– Дак их же в три раза больше, чем метров, – попытался слабо протестовать соратник, но тут же дисциплинированно стушевался. – Хорошо. Сделаю в лучшем виде.

Обсудив детали акции, чтоб ненароком у нас не совпали адреса сделок, мы поехали в клуб «У Мари» восполнять обедом ту чертову уйму калорий, что потеряли на тяжких, особенно для Цыпы, умственных упражнениях.

В это время ресторанный зал закрывался на перерыв, так что насыщались мы в гордом одиночестве, дуэте, точнее. Не дождавшись меня к себе, Мари спустилась в зал из своей комнаты на втором этаже.

– Что-то случилось, Женик? – обиженно-капризно надула чуть припухлые губки зеленоглазая стриптизерка. – Почему не у меня кушаешь?

– Кушают чай, а я ем! – не утерпел я от поучения. – Не поднялся к тебе, так как дел невпроворот. На любовь минуты свободной нет. Может, вечером удастся покувыркаться. После девяти. Небольшая работенка предстоит – посылочку надо встретить с ташкентского поезда.

– Тогда прощаю, – милостиво улыбнулась Мари, в своем воображении, наверно, считавшая себя моей гражданской женой. – Буду ждать. Раз я тебе сейчас не нужна, то, пожалуй, пойду посплю перед выступлением. Не возражаешь?

– Ну что ты, маленькая. Стриптиз работать всегда лучше отдохнувшей и свеженькой. Вялых телодвижений и усталого личика наша сверхпридирчивая публика не любит и не прощает. Так что бай-бай!

Мари упорхнула к себе, на ходу призывно покачивая бедрами, обтянутыми в розовое трико, но я аскетически удержался от соблазна и повернулся к Цыпе.

– Усек, как я ловко крючок закинул? Вот и первая проверка!

– Слишком много точных деталей, – покритиковал привередливый соратник. – Подозрительно может показаться.

– На воду дуешь! Мари – девочка красивая, но масла в ее чайнике большой недовесок, – усмехнулся я. – А чтоб почувствовать подставку, надо с головой весьма крепко дружить. Ладно. Заканчивай со своим сладким десертом, и поехали в «Кент». Хочу самолично на легавый фургон-лабораторию полюбоваться.

Но я был лишен этого сомнительного удовольствия – когда мы подъехали, фургон уже слинял, должно быть, переместившись к бару «Вспомни былое». А может, они тоже не железные, и у них просто наступил обеденный перерыв. Менты ведь тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо.

По старой укоренившейся привычке разместились с Цыпой в малом банкетном зале. Тот всегда пустует и используется по прямому назначению только в редких случаях общего сбора организации в связи с каким-либо знаменательным событием.

К нам присоединился Петрович, управляющий гостиницей. Номинальный, ясно. Фунт хоть и свой в доску, но из-за весьма преклонного возраста я его сильно не заваливаю работой. Всеми делами на втором этаже, где размещаются номера с девочками, заведует Цыпа, имеющий здесь официальную должность администратора.

Обедать второй раз было бы преступным чревоугодием, и поэтому я скромно ограничился заказом лишь чешского пива с галетами.

Прислуживал нам, по заведенному порядку, не официант, а сам метрдотель, чья физиономия так почему-то не нравилась Цыпе. Вспомнив об этом, я пригляделся к метру новыми глазами. Ничего особенного. Впрочем, во взгляде и повадках проглядывало что-то от жиголо. Явный сластолюбец, небось всех девок со второго этажа через себя пропустил. Но в этом криминала я не усматривал. Один раз живем, в конце концов.

– Присаживайся, Гриша, к нам, – пригласил я, чтобы полюбоваться на уморительно-смешную, когда он сердится, мордаху Цыпленка. – Как у тебя дела? В елочку?

– Благодарю, Евгений Михайлович, у меня все нормально, – важно ответствовал Гришка.

Сейчас он уже никак не походил на мою лагерную «шестерку», выполнявшую любое поручение и самозабвенно драившую пол каптерки до паркетного блеска.

– Вечерами клиентура не слишком буянит?

– Нет. Хотя, случается, конечно. Но в пределах. Вышибалы очень грамотные подобраны. Мигом любую компанию угомонят.

– Еще бы! Цыпины костоломы здесь железный порядок блюдут, – поддакнул Петрович, панибратски хлопнув по плечу недовольно поморщившегося Цыпленка.

– Ладушки! Я так и думал, – отхлебнув из высокого бокала светлого пива, я обратился к нашему старикану. – Фунт, свободный номерок в гостинице найдется?

– Без проблем, – оскалил в улыбке свои золотые зубные протезы управляющий. – В тринадцатый никто не селится. Братва суеверна, как баба на сносях! Я уж подумываю, не поменять ли чертову цифру на 12-б. На Западе, слыхал, так в отелях за положняк мухлюют.

– Не суетись зря. Пусть останется, как есть. Нынче вечером туда узбек поселится. Организуй гостю приличный ужин с девочками. Прямо в номере. Светиться ему, пока затарен, не след. И так два раза чуть не спалился на таможнях вместе с грузом. Но, к счастью, пронесло. Так что пусть отрывается на всю катушку. Лады?

– Все сделаю в лучшем ракурсе, – заверил Фунт. – А как я его узнаю?

– Если скажет, что от Цыпы, – значит, он, не сомневайся. Усек?

– Обижаешь, Монах! – Петрович расправил плечи и задрал подбородок. – Маразмом не страдаю конкретно!

– Вот и замечательно, – подвел я итог, разглядывая напыжившегося старого рецидивиста, обожающего вставлять в базар разные культурные словечки. – С этим все. Гриша, повтори-ка нам пивка, да мы отчалим. Все бегать, суетиться приходится. Когда ж отдохнем всласть, а, Фунтик? На нарах не хотелось бы.

– Суета и есть смысл и смак жизни, – философски заметил рецидивист. – А отдохнем в могиле, Монах. Там делать-то больше не хрен.

– Что мне в тебе импонирует, так это неугомонный оптимизм висельника! – рассмеялся я. – Ну, выпьем, ребята, на посошок это чудо европейских пивоваров!

Выходя из гостиницы, мысленно усмехнулся – Фунт непременно возьмет себе на вооружение это словечко «импонирует» и станет щеголять им в разговоре, часто совсем не к месту. Пускай. Я снисходителен к маленьким невинным причудам ближних. Сам имею целую гору дурацких «пунктиков».

– Вкурил, брат? – спросил я у телохранителя, когда он запустил мотор «мерса». – Вечером зашлешь в «Кент» какого-нибудь совершенно левого черноволосого кадра. И чемоданчик солидный ему подбанчи для убедительности.

– Пустой? – уточнил Цыпа.

– Зачем же такое неуважение к возможному обыску? Набей в него разноцветных импортных презервативов хотя бы. Представляю себе вытянувшиеся морды ментов, – не удержавшись, я рассмеялся.

Дисциплинированный Цыпа тоже громко хохотнул пару раз для солидарности, не отрывая взгляд от дороги.

Около своего дома отпустил соратника до вечера вместе с машиной дальше работать по намеченному плану уже самостоятельно. Тут же запираться в квартире от окружающего мира не хотелось. Я пошел в соседствующий с моим домом парк Энгельса и устроился на скамейке, подставив лицо теплым солнечным ласкам. Из-за ночного образа жизни я бледен до неприличия, похож со стороны, наверно, на персонажа фильма о загробном мире. Надо оживить, хоть немного, лицо здоровым загаром, маскирующим лучше любого макияжа вечные синяки под глазами. Как-нибудь на досуге куплю, пожалуй, себе комнатную установку «Кварц» и буду круглый год смотреться, как только что вернувшийся с Канарских островов. Правда, где-то читал, что кварцевые лучи насквозь радиационны и тем вредны для здоровья. Впрочем, возможно, эту пугающую информацию запустили конкуренты кварцевой фирмы. А обыватели хавают за милую душу, не понимая, что при жесткой рыночной конкуренции никому нельзя верить ни на грош. Звериный оскал капитализма, как говорится. И потом, на родном Урале люди закаленные, с повышенной радиацией давно свыклись, и никакими хитрыми установками нас уже не пронять.

Я с удовольствием вдохнул полной грудью воздух с терпким запахом акации, но наверняка насыщенный вредными милликюри, или как там эта невидимая пакость называется.

Уделив целых полчаса неприхотливому общению с матушкой-природой, отправился к себе. Уличная акация напомнила мне о домашних представителях флоры. Полив из лейки цветы на балконе и кактусы в комнате, сам почувствовал жажду и комфортно устроился в шезлонге на балконе в милом обществе полудюжины пивных банок.