмотря на многовековую изоляцию от Речи Посполитой, Силезия по-прежнему сохраняла черты польского характера, о чем свидетельствует, например, тот факт, что в приграничных Тарновске-Гурах проповеди на польском языке читались три раза в неделю, тогда как по-немецки — только один раз. «Народ здесь несказанно добрый и благословенный, край чудесный и веселый», — писал Ян III королеве, тронутый необычайно сердечным приемом населения. Сопровождавший короля французский мемуарист Да-лейрак записал: «Никогда ни один монарх не встречал такого проявления почитания населением чужого государства, как польский король со стороны подданных императора»^{56}.

Силезский хронист, наблюдавший 24 августа проезд монарха через Рацибуж, записал: «Король полного телосложения и великолепного внешнего вида. Одет был в голубой, вышитый золотом жупан, подпоясанный голубой лентой, на которой с левой стороны виднелась прекрасная бесценная алмазная звезда. На жупане кунтуш коричневого цвета из превосходного голландского сукна, а на нем, также с левой стороны, видна была изумительная звезда из одних жемчужин, таких, как самые крупные горошины. С правой стороны висела большая золотая витая цепь с прикрепленной к ней маленькой золотой коробочкой. На голове его была красивая пурпурная соболья шапка, однако король все время эту шапку снимал». Согласно сообщениям того времени, население как городов, так и других селений сбегалось, чтобы увидеть того единственного, кого считало защитником своей свободы, жизни и имущества.

В Рацибуже Собеский принимал у себя в доме графа Оберсдорфа в сопровождении жены, дочерей, родственников и местной аристократии. Перед обедом гости сели за игру в карты. Ян III занял место у стола вместе с дамами. Как он позже писал Марысеньке, «какая-то самая старшая (из дочерей графа. — Л.П.) и самая уродливая обыграла меня». После обильного обеда сел на коня и остальную дорогу до Вены провел в седле, проявив большую физическую выносливость, несмотря на то, что был уже такой полный, что на лошадь садился с табурета, который конюший всегда возил следом за ним у седла. Однако проезд через Силезию его несколько утомил. «Для непрестанных торжественных речей и чудес… каждый день как на свадьбу я одеваться должен и как жених въезжать с кавалькадой» — писал он королеве^{57}.

14 августа король остановился на ночлег в Руде около Рацибужа, откуда выехал во главе 20 хоругвей кавалерии и нескольких сот драгун, оставив чуть позади войска гетмана Яблоновского. В полдень королевский авангард остановился на отдых в Опаве, «очень красивом городе». Местная шляхта выехала приветствовать короля-избавителя, с почтением сходила перед ним с коней и произносила длинные речи. То же было и в чешском городе Оломоуце, где 26 августа короля встретили канонадой из орудий. Однако здесь жители города были не так сердечны, как в Силезии, королю предоставили не слишком удобные покои, а за питание брали высокие цены. Только местные иезуиты приняли короля с большим почетом, в алтарях костелов повесили портреты монарха и надписи в его честь.

По дороге поляков настигла весть, что принц Конти вопреки воле Людовика XIV покинул Францию и отправился в Вену, чтобы служить в войне всего мира христианского в имперском войске. В действительности же выехали два брата из королевского рода, один из них — будущий неудачливый кандидат на польскую корону Франсуа Луи Конти. «Король Франции был очень недоволен этой рискованной затеей. Когда он получил от старшего Конти (брата будущего претендента на престол) два письма с дороги, то, не читая, бросил их в горящий камин. Это проявление королевского гнева вызвало большое волнение в Версале»^{58}. Тот факт, что приближенные к королю аристократы, представители государства, поддерживающего Турцию, добровольно встали под знамена Яна III, лучше всего свидетельствует о том, насколько популярным был в то время лозунг борьбы в защиту христианского мира от агрессии Порты. Уже в Германии братья узнали, что военные действия разворачиваются главным образом в Австрии. Французские принцы в июне прибыли в Вену и потом приняли достойное участие в кампании против войск Кара-Мустафы.

29 августа король достиг Брно. Проезд через Моравию, произвел на него сильное впечатление. «Что до страны — нет в мире ничего равного; земля лучше, чем на Украине. Все горы полны винограда, которым и персиками свои дома покрывают, — писал он Марысеньке. — Такая густота копен сена в поле, какой никто нигде не видел». В Брно короля торжественно принял имперский сановник граф Колловрат. Великолепный прием в его честь устроил в этом городе венгерский епископ Эстергома Дьёрдь Селепценьи. На следующий день королевский кортеж приехал в Диргофф. Когда они покинули этот город, над польской колонной появился огромный орел, который почти целый день кружил над королем. Войско приняло это за хороший знак и предзнаменование будущей победы. За Микуловом Собеский соединился с колонной гетмана Сенявского, который в соответствии с предписанием ждал монарха.