Заметно посвежело. Я застегнул «молнию» куртки, мысленно посетовав, что не догадался прихватить с собою фляжку коньяку. Старая история – падаю, не подстелив страховочной соломки.

Должно быть, Оля сегодня нарушила собственный принцип и отправилась на квартиру к очередному мужскому индивиду. В таком случае я выгляжу полным идиотом со своим цветочным веником. Не шестнадцатилетний ведь пацан, в конце концов!

Забросив невостребованный букет под скамейку, встал и решительно направился к машине. Несмотря на поздний час, в песочнице копался какой-то малыш, обряженный в женскую болоньевую куртку, доходившую ему до пят. «Какое деятельное поколение растет, – усмехнулся я, заводя мотор. – Но родители заслуживают строгого выговора за легкомыслие. Хотя, судя по прикиду детеныша, они явно не богатеи и похищения могут не опасаться».

В общем-то, материально подогретая любовь не так уж и плоха. В чем я еще раз убедился, прокувыркавшись всю ночь насквозь с зеленоглазкой Мари, стриптизеркой моего клуба.

Внимательно и долго следил за фиолетово светящимися «кардиналами», усевшись в кресле перед аквариумом. Тревожился я не зря. Ранним утром, вернувшись из клуба под сильным шофе, я, по доброте-широте душевной, плеснул сдуру в аквариум коньяку из бутылки. Желая, наверно, празднично разнообразить банально скучное житье-бытье своих косвенных родичей. Я ведь под созвездием Рыб появился на свет божий.

А сейчас, проснувшись, вспомнил об этой опасной благотворительности и забеспокоился не на шутку. Если «кардиналы» передохнут с непривычки к алкоголю то я себе этого никогда не прощу.

Но двухведерный аквариум, по ходу, с честью выдержал спиртовую атаку. Рыбешки, как обычно, лениво плавали среди мохнатых водорослей и поползновений всплыть кверху брюхом не делали. Если у них и болели головки с похмелья, то со стороны этого заметно не было.

Успокоившись насчет самочувствия подводных братьев наших меньших, я переместился в кресло у камин-бара и легко смыл нудную тяжесть из собственной головы двумя рюмками водки «Абсолют».

К счастью, тут нарисовался Цыпа, а то у меня уже начинала вытанцовываться шальная идея заменить рюмку на граненый стакан.

– Присаживайся, – радушно предложил я, – и хлопни рюмашку абсолютного оптимизма, а то морда у тебя кислая какая-то. Смотреть противно.

– До вечера стараюсь не пить, – поджал губы обидчивый Цыпленок. – И тебе, Евген, то же советую. В натуре организм ни на децал не бережешь! У тебя ж почки.

– Почки у меня есть, – кивнул я, наливая себе по новой. – А у тебя, оказывается, сердца нет.

– Все у меня в наличии, Евген, но пусть эта рюмка будет последней до вечера, – заявил Цыпа, пряча литровую бутыль «Абсолюта» обратно в бар.

– Террорист ты, брат. – Я отправил порцию спиртного вдогонку за предыдущими и, очищая апельсин от кожуры, полюбопытствовал: – Чего смурной такой? Не выспался, что ли?

– Да нет. Мне ведь и пяти часов за глаза хватает. Посоветоваться хочу. Неприятная история приключилась...

– С тобою? Рассказывай. Подробно.

– С подружкой моей, сожительницей. Ленка в частном банке старшим бухгалтером робит. Отличная деваха, между прочим.

– Короче! В чем проблемы? – перебил я, начиная терять терпение.

– В следующем месяце квартальная ревизия у них в банке намечена...

– Ну и?..

– Крупная рублевая недостача всплывает. В сейфах там только валюту держат, а «деревянные» в подвальном хранилище прямо на стеллажах навалены, как макулатура. В натуре! Вчера Ленка случайно обнаружила, что на полке с крупными купюрами пачки стотысячных не хватает.

– Всего-то? И по такому порожняку...

– Ты не понял, Монах. Что мы с тобой пачкой называем, бухгалтеры зовут лишь корешком. А в банковской пачке таких корешков десять.

– Выходит, пропало сто «лимонов»?

– Точно! А главное, обвинят-то Ленку, как материально ответственное лицо. Потому она и промолчала о недостаче, ко мне прибежала советоваться.

– Что ты предлагаешь?

– Разреши мне с ребятами налет на банк. Во-первых, недостачу на ограбление спишут, во-вторых, урвем довольно приличный куш. Охрана там пустяковая, а в хранилище около восьми миллиардов зря пылится. Правда, мелкими купюрами. Грузовик понадобится иль автобус.

Глядя на жалобную мордашку Цыпы, я чуть было не расхохотался – так он был похож сейчас на капризного мальчугана, выпрашивающего у папаши разрешения поиграть во дворе в любимых казаков-разбойников.

– Подумаю. А как вообще могло произойти хищение? Твоя зазноба кого-то подозревает?

– Да очень даже просто. При выходе из хранилища не шмонают, на доверии, видишь ли, все построено. Любой инкассатор легко мог пачку себе под куртку затарить, и все дела. Трое их там работает. Ленка думает на Валерия Верховцева. Самый молодой и наглый. Бывает, на службу под кайфом заявляется. Собирались увольнять его, да, видать, запоздали сильно...

– Может, просто наехать на него? Расколется и бабки вернет, как мыслишь?

– Вряд ли. Во-первых, «капуста» могла пропасть и месяц, и даже два назад. От нее уже рожки да ножки только остались. А во-вторых, нет никаких прямых или косвенных доказательств, что вор именно он. Налет, Евген, самое подходящее. Все концы махом в воду на дно уйдут. Все гениальное просто, как ты любишь повторять.

– Ладно. Обмозгую на досуге. Что-нибудь придумаю. Зря не гони – не дадим Елену Прекрасную твою на растерзание, гарантия. А ты пробей пока все о Верховцеве. Может пригодиться. Как у нас дело с Шатуном продвигается?

– Все на мази. – Цыпа немного успокоился и оттаял. – Нескольких ребят на наружное наблюдение поставил, да и с тыла шустрю помаленьку.

– Дельно! – похвалил я, наливая тем в самолюбивого Цыпленка новый заряд рабочей энергии.

Умный наездник далеко не всегда пользуется жесткими шенкелями. Иногда достаточно просто ласково потрепать жеребца по гриве, чтобы он взял трудный барьер.

Когда Цыпа, подкованный моими инструкциями, ускакал по делам, я долго смотрел на дверцу бара, решая, не будет ли проявлением малодушия и безволия, если совершу очередной набег на его спиртовые запасы. Решил, что будет, и, демонстративно отвернувшись от соблазна, закурил из портсигара.

Алкалоиды, нежно наслоившись на алкоголь, совершенно освободили мысли от земного притяжения. Они плавно и беззаботно устремились в космос и плавали там в причудливом танце ассоциаций, в окружении разноцветно подмигивающих звезд и добродушно улыбающейся луны.

Нагло возвращая сознание на грешную землю, затрезвонил телефон.

– Привет, Монах! – услышал я в трубке плотный баритон Шатуна. – Как там наша взаимовыгодная сделка? Ратифицирована твоими головорезами? Что ты решил?

– Как много у тебя сразу вопросов, – с неудовольствием заметил я. – Все путем, браток. Я не жлоб. Худой мир всегда лучше доброй ссоры.

– А ты молоток, Монах, дружишь с головой! – самодовольно рассмеялся этот наглый бандит. – Значит, без пальбы интеграция состоялась. Ну, бывай пока.

– И ты бывай! – Я в сердцах швырнул трубку на рычаг. – Пока!..

Вечером появился, наконец, с нетерпением ожидаемый мною майор Инин.

– Неугомонный ты все же, Монах, – посетовал опер, выуживая из внутреннего кармана замшевой куртки свой потрепанный блокнот. – Опять небось кровавую разборку затеваешь?

Натолкнувшись на мой колючий взгляд, майор благоразумно сменил тон:

– Впрочем, это не мое дело. Вот, наковырял в конторе, что смог, об интересующей тебя группировке.

Устроившись в кресле у камин-бара, он полистал свои оперативные записи.

– Итак, вот какую разработку мы на них имеем: гражданин Шатунов трижды судим. Все «ходки» по сто сорок пятой и шестой статьям. Отбывал срока в исправительно-трудовых колониях строгого и...

– Это лирика. Переходи к делу.

– На воле рассекает уже четыре года восемь месяцев. Прописан в тринадцатом доме Чернецкого переулка. Но этот двухэтажный частный особняк он лишь арендует у господина Завлеева, с которым Шатунов сошелся еще в зоне. В настоящее время Завлеев – коммерческий директор рекламного агентства «Титул». Агентство нерентабельно, ясно, чистый камуфляж, прикрытие совсем иной деятельности. Основной доход шатуновской компании приносит так называемая неофициальная «охрана» торговых точек района. Это натуральный рэкет, но ни одного заявления к нам в контору не поступало, и прижать Шатуна юридически нечем. Группа его насчитывает четыре десятка членов, почти все они числятся работниками «Титула». Костяк банды приблизительно десять боевиков, все бывшие уголовники, отбывавшие срока в одном лагере с Шатуном. Разброс статей у них самый широкий – от банального гопстопа до «мокрухи».