— Ух ты! — Митрофан восхищенно всплеснул руками. — Тот самый?

— Я так понимаю, что видеть его тебе не приходилось, но слыхал.

Парнишка кивнул, не отрывая завороженного взгляда от портала, который сейчас менял цвета не хаотично, а словно световое сопровождение какой-то медленной музыкальной темы. Типа танго. Раз, два, три, четыре… Раз, два, три… Точно танго. Которому меня, совершенно непонятно зачем, долго и безуспешно старались научить все родные, близкие и просто хорошо знакомые девушки и женщины. Начиная от мамы… Ну нет у меня чувства ритма. Чувство дистанции есть, быстрота реакции тоже, а ритма нет. Вот такая аритмия получается. Поэтому, как утверждал отец, меня нельзя ввести в транс и загипнотизировать. Без специальных препаратов.

— Пресвятая Богородица! Красота какая! Неужто я, грешный, сподобился узреть лик Пречистой Девы?

Митрофан сделал шаг вперед и задел локтем меня за плечо.

— Стоять, Казбек!

Я ухватил парня за руку и дернул к себе. Не знаю, чей лик он там узрел, но в портал я его не пущу. Шагнет, и привет, Митькой звали… Сам сгинет, и ко мне кого-нибудь лишнего приведет.

— Отвернись или глаза закрой!

Но поскольку монашек никак не отреагировал, пришлось сделать ему «темную» насильно. В том смысле, что заслонить ладонью обзор.

Митрофан замер.

— Ау? Ты уже вернулся?

— Что случилось? Почему темно стало?.. — задергался он в моей руке. — И куда подевался образ Богородицы?

— А так? — я убрал ладонь.

Паренек успокоился. Но сразу же уставился на Радужный Переход. Похоже, игра света оказывала на него почти мгновенное воздействие. М-да, его бы разок на студенческую дискотеку сводить, или в ночной клуб. Там бы он не одну деву Марию увидел. И не только воображаемую.

— Все, все… На первый раз с тебя хватит, — я бесцеремонно развернул Митрофана на сто восемьдесят градусов. — Чеши-ка ты, братец, наверх да сооруди нам чего-нибудь перекусить. Из расчета на пятерых.

— Ваша милость кого-то ждет к обеду? — переспросил тот.

— Ага. Лукулл обедает у Лукулла… Много вопросов задаешь. Топай давай! И пошевеливайся. Я тут мигом закончу и тоже поднимусь. Очень голодный…

Монашек не спорил и даже не пытался оглянуться. Вот и добре…

Для очистки совести я еще разок попытался войти в портал, но тот решительно игнорировал меня. Как и его собратья перед этим, в звоннице Западной Гати и подземелье замка Шварцреген. Ну что ж, результат, полученный из трех разных и независимых источников, можно считать точным и достоверным.

— Рылом не вышел, — резюмировал я. — Или заветного слова не знаю. Типа, «Сезам, открой личико» или «я от Хаима Ивановича». Ну и не больно надо… Зато теперь понятно, как сюда попадают люди, продукты, стройматериалы и прочие малогабаритные грузы.

А чего? Имей я такую транспортную линию, точняк строился бы везде, куда только этот внепространственный «метрополитен» раскинул свои ветки. Маскируясь под реалии внешнего мира. Типа форпост цивилизации, или еще какая-то пересадочная станция. Как у Саймака. Потом что-то случилось, хозяева ушли, или вообще исчезли, а сеть осталась. Ну, а аборигены, гордо именующие себя сапиенсами, потихоньку приспособили Переходы для собственных нужд. Вместе со строениями… И если все так, то самые древние замки построены аккурат вокруг таких башен. Из тех, что обнаружены. Интересная гипотеза? Еще бы…

Но лично меня сейчас не происхождение порталов интересует, а возможность появления из него лиц с ярко выраженными враждебными намерениями. В том смысле, что именно отсюда, из башни, был сделан заказ на истребление жителей окрестностей. И этот кто-то на данный момент отсутствует. Как и большая часть гарнизона. Зато вернуться могут в любую минуту. Стало быть, следовало немедля принять меры, чтобы своим визитом они не застали меня врасплох. То есть установить шумовую сигнализацию.

Оглянулся вокруг, прикидывая, что тут можно придумать.

Сперва хотел бечевку натянуть поперек выхода из портала, чтоб гость сам подал сигнал голосом, когда зацепится за нее и упадет. Но этот вариант и визитера мог насторожить. С чего это стражники балуют? А мне эффект неожиданности важен. Особенно если они сюда целой компанией заявятся.

Так что решил не изобретать велосипед. Проверено — самые простые решения на поверку оказываются и самыми действенными.

Я метнулся наверх, под удивленным взглядом Митрофана взял парочку пустых ведер, благо их на кухне было несколько, потом выбрал самый колченогий табурет и понесся со всем этим добром обратно. Конечно, деревянная бадейка не жестяная посудина, но если установить с умом, при падении тоже произведет достаточно шума. Особенно в полной тишине. А кто ее там забыл и почему — вопрос второстепенный. Требующий разбирательства. И если на мою сигнализацию наткнется лицо начальственное, то топать ногами и требовать подать разгильдяя оно будет громче любой сирены. Впрочем, люди попроще и чинами пониже тоже вряд ли смолчат. Если только они не истинные джентльмены.

Теперь второй этап устройства временных заграждений.

Я вылез из подпола, закрыл лаз крышкой и поставил на нее ближайшую скамью. Так, чтоб она одной ножкой оказалась на люке. Как будто по случайному недосмотру. Во-первых, с ходу не открыть. А во-вторых, повторный грохот гарантирован. На тот случай, если первый сигнал я почему-то не услышу.

— Ну, вот, — потер ладони. — Сделал дело — гуляй смело. В смысле теперь можно и червячка заморить, и байки соловью спеть. Митрофан, ау! Ты как? Готов изголодавшегося товарища попотчевать?

— Все на столе, ваша милость! Поднимайтесь в трапезную.

«Люблю я поработать — особенно поспать. Люблю повеселиться — особенно пожрать».

Глядя на сервировку стола, можно было предположить, что Митрофанушка являлся приверженцем древней украинской мудрости, гласящей: «Насыпай побольше. Много не мало. Что не съедим, то понадкусываем». А может, у парнишки после монастырского поста от изобилия в голове закружилось? Вряд ли он когда-либо в жизни не просто видел столько жратвы, а еще и имел к ней невозбранный доступ.

Проще говоря, Митрофан выложил на стол все, что нашел на кухне и смог притащить. Окорок, пару колбас, головку сыра, хлеб, горку луковиц и пригоршню чеснока. Отдельно в небольшом вагане[20] красовалась наваленная горкой квашеная капуста. И завершил сервировку тем, что нарубил всю эту снедь огромными ломтями. Впрочем, при моем нынешнем росте это не минус, а плюс…

Правило старшинства парень соблюдал твердо. Сидел перед накрытой поляной, глотал слюни, но даже куска хлеба со стола не взял. Глядел на изобилие, как завороженный, и ждал меня.

Сделав пригласительный жест, я сцапал кусок колбасы и сунул в рот. Откусил, сколько влезло, и стал жевать, пуча от усилия глаза и довольно урча, словно большой кот. Ага, размером с тигра.

— Ваше сиятельство! — отчасти удивленно, отчасти возмущенно вскричал Митрофан. — А помолиться перед трапезой?!

Тьфу, дьявол. Я думал, он мне уважение оказывает, а это все лишь монастырское воспитание. Хотя кто я такой, чтоб освященные веками традиции осуждать. Помню, дедушка всегда перед едой рот крестил. Наспех, без фанатизма, скорее всего даже не задумываясь над тем, что делает. Но все же.

Придется соответствовать. Я сделал самое торжественнее выражение лица, насколько позволяли распертые колбасой щеки, и важно кивнул. Потом медленно и не менее важно указал на лоб. Намекая, что я не забыл, просто обращаюсь к Создателю мысленно.

Проскочило. Паренек отнесся к моим причудам с пониманием. Правда, сам слова молитвы забормотал вслух:

— Очи всех на Тя, Господи, уповают, и Ты даеши им пищу во благовремении, отверзаеши Ты щедрую руку Твою и исполнявши всякое животно благоволения…

Принимая посильное участие в процессе благодарения, я закрыл глаза и только кивал в такт. Внимая и вкушая… Потом парень умолк, и по комнате словно эхо загуляло от моего чавканья. Я даже глаза открыл. Нет, не послышалось. Монашек старательно наверстывал упущенное за годы принудительной аскезы. Но не забывая время от времени бросать на меня вопросительные взгляды.