– Выпьем, Оля, за наше случайное знакомство, – не мудрствуя, предложил я. – Все-таки Его Величество Случай, если разобраться, отличный малый, не позволяющий людям окончательно заплесневеть, погрязнув в пошло-однообразных буднях.

– А ты, Женя, философ, – с улыбкой констатировала Оля, легко переходя на «ты» и одаривая меня дразнящим взглядом незамутненных голубых озер.

– Я простой литератор, – скромно уточнил я, благородно решив не реагировать на насмешку. – Впрочем, это почти одно и то же. Инженеры человеческих душ, как говорится.

– А у меня место на социальной лесенке самое тривиальное, – щечки Бутончика после шампанского по-девчоночьи раскраснелись, напоминая нежные лепестки цветущего мака. – Работаю секретарем-референтом в АОЗТ «Гармония».

– Очень современно, – одобрил я, наполняя фужеры по новой. – И название фирмы полностью соответствует твоим прекрасным формам. Если не ошибаюсь – 90/60/90?

– Близко к истине, но не точно, – Бутончик лукаво глянула мне в глаза откровенно томным взглядом. – Со второй попытки, возможно, верно угадаешь...

Она поднялась с кресла и, нисколько не смущаясь, легко освободилась от блузки с юбкой, оставшись в купальнике красного цвета.

– А ты у нас, оказывается, ярая коммунистка, – невольно задержавшись вниманием на узеньких кумачовых полосках, заметил я, стараясь за плосковатой шуткой скрыть некоторое удивление перед слишком молниеносно, на мой взгляд, развивающимися событиями.

– Я облегчила тебе задачу. Давай угадывай.

– Глазомер что-то подводит. Насколько помню, в спорте разрешено три попытки... – поднявшись с кресла, шагнул к Бутончику. – Вторую предлагаю пропустить за ненадобностью и перейти сразу к третьей. Заключительно-главной. Для этого, отбросив ложную скромность, необходимо избавиться от остатков твоей драпировки. Такое чудно-роскошное тело грех непростительный прятать от благодарных мужских глаз.

Все еще не веря в столь стремительный успех, я полуобнял податливое женское тело и опытными пальцами расстегнул лифчик. Но тот нахально не желал сам сползать с теплого местечка – повис унылым транспарантом на гордо торчащих, налившихся возбужденной упругостью молодых грудях. Пришлось помочь. Я ожидал любой реакции, кроме последовавшей. Рука Бутончика юрким мягким зверьком скользнула за мой брючный ремень и ласково, но уверенно захватила в свою власть главное орудие самоутверждения. Как и следовало ожидать, «орудию» мигом стало невыносимо тесно в плавках и оно настойчиво-нетерпеливо попыталось вырваться наружу, протаранив ткань. Брюки были новые, да и не в моих правилах подавлять естественные инстинктивные желания – я расстегнул ремень и «молнию», выпуская готовое к бою «орудие» на оперативный простор...

Только часа через четыре Оля забылась глубоким сном, утомленно раскинувшись на смятых в гармошку простынях. Мне же, несмотря на физическое изнеможение и полное опустошение мужской копилки жизненной энергии, спать совсем не хотелось. Я любовался совершенными формами лежавшей на животе женщины, блуждая ненасытным ласкающим взглядом по молодому голому телу и невольно задерживаясь на очаровательно возвышавшихся налитых холмах ягодиц. Почувствовав, что во мне опять просыпается неугомонное вожделение, благоразумно отвел глаза в сторону. Изматывать себя до последнего предела – глупое и вредное излишество. Да и будить Бутончика было искренне жаль.

Выкурив сигарету, погасил желтый ночник у тахты и отправился, наконец, в гости к давно уже поджидавшему Морфею.

Очнулся, ощутив на губах жадные губы Оли. Ее ищущий влажный язычок быстро отыскал мой и вступил с ним в схватку-братание. Видя, что я еще не вполне готов сменить объятия Морфея на ее, Бутончик перенесла свои горячие поцелуи мне на грудь, спускаясь все ниже и ниже. Когда ее губки нежно-требовательно окольцевали мой «телескоп», я застонал от наслаждения, с некоторым неудовольствием одновременно все же мысленно отметив, что бойкий язычок Оли ласкает слишком уж умело-профессионально. Если зажмуриться, то вполне можно было подумать, что занимаюсь пиршеством плоти с Мари или Ксюшей. А в сексе для меня главный кайф – новизна. Даже если это полная неопытность и банальная неумелость. Но из-за присущей мне чисто интеллигентской деликатности озвучивать свои крамольные соображения не стал, активно включаясь в предварительную любовную игру. Ведь по натуре я совсем не эгоист, да и отлично понимаю, что от партнерши можно требовать ровно столько удовольствий, сколько сам даешь ей. В этом и заключается коронное условие радостного секса.

Так как наступила суббота, Оле собираться на службу надобности не было.

Моя незаурядная постельная техника, основанная на старинном индийском трактате «Кама сутра», не осталась не оцененной партнершей. О чем красноречиво свидетельствовал тот факт, что всю субботу и воскресенье мы практически не вылезали из постели, делая краткие передышки от любовных утех только для набегов на холодильник и совместных веселых походов в ванную. К вечеру воскресного дня, наверно, не осталось ни одной из ста двух позиций «Кама сутры», не испробованной нами на практике. Надеюсь, мне даже удалось сказать некое новое слово в искусстве секса, создав оригинальный гибрид из позиций «колун», «всадница» и «цветок лотоса».

В эти дни я до такой безобразно-легкомысленной степени погрузился в сладкую негу, что совершенно запамятовал о Цыпе, с которым мы собирались в выходные дни проинспектировать наши забегаловки. Впрочем, в квартире отсутствовал телефон, и предупредить верного соратника об изменении моих планов я не мог. А тащиться на улицу в поисках несломанного телефона-автомата было не в кайф, да и просто лень. Ничего, перетопчется как-нибудь Цыпленок децал без шефа, не сосунок.

Оля деятельно брякала на кухне посудой, готовя ужин, а я расслабленно покоился в кресле, дымя сигаретой и прикидывая, сколько потерял килограммов живого веса в замечательных схватках с милым Бутончиком. Не меньше трех, судя по всему. Что ж, ничего не попишешь – искусство требует жертв, особенно любовное.

Спиртные запасы давно иссякли, поэтому запивать жаренную в майонезе телятину пришлось кофе.

После ужина Оля закурила из моей пачки и, серьезно глядя мне в глаза, спокойно-категорично сообщила:

– Сегодня у нас ночь прощания. Больше мы встречаться не будем.

– Почему? Что случилось? – Я даже, признаться, несколько опешил от неожиданности.

– Ничего. Успокойся, Женик. Ты был бесподобно мил. Дело не в тебе. Просто я ненавижу всякого рода тривиальности. К ним относится и затянувшаяся связь...

– Затянувшаяся?!

– Пойми, Женик, утром мы расстанемся. Я пойду на работу, а ты по своим делам... И все.

– Не понял, крошка!

– Ну, хорошо. Хочешь совсем откровенно? Пожалуйста, раз так настаиваешь. Мужчина меня интересует лишь пока он неизвестная величина. Для разгадки которой мне уик-энда вполне хватает...

– Как так? – Я немного разозлился. – Ага! Вкурил! Ты у нас, как царица Екатерина Вторая? Бешенством матки страдаешь? И тебе каждый Божий день подавай нового партнера?

– Зачем же каждый день? – слабо улыбнулась Оля и жестко добавила: – Раз в неделю – самое оптимальное.

Настроение мое явно срывалось в крутое пике. Ощущение мерзопакостное, как если бы выгодно купил партию анаши, а закурив, вдруг обнаружил, что это всего лишь прессованный примитивный пустырник.

Со мною вечно приключается такая подлая история – только счастливо расслабишься, словишь кайф, возблагодаришь Судьбу за благоволение – и хлоп – получаешь к своей ложке меда целый бочонок дегтя. Или два. В качестве бесплатного приложения.

В прихожей противно заверещал электрозвонок у входной двери. Оля пошла открывать, удачно лишив себя сомнительного удовольствия выслушивать веемой народившиеся соображения на ее счет.

В комнату, настороженно зыркая по сторонам, вошел Цыпа, сопровождаемый двумя звероподобными охранниками из «Кента». Из-за их широких спин робко выглядывала Оля.

– Женя, они тебя спрашивают, – испуганно-удивленно сообщила последовательница пороков Екатерины Второй.