Кто же тогда остается? Кузьма? Да, этот мог от хозяина сбежать. Юноша подвигами грезит, а Круглей усадил его чужое добро пересчитывать да опись составлять. Но его-то уж не стали бы снаружи обители держать. Значит, снова не угадал.

Чичка?! Я даже вздрогнул. Как же сразу не сообразил? Не надо семь пядей во лбу иметь, чтобы понять, кого ни при каких обстоятельствах в мужской монастырь не впустят! Конечно же, девицу. Тем более такого черта в юбке. О-хо-хо. Вот только ее мне как раз для полного счастья и не хватало. Особенно сейчас… Когда я щеголяю в облике великана.

— Вижу, не рад ты гостям… — настоятель монастыря задумчиво погладил бороду. — Ну, так это поправимо. Велю сказать, что…

— Не надо, святой отец, — я помотал головой. — Из малого обмана большая ложь вырастает. Да и неуважение это. Чай, не из соседнего хутора проведать меня пришли. Всю ночь в дороге провели. А я прятаться стану? Ничего, авось признают и в этом обличии.

— Добро, коли так, — согласился игумен. Потом поднялся с лежанки. Помолчал немного, видимо, что-то еще хотел сказать, но передумал. Вернее, судя по взгляду, решил отложить. Что немедля и подтвердил. — Но я не прощаюсь. Уходить надумаешь, загляни ко мне перед дорогой. Благословлю…

В этот миг Митрофан несколько раз дернул меня за рукав. И объяснять не надо, что монашек от меня хотел.

— Святой отец, вы не позволите парню при мне остаться? Люб он мне, и полезен бывает.

Настоятель поглядел на послушника и кивнул.

— Строптивый, непоседливый вьюнош, но душой чист. Пусть идет… Отшумит хмель в крови, остепенится — сам в обитель вернется. Коли Богу будет угодно. Только ты береги его… Степан, — игумен впервые назвал меня по имени, как бы подчеркивая доверительность слов.

На этом аудиенция закончилась. Настоятель ушел, а я принялся приводить себя в порядок. Хотя долго ли голому собираться? Подпоясался и готов. Помню, шутка такая была в ходу: «Что значит стильно одетый мужчина?» Ответ: «Это когда на нем оба носка одного цвета». Ну так сейчас ситуация и того проще. Носков на мне и вовсе нет — портянки. А из парадного облачения — шкура медведя и дубина. Спасибо монахам: нашли и вернули. Так что канитель разводить и время тянуть не на чем. Обулся и вперед… Даже бриться не надо. В этом облике волосы на морде лица у меня не растут. Наверно, из-за бронебойных свойств кожи.

— Пошли, брат Митрофан. Видел, где наши гости остановились?

— Да, ваша милость. Спасибо. Я уж думал, что вы обо мне за…

— Индюк тоже думал, да в суп попал, — я слегка подпихнул монашка в спину. — Я что — дурак, своего главного советчика в монастыре оставлять, когда впереди столько дел? А ты в тишине святых стен отсидеться хотел? Вот уж не ожидал от тебя… Никак не ожидал.

Митрофанушка остановился так резко, словно на стену налетел. Рывком развернулся ко мне, открыл рот и… закрыл. Потом неуверенно улыбнулся:

— Опять шутите, да?

— Вот еще, — фыркнул я якобы возмущенно. — Какие могут быть шутки? Нет уж, брат Митрофан, назвался груздем — полезай в лукошко. Решили один раз, что я сильный, а ты умный — стало быть, соответствуй и не отлынивай…

Как оказалось, в изъявлении гостеприимства монастырская братия особенно не усердствовала, и меня разместили на отдых в привратницкой. Ну или в чем-то схожем. Домишко этот стоял отдельно от прочих строений, прилепившись прямо к стене, неподалеку от главных ворот. Ну, правильно. Я бы и сам не стал тащить такую тяжесть куда-то еще. Пока не встречал здесь весов, но подозреваю, что во мне все два с половиной, а то и три центнера. С надписью «не кантовать». Вот и не стали… Затащили куда поближе, и все. Спи спокойно, дорогой гость.

Кстати, не так уж долго я и спал. Солнце только-только над зубцами монастырских стен показалось. Стало быть, примерно, седьмой час по Москве. Странно, что я петухов не слышал. Или их при монастырях не держат? Глупость, подумал. Обитель не подаянием живет. Тут у них и птичник, и скотный двор, и все прочее натуральное хозяйство в полном объеме. Митрофанушка ж рассказывал.

— Митрий, почему петухи не пели?

— Пели, ваша милость? — усмехнулся тот. — Как недорезанные кукарекали. Сон у вас больно крепок.

Навстречу деловито прошествовали четверо монахов. Поравнявшись с нами, братья почтительно поклонились. Пришлось и мне шею нагнуть. Кстати, неплохо бы размять мышцы, а то совсем задеревенел на монастырских перинах… Из стружки они их делают, не иначе. Только древесной, а не полипропиленовой.

О, створки ворот закрыты, и никто не торопится отодвигать засов. Самообслуживание или посторонним выход запрещен?

— Нам сюда, — монашек указал неприметную калитку сбоку. — Ворота только в праздничные дни, да по особому случаю открывают. Немного узковато будет, но вы бочком, бочком…

Вопреки опасению монашка, мне довольно легко удалось протиснуться в эту «лазейку» и выйти наружу. Ф-фу ты. Как все же давит на психику вся эта фортификация. То ли дело простор… Неудивительно, что монголы, завоевав город, располагались снаружи.

Я прислушался к собственным мыслям и усмехнулся. Давно ли ты, брат Степан, жил в каменных джунглях и ни капельки по этому поводу не напрягался? Наоборот даже. Все невзгоды и приключения начались аккурат после приснопамятной вылазки на природу. В поисках взаимности…

Сперва мое внимание привлекли шум и движение слева, но это оказалась отара остриженных, как пудели, овец, которых гнали на выпас четверо послушников. Пара больших лохматых псов носилась вокруг, не давая овцам разбрестись, сбивая их в плотный ком.

Проводив сочувственным взглядом голых овечек — утро выдалось не самым теплым, я посмотрел направо. Там метрах в пятидесяти, у обочины, расположившись на небольшой лужайке размером с баскетбольную площадку, спали вповалку или сидели у костра несколько десятков вооруженных мужчин. И большая часть из них действительно показалась мне знакомой. Имен не вспомню, а лица видел. Впрочем, имя вон того — рыжебородого, мне известно. И рыжеусого, рядом с ним, тоже!

Вот это сюрприз! Как же я ошибся, ожидая увидеть Чичку! Не учел, что вряд ли всей святой братии вместе взятой удалось бы остановить взбалмошную девицу, вздумай она проникнуть внутрь. Да и законы гостеприимства в обители не настолько жестки к путникам, даже женского пола. Все оказалось гораздо проще: игумен не разрешил войти в православный монастырь иноверцам. То бишь — католикам.

И сейчас, удивленно разглядывая появившегося из ворот монастыря великана, мне навстречу шагнули капитан ландскнехтов Фридрих Рыжий Лис и один из его новых лейтенантов — мой давний знакомец пан Лешек Пшеньковицкий.

Жизнь полна неожиданностей. Кого угодно мог ожидать, но эту парочку в последнюю очередь. Кстати, имевших такие потешные выражения лиц, что я не сдержался от насмешки.

— Чего вылупились, детишки? По-настоящему большого мужика не видали раньше? Ладно, подходите ближе. Я не кусаюсь… Можете даже потрогать… докуда дотянетесь.

Лис мотнул головой и переглянулся с поляком.

— Ваша светлость, вы ли это?

— А есть сомнения, Лис?

Капитан пожал плечами. К этому времени проснулись и подтянулись остальные ландскнехты, столпившись за спинами командиров. Безусловно, все были изумлены, но тем не менее держались уверенно, как и надлежит закаленным бойцам. Командир не бежит — стало быть, опасность не так велика, как кажется.

— Однако вы неплохо подросли за те пару дней, что мы не виделись. Гонец говорил, но… Если честно, то кроме шкуры белого медведя, ничего общего с тем парнем, с которым мне доводилось водить знакомство… и даже сойтись на кулаках. — Фридрих демонстративно поглядел на мои руки. — Не уверен, что сейчас у меня могло бы возникнуть такое странное желание. Да и Лешек, думаю, тоже не полез бы в круг.

Пан Пшеньковицкий только хмыкнул и потрогал нос. В той драке, что он затеял в Западной Гати, обвинив меня в трусости, а Озара обозвав лгуном, я немного помял задиристого ляха. Самую малость. Но для знакомства хватило.