На сцену я почти не смотрел. Не потому, что отлично помнил сюжет. Мое внимание буквально примагнитила к себе девушка, занимавшая соседнее кресло. Как сразу вычислил, в музкомедию она тоже пришла одна. Лет двадцати с маленьким гаком, хотя строгий темно-вишневый костюм вовсю старался сделать ее немного взрослее. Костюму совершенно не соответствовало личико с шаловливым взглядом искристых голубых глаз и непослушным белокурым локоном, норовившим упасть на розовую щечку. «Бутончик», – махом окрестил я театральную соседку, любуясь ее свежей молодостью и восхитительным бюстом, который не скрывал, а скорее даже подчеркивал приталенный жакет.

Такое неприкрыто-пристальное внимание не осталось незамеченным. Несколько раз девушка вызывающе поглядывала на меня, словно спрашивая: «Вы что-то желаете сказать? Или просто страдаете косоглазием?» Но, убеждаясь, что я ни капельки не реагирую на эти молчаливые выпады, всякий раз первой отводила взгляд.

Я вдруг остро пожалел, что давно не бывал в парикмахерской, да и прикид мой слишком уж пролетарский – вечная кожанка, джинсы и шелковая рубашка без галстука. Все по старой лагерной привычке траурно-черное. Небось выгляжу на все полста лет, хоть и сорока нет еще. По ходу, надо будет обновить-омолодить личный гардероб как-нибудь на досуге.

В антракте, претворяя мою тайную надежду в жизнь, Бутончик отправилась в буфет. Я незамедлительно последовал за незнакомкой. В очереди мне удалось пристроиться прямо за ней, и заказал я то же, что и она – бутерброд с ветчиной и бокал «Варны». Естественно, мы оказались за одним столиком.

– Вам не кажется, что вы чересчур навязчивы? – Бутончик насмешливо прищурила чудные глазки-омуты.

– Нет, – я выдал свою коронную лучезарную улыбку. – Дело в том, что я ярый противник всякой фальшивой скромности и неискренности. Коли человек вызывает во мне приступ восхищения – я никогда не скрываю этого. Счастлив убедиться, что и ваш нежный милый голос соответствует по качеству всему остальному. Уверен, что имя у вас замечательное! Меня, кстати, Женей зовут.

– Имя у меня самое обычное – Ольга, – отозвалась девушка, несколько ошарашенная моим словесным натиском, но тут же улыбнулась. – А приступ побочно не вызовет инфаркт?

– Надеюсь, нет. Хотя сердцебиение уже явно зашкаливает за черту нормы. Но это не страшно. От положительных радостных эмоций не умирают. А имя Оля очень удачно вам подходит. От него словно веет ласковым теплом, уютом и истинно женской добротой. Честное слово! – Я сначала хотел сказать для убедительности наше расхожее «гадом буду!», но вовремя одумался, сообразив, что данное блатное выражение никак не предназначено для нежных ушек моей собеседницы. От такой идиомы они просто увянут, чего доброго.

– Как-то непривычно, Женя, говорите. Вы, случайно, не учитель словесности?

– В некотором смысле. Я литератор.

– Наверное, поэт? Угадала?

– Прозаик. Работаю в довольно редком жанре черного детектива.

– Я люблю детективы не меньше, чем сухие болгарские вина, – призналась Оля, пригубливая «Варну».

– А я обожаю болгарские сигареты. Выходит, у нас много общего. Обнадеживающий признак...

Третий звонок уже звал зрителей занять свои места, и мне пришлось на время завязать галантно любезничать, незаметно расставляя браконьерские сети на молодую особу. А если точнее – на невинность великолепной особи женского пола. Впрочем, навряд ли она так уж невинна, как чудится на первый взгляд. Хотя отсутствие обручального кольца на ее безымянном пальце давало некоторую пищу для размышлений.

Во время второго акта я уже не отвлекался на прекрасную соседку, отдавшись бурному течению оперетты, рассказывающей о хитросплетениях судьбы моего старинного коллеги. В уголках сознания прочно угнездилась уверенность, что Оля никуда от меня не денется.

Так и вышло. После длительного театрального представления вполне логично прозвучало мое предложение отужинать в ближайшей ресторации. К счастью, Оля не думала ломаться и без колебаний ответила согласием, я даже вдруг подумал – не на профессиональную ли «бабочку» нарвался? Но ее заявление, что за себя она будет платить сама, развеяло все нехорошие сомнения на ее счет.

Кабак «Император» мог похвастаться только одним – своим названием. Кухня и обслуживание явно оставляли желать много лучшего. В моих заведениях я такой постановы и дня бы не потерпел. Гадом буду!

Хорошо хоть шампанское «Мадам Клико» оказалось не фальшивое и своим непередаваемо изящно-изысканным вкусовым букетом немного украсило весьма посредственный ужин.

На стоянке такси я рискнул пойти напролом:

– Оленька, на мой непредвзятый взгляд, нам просто необходимо сейчас выпить кофе, чтобы сбить привкус безбожно пережаренного ростбифа. Как считаете?

– Женя, вы необычайно придирчивы. Ростбиф как ростбиф.

– А вы слишком снисходительны. Из-за спешки мясо явно готовили на сильном огне, а это говядине, поверьте слову знающего человека, противопоказано.

– И кофе, надо понимать, предлагаете дегустировать у вас дома? – Бутончик как-то уж очень по-взрослому понимающе улыбнулась и отрицательно покачала белокурой головкой. – Не согласна. Категорически.

– А что так? – потухшим голосом спросил я, острее чем когда-либо вдруг осознав, что давно уже не юноша и все мои старомодные ловеласные потуги смотрятся со стороны по меньшей мере жалко.

– К малознакомым мужчинам в гости я не хожу принципиально. Это ведь сразу накладывало бы какие-то обязательства... А двусмысленность мне тоже претит. Поэтому, Женя, приглашаю вас к себе. Кофе, правда, у меня лишь растворимый.

– Это не беда! – Я так удивился-обрадовался, что даже не стал сдерживать в голосе поток ликования. – Натуральный прихватим по дороге. Далеко нам ехать?

– Не очень. До Радужной, – глаза Оли весело смеялись, наблюдая мое нескрываемое воодушевление.

Такси попалось то же самое, что доставило меня к театру музкомедии. Посчитав это хорошим предзнаменованием, я не скупясь расплатился с водителем, когда тот донес до дверей квартиры Бутончика объемно-тяжеловесный пластиковый пакет с покупками, сделанными мной по пути в центральном гастрономе.

Однокомнатная квартирка выглядела уютной благодаря своей стерильной чистоте и ухоженности. Тщательно натертый паркетный пол матово блестел при свете симпатичной стеклянной люстры под горный хрусталь. Диван и два пуфика у овального стола неплохо гармонировали песочным цветом со светло-желтыми шторами на окнах. Один только серьезный недостаток – так как первый этаж, то окна были надежно забраны ажурными решетками, вызывая ассоциацию с неласковыми тюремными апартаментами. Поэтому первым делом я плотно задернул шторы, избавляясь от сомнительного удовольствия лицезреть хоть и красиво стилизованные под старину, но все одно – металлические напоминания о томительных годах моего вынужденного затворничества – строгой изоляции то бишь.

– Опасаетесь нескромных глаз? – полюбопытствовала Оля, следя за этими шторными манипуляциями.

– Отнюдь. Просто создаю интимный уют. Или уютный интим – как вам больше нравится.

По-хозяйски пройдя на кухню, я опорожнил пакет. Пару шампанского сразу благоразумно сунул в морозильник, апельсины, палку копченой колбасы и банку настоящего «Мокко» оставил на столе.

– А я всегда думала, что писатели очень деликатный скромный народ, – обронила Бутончик, появляясь в дверях кухни.

– Так оно и есть, – поспешил я ее успокоить. – Но, поверьте, Оленька, теплое шампанское – это преступление, не имеющее смягчающих обстоятельств, и посему...

– Хорошо. Я поняла. Пойду принесу вазу под апельсины.

Стол получился на славу. Аппетитно лоснящиеся кружочки колбасы, ароматные солнечные представители цитрусовых и распечатанная бутылка полусухого шампанского создавали нужный колорит. И чешские фужеры из разноцветного тонкого стекла были в тему.

Хозяйка квартиры успела сменить свою официозно-строгую амуницию на домашнюю шелковую юбку и легкую блузку светлых тонов и, наконец, перестала напоминать собой неприступный бастион. Сейчас глухой воротник и длинные рукава уже не скрывали нежно-розовый бархат шеи и рук. А туго обхватывающая короткая юбка наглядно демонстрировала моему восхищенному взору прелестные округлости выдающихся – в прямом смысле – бедер молодой женщины. «Кажется, меня пытаются соблазнить», – с удовлетворением отметил я, поднимая фужер с весело пузырящейся виноградной влагой.