Вместо этого я принимаюсь лизать ей влагалище. Кэмрин пытается отползти от моего рта. Она хватается за простыни и ползет дальше. Теперь ее голова свешивается с кровати. Я крепко держу ее за ляжки. Мои пальцы почти впиваются в ее кожу. Я сосу ее клитор. Сильнее, еще сильнее. Кэмрин не выдерживает и плотно зажимает мне голову.

Чувствую: она вот-вот кончит, как вдруг она хватает меня за волосы и силой отрывает мою голову от себя.

Приподнимаю лицо и ловлю пристальный взгляд Кэмрин. Ее пальцы теребят мне волосы. Я жду, пытаясь понять ее замысел. Раньше ей всегда нравились ласки клитора.

Похоже, и она чего-то ждет. Вот только чего? Мне не остается иного, как влезть на нее. С трудом удерживаюсь, чтобы не поставить ее раком. Хочется что есть силы схватить ее за волосы и войти в нее сзади…

Кэмрин вскидывает голову и смотрит на меня. Наблюдает за мной, словно пытается угадать мои дальнейшие действия. Меня завораживает ее лицо. В нем появилось что-то загадочное и хрупкое, чего я не видел или не замечал раньше. Она отталкивает меня от края кровати. Я инстинктивно ложусь на спину. Кэмрин взбирается на меня и целует мне живот и ребра, а сама тем временем устраивается на мне. Я невольно вскрикиваю – так меня заводит ее жар и влажность между ног. Она улыбается мне ласковой невинной улыбкой, но я-то знаю: в ней нет ничего похожего на истинную невинность. Ее пальцы обхватывают мой член. Это так неожиданно, что я буквально закатываю глаза, а она уже вводит его в себя. Медленно, до жути медленно, превращая это в пытку.

Я позволяю ей трахать меня столько, сколько ей хочется, и сдерживаюсь как могу, чтобы кончить с ней одновременно. Но в самую последнюю секунду происходит то, чего я совсем не ждал и не мог предвидеть. Меня охватывает паника. У меня всего мгновение, чтобы решить: кончить в нее или на нее. Надеюсь, она ничего не почувствовала.

У меня бешено колотится сердце. Не хватает воздуха. В комнате прохладно, но весь лоб покрыт капельками пота. Чувствую, что вот-вот кончу. Эндрю почему-то паникует и брызгает не в меня, а на лобок. Меня это немного удивляет, но я не подаю вида. Наклоняюсь, слегка касаюсь его грудью, беру в руки скользкий член и выжимаю все, что еще там осталось.

Затем падаю на Эндрю и прижимаюсь к нему щекой. Мои колени все еще согнуты, поскольку я продолжаю сидеть на нем. Мое ухо оказывается рядом с его сердцем, и я слышу частые удары сердца Эндрю. Он раскидывает руки, успокаивает дыхание, потом обнимает меня и прижимается губами к моим волосам.

Я лежу на нем и думаю. О том, что случилось и чего не случилось. О том, как вкусно пахнет его тело и какая теплая у него кожа. Эндрю стал ручным. И все потому, что боится причинить мне вред: физический, эмоциональный. А то и душевный тоже, если такое возможно. Я люблю его за это. Я люблю Эндрю за его любовь ко мне, но надеюсь, он не станет вечно дрожать надо мной.

Пока я разрешаю ему это делать. Пусть вначале сам убедится, что я пришла в норму, тогда и вся эта опека закончится. Я уважаю его чувства.

Приподнимаю голову и улыбаюсь ему.

Интересно, начнет ли он сейчас оправдываться? Скажет, почему в последнее мгновение вытолкнул член из меня? Возможно, скажет, что сомневался, надо так делать или нет. Но Эндрю молчит. Может, ждет моих слов? Но я тоже молчу.

Тишина в комнате становится тягостной. К ней добавляется ощущение какой-то неопределенности. Тогда я шевелю бедрами, специально задевая его член, и смеюсь.

– Детка, мне сначала надо восстановиться. – Он тоже улыбается и шлепает меня по ягодицам. Я громко вскрикиваю, словно от боли, а потом снова трусь о его член. – Пожалуйста, прекрати, – просит он, и ямочки на его щеках становятся глубже.

Я продолжаю игру.

– Думаешь, я шучу? – спрашивает Эндрю. – Не вздумай сделать это снова, а то пожалеешь.

Естественно, я делаю это снова и приготавливаюсь к воспитательным мерам со стороны Эндрю.

Он больно сжимает мне соски. Я застываю от страха, боясь шевельнуться. Я боюсь, что он их оторвет.

Громко хохочу и хватаю его за руки, однако Эндрю еще больнее сжимает мои несчастные соски. Мучитель!

– Я тебя предупреждал, – говорит он. У него такое серьезное выражение лица, что невольно поверишь в серьезность его действий. – Надо было прислушаться.

– Ну, Эндрю! – канючу я. – Отпусти. Пожалуйста. Отпустииии!

Он облизывает пересохшие губы и спрашивает:

– А ты будешь хорошо себя вести?

Я быстро киваю. Десять раз подряд.

Он сощуривает свои дьявольские зеленые глаза и дергает за соски:

– Клянешься?

– Клянусь могилой моего давно умершего пса Бибопа!

Эндрю в последний раз стискивает мне соски, да так, что я скриплю зубами, потом убирает руки. Он встает на постели и обвивает вокруг талии мои ноги. Наклоняется и легонечко облизывает мне каждую грудь, а потом целует их.

– Так лучше? – спрашивает он, заглядывая мне в глаза.

– Так лучше, – шепчу я.

Он целует меня. Потом нежно занимается со мной любовью. Несколько раз, пока оба не засыпаем, прижавшись друг к другу. Часы на ночном столике показывают три с чем-то.

Я думала, утреннее похмелье окажется более тяжелым. Вчера я напилась. Впервые за несколько месяцев. Но не жалею. Переворачиваюсь на бок, смотрю на часы, и тут мои глаза вылезают из орбит. Самолет, на который Эндрю взял билет, улетел еще полтора часа назад! Сажусь на постели и принимаюсь трясти Эндрю:

– Эндрю! Вставай!

Он мычит, переворачивается и чуть-чуть приоткрывает глаза. Пытается уложить меня и продолжить сон, но я вырываюсь и кричу:

– Вставай! Ты на самолет опоздал.

Единственная часть тела, которая реагирует на мои слова, – это его глаза. Они выпучиваются. Затем оживают и начинают просыпаться другие части.

– Черт и трижды черт! – Эндрю выпрыгивает из постели и застывает посреди комнаты. Голый.

Мне никогда не надоест на него смотреть. На голого или одетого – значения не имеет. Я до сих пор не могу понять, как мы встретились. Эндрю причесывается пятерней, потом закладывает руки за голову. Я смотрю на его рельефные мускулы.

– Придется лететь другим рейсом, – вздыхает Эндрю.

Я вылезаю из постели, подхватываю валяющийся на полу халат и собираюсь пойти в душ.

– Ничего, побуду с тобой еще несколько часов, – говорит он.

– Даже не знаю, Эндрю, – отвечаю я, затягивая пояс халата. – Я так мечтала от тебя избавиться.

Он не видит моего лица, и я улыбаюсь во весь рот.

В комнате повисает напряженная тишина.

– Ты это серьезно?

У него такой напряженный голос, что мне не удержаться от смеха. Я стремительно оборачиваюсь и целую его:

– Да нет же, дуралей! Как я могу всерьез сказать тебе такое? А ты не подумал, что это я могла нарочно отключить сигнал будильника? Вдруг я еще вчера задумала тебя задержать?

Он тоже улыбается до ушей, целует меня и идет к кровати разыскивать свои трусы.

– Ты действительно отключила сигнал будильника? – спрашивает Эндрю, надевая трусы.

– Нет. Я пошутила. Мы элементарно проспали. Но идея мне понравилась. В следующий раз воспользуюсь ею. Хочешь пополоскаться со мной в душе?

В этот момент слышится стук в дверь. Скорее всего, мама. Эндрю сразу напрягается. Он садится на кровать и прикрывает нижнюю часть тела простыней.

Я открываю дверь. Это действительно мама во всем ее великолепии крашеной блондинки. На ней светло-розовая блузка, с цветом которой гармонирует бледный румянец на щеках.

– Ты уже встала? – спрашивает она.

«Нет, мамочка, – мысленно отвечаю я. – Просто хожу во сне». Иногда она задает странные вопросы.

Мама бросает взгляд на Эндрю. Мне она уже говорила, что волнуется, как бы я снова не забеременела. Но неужели она думает, что мы перестанем заниматься сексом? Ей бы этого хотелось. Увы, не все мамины желания исполняются.