Мальчики из собора Святого Павла были так популярны, что Генри Эванс, который работал с Джоном Лили в старые дни «Блэкфрайерса», и Натаниэл Джайлс, который был руководителем детей-хористов Королевской капеллы с 1597 года, объединились и образовали новую детскую труппу. Эванс знал, что театр «Блэкфрайерс» пустовал, что Бербеджу и его друзьям запретили давать там представления, потому что дворяне, жившие в квартирах рядом с трапезной, превращенной в зал, жаловались, что это мешает им спокойно жить, но детские представления могли быть восприняты совершенно иначе. Так и вышло. Эванс заключил с Бербеджем договор на аренду помещения сроком на двадцать один год, и, таким образом, был найден дом для новой компании маленьких соколят. Это была хорошая труппа, и в ней был юный актер Салатиэл Пейви, которому приходилось исполнять также роли стариков; он умер в тринадцать лет и удостоился прекрасной элегической поэмы, написанной Беном Джонсоном. Джонсон, который охотно писал для любой труппы, лишь бы не сомневались в его компетенции как эксперта по драме, плодотворно работал для детей «Блэкфрайерса». Он написал «Празднества Цинтии», например, но пьесу не удалось поставить при дворе на рождественские праздники 1600–1601 годов, предпочтение отдали «Двенадцатой ночи». Бену это, естественно, не понравилось. Он был в восторге от своей пьесы: «Этот драгоценный кристалл редчайшего остроумия», как сама Цинтия называет ее. Имелось в виду, что Цинтия — королева Елизавета, и этими словами сопровождается предстоящее возведение Бена в звание Королевского поэта. Никто, с точки зрения Бена, не мог писать, как Бен.

Марстон, позаимствовав подзаголовок «Двенадцатой ночи», написал пьесу для соперничающей труппы мальчиков собора Святого Павла «Что вам угодно». В ней он очень изящно высказывает предположение, что Бен Джонсон (замаскированный под Филомуза) слишком придирчив и не имеет никакого права оскорблять публику (как он это делает в «Празднествах Цинтии») за то, что ей не нравится то, что, как говорят, ей должно нравиться. «Правила искусства, говорят ему, были созданы для удовольствия, а не удовольствие — ради ваших правил». Кто он такой, чтобы «выказывать полное пренебрежение к тому, что не нравится?», и так далее. Джонсон пришел в бешенство от этого скрытого выражения протеста. Он задумал пьесу, в которой предстояло наказать современников и лиц, не обладающих его выдающимися способностями, хотя (чтобы продемонстрировать собственную сдержанность и соблюдение приличий) он собирался их вывести под вымышленными именами. Он рассказывал о своих планах в тавернах, и «слуги лорда-камергера», конечно, узнали об этом. Они сочли, что Джонсон-сатирик сам нуждался в осмеянии. Ни один актер не пришел бы в восторг от той манеры, в которой он издевался над актерами — простыми скрипачами, которые играли мелодии его, искусного композитора, и играли их плохо. Более того, актеры из «Глобуса» не испытывали любви к драматургам, которые работали для мальчиков-актеров и переманивали клиентуру от своих старших коллег. Бербедж знал, что Шекспир не станет писать сатиру, поэтому он поручил Томасу Деккеру нанести удар по Бену на сцене.

Деккера, которому в то время было около тридцати, хорошо знали в театре благодаря «Старому Фортунату» и «Празднику башмачника», это была первая действительно «гражданская пьеса» того времени. В ней показан без прикрас Лондон купцов и подмастерьев, и в ней есть восхитительно комический персонаж, Саймон Эйр, раблезианского склада сапожник («Она сама виновата: пукает во сне»), который становится мэром. Деккер также сочинял блестящие памфлеты о жизни реального Лондона: его «Азбука глупца» — классический путеводитель по нравам города. Как поэт он был рангом ниже Бена и даже Марстона, но как поэт он создал одно стихотворение, которое, как и «Пей только за меня», знает каждый. Это знаменитая песенка, начинающаяся словами: «Хоть и беден ты, но сны у тебя золотые». Но для того чтобы Деккер ответил на нападение Джонсона на актеров, нападение сначала должно было состояться. Джонсон всегда работал медленно, и ему понадобилось пять месяцев, чтобы написать «Рифмоплета». Пока он писал эту пьесу, ему стало известно, что Деккер намерен ему ответить, так что Деккер тоже стал врагом, которого предстояло осмеять на сцене.

Когда пьеса «Рифмоплет, или Привлечение к суду» была впервые поставлена мальчиками в «Блэкфрайерсе», она произвела больше впечатления своим запахом лампы, чем вонью своей сатиры. Бен продемонстрировал умение писать утомительно длинные речи (так и слышишь плач детей-актеров, в которых вбивали эти строки: Эванс и Джайлс пользовались проверенными способами школьной дисциплины), но когда были задеты его собственные сокровенные чувства, Бен умел быть достаточно выразительным и ядовитым. Вот как он нападает на актеров: «Из них вырастают беспутные негодяи, вольнодумцы, скучные распутники. Они, негодники, забывают, что и на них есть управа; их украшают гербами; там их приводят в порядок, их и их родословную; знаю, им не нужно никаких других герольдов». Бен, похоже, не мог простить Шекспиру тот герб.

Место действия пьесы — Рим под властью императора Августа, и главные герои — римские поэты Овидий, Вергилий, Гораций. Гораций — маленький и толстый, но гениальный, что означало: это сам Бен. Завистливый Криспин и Деметрий («оформитель пьес о городе») — соответственно Марстон и Деккер. Они составляют заговор против Горация, но не побеждают. В присутствии самого императора Гораций заставляет Криспина исторгнуть из чрева все его насмешливые скверные стишки, выблевав (это действительно не очень удачная шутка) грубые слова вроде: «выродок», «сопляк», «зазнайка», «задница». Можно было ожидать, что эта раблезианская атака распространится и на Шекспира, но трудно сказать, выведен ли он на самом деле в пьесе. Овидий открывает ее такими строками:

Эти строки напоминают заключительное двустишие одного из сонетов, но на самом деле являются концом бесконечной поэмы в героических строфах. Шекспир любил Овидия, и молодой Фрэнсис Мерез недавно сравнил его с Овидием, однако сомнительно, чтобы Бен доставил ему удовольствие выступить под личиной Овидия на сцене. Бен также признавался, что, как бы он ни критиковал неупорядоченное искусство Уилла, он никогда не швырнул бы Уилла в одну кучу с остальными рифмоплетами. Он был слишком велик и не стал бы сочинять дешевые пасквили. Более того, Бен, как он признался позднее в печати, отдавал должное независимому и открытому характеру Уилла, полному отсутствию у того мелочной ревности. Несмотря ни на что, они оставались друзьями.

Ответ Деккера на «Рифмоплета» назывался «Бичевание сатирика, или Освобождение от пут юмористического поэта». Основные герои те же, что и в пьесе Джонсона, но на этот раз Криспин и Деметрий — уважаемые, талантливые поэты, а Гораций, который имеет ученика с восхитительным именем Азиний Бубо, — хвастун и сквернослов, и ему решительно запрещено идентифицировать себя с Квинтом Горацием Флакком Рима времен Августа. «Гораций искренно любил поэтов и не давал шутовских колпаков никому, кроме дураков. Но твоя любовь ничего не значит ни для мудрецов, ни для дураков, кроме тебя самого» — так говорит Тука, на которого Бен-Гораций написал непристойные эпиграммы. Деккер представляет своего Горация просто как внешнюю оболочку истинного образа и переносит действие своей пьесы не в Рим, но в страну и царствование короля Уильяма Руфа. Нам трудно понять ту легкость, с которой елизаветинцы соединяют и смешивают отдаленные времена и культуры.

Бен был скорее обижен, чем разозлен. По его словам, все, что он сделал, он делал только для блага искусства. А что касается ответа на эту клевету Деккера, что ж —