2007 г.
ВЫЗОВ К НАЧАЛЬСТВУ
Вечером, собираясь домой, начальник погранзаставы вызвал старшину.
– Завтра еду к начальству. Вызывают.
– Угу,– понимающе кивнул старшина.
– Утром пошли двоих-троих ребят, пусть рыбы наловят. И чтоб была по высшему разряду.
– Будет сделано!
– И вот ещё что – джип подготовить к дороге, заправить. Водителю выдай сухой паёк и чтобы рта не раскрывал. Куда едет начальство – военная тайна.
– Будет сделано!
– Скажи ему также, что за хорошую службу дам недельный отпуск. Сможет съездить домой. Ну, в общем, чтобы всё было в порядке. Понял?
– Так точно, товарищ майор! Всё будет нормально. Не в первый же раз...
Следующим утром машина остановилась на окраине небольшого посёлка возле неприметной избы. С криком “Папочка приехал!” на крыльцо выскочила и повисла на шее у майора миловидная молодая блондинка в наскоро накинутом коротком халатике.
– Папочка приехал! – ещё громче крикнула она в расчете, что это дойдёт до ушей соседей и даст им повод посудачить: “Какой хороший отец у девки! Аккурат два раза в месяц приезжает проведать”.
Между тем майора взволновала обнажённая выше колена стройная нога и мелькнувшая в полураспахнутом халате ложбинка между большими молочно-белыми грудями. Он уже был в нетерпении. Ему хотелось, как можно быстрее сорвать халатик с этого молодого тела и целовать, целовать, целовать...
Вечером по дороге на заставу, уставший и разомлевший, он рассуждал: “Какая это была у меня замечательная идея иметь дело с работницами детского сада. Они все такие чистенькие, да и проверяют их регулярно, никакой заразы не подцепишь. Ну и, конечно, молодые! Вот предыдущая была такой пышненькой. А нынешняя – ну просто огонь! Прямо весь выдохся...”
На заставе майора ждал старшина с мешком рыбы. Майор заглянул, остался доволен. Похвалил старшину.
– Не много ли здесь, как думаешь?
– В самый раз, товарищ майор. Мария Игнатьевна будет довольна. Семья-то у вас немаленькая. Детишки рыбу любят. До следующего вызова к начальству как раз хватит.
– Спасибо за службу, старшина! Я тобою доволен. Приятно иметь дело с толковым человеком...
Старшина удовлетворённо улыбнулся.
– На следующей неделе – твой черёд. Поедешь выбивать дополнительное довольствие. Твоя-то небось тоже заждалась. Видел её как-то, хороша баба, ядрёная, как у нас говорят. Ну ладно, поехал я домой...
Прежде, чем сесть в машину, майор зашел поглубже в лужу, запачкав сапоги и забрызгав грязью галифе. Для достоверности...
– Машуня, дети! Вот и я. Устал смертельно! Порыбачил весь день. Зато улов какой!
– Папка, папка пришел! – бросились с криком к отцу дети. Кого-то он погладил по головке, кого-то потрепал за ушко. Затем все они стали с любопытством рассматривать рыбу, вываленную в большое корыто. Самые смелые даже трогали её пальчиками. Майор тоже проявил любопытство.
“Какой у меня хороший муж! Не пьёт, как другие офицеры. Ну, если когда выпьет, то самую малость. А как любит детей! Семьянин, заботливый. Повезло мне в жизни!” – подумала смертельно уставшая от домашних забот и ухода за детьми женщина и чмокнула мужа в потную щёку.
2005 г.
Воспоминания о войне
ИСТОКИ ПОДВИГА
Когда началась война, я немного не дотягивал до 18. Был я парень рослый, крепкий – занимался штангой и, как только ушел на фронт отец, мечтал как можно скорее последовать за ним. Очень боялся, что война закончится и я не успею повоевать. Вскоре я ушел в армию добровольцем. После трехнедельной подготовки с командами типа: “Коротким коли!,” я в чине младшего сержанта уже ехал в теплушке на Запад. Это не была вновь сформированная часть, а разноплановое пополнение. Ещё при погрузке в вагон мне бросился в глаза невысокий, щуплый парень. Форма сидела на нём как-то неуклюже. Все было скособочено, полузастёгнуто. Тонкие ноги болтались в широких голенищах сапог. Он всё время шмыгал носом. В общем, производил жалкое впечатление. Ну какой из него получится воин? Чувствуя моё расположение к себе, он улёгся на нарах рядом со мной.
По худосочности и субтильности Зяму – так звали этого парня – при мобилизации определили в связисты. Были в вагоне представители и других военных специальностей. Среди всех новобранцев, явно угнетённых вынужденной разлукой с домом, выделялись трое парней. Они, видимо, были знакомы друг другу ранее. Щедро сыпавшийся мат и наглое поведение выделяли эту блатную шпану. Они сразу же начали задавать тон. Покрикивая и отталкивая других, заняли лучшие места около буржуйки. На этом очаге все по очереди прямо в выданных на дорогу консервных банках грели свою еду. Эти трое лезли без очереди, грубо расталкивая и матеря всех. Со мной они были более осторожны. Уважали силу, которую видели во мне.
В конце первого дня пути Зяма рассказал мне, что на узловой станции, на которую поезд прибудет завтра, он должен встретиться с матерью. Мне казалось, что это невозможно. Как можно разыскать Зяму на станции, забитой десятками эшелонов с людьми? Я изложил Зяме свои доводы. “Ничего, – сказал Зяма,–мама меня обязательно найдёт!” В первый раз я услышал в его голосе твёрдость.
Они действительно встретились. Непостижимо, как этой маленькой, хрупкой женщине с узелком в руках, удалось отыскать наш эшелон и в нем Зяму. Зяма неловко спрыгнул к ней. Они обнялись и, обнявшись, долго стояли. Я увидел, что они оба плачут. Она, видимо, навсегда прощаясь с единственным сыном. Он от того, что бросает её – одинокую и слабую в чужом городе, куда они были эвакуированы с Украины.
Поезд ушел. Зяма долго ворочался на жестких нарах – не мог заснуть. Утром я увидел, что он что-то ищет в своем солдатском мешке. Со слезами на глазах он сказал, что мать вчера передала ему скудные припасы, которые копила несколько последних недель. И вот теперь их нет. Трое ехидно улыбались. Было ясно, что это дело их рук. Мне очень хотелось побить этих подонков, но смалодушничал. До сих пор не могу простить себе этого.
Прибыв на стацию назначения, мы попрощались с Зямой. Я был уверен, что мы больше никогда не встретимся, так как никаких шансов выжить на войне у такого человека, как Зяма, как мне думалось, не было.
Весной 1945 года война приближалась к концу. Наша дивизия уже воевала в Восточной Пруссии. Воевал я вроде бы неплохо: гвардеец, кавалер ордена “Отечественной войны,” двух орденов “Славы” и нескольких медалей. Комбат обещал послать меня на курсы подготовки лейтенантов, но был убит, и я так и не стал офицером.
В один из дней наша часть двигалась по шоссе на запад. Вдруг внезапная остановка. Вижу, нам навстречу вдоль дороги медленно движутся два связиста. Им тяжело. Ноги вязнут в грязи. Первый несёт на спине тяжёлую катушку. Когда они подошли поближе, то в походке того, что с катушкой, в наискось застёгнутой шинели, как-то поперек нахлобученной пилотке, мне показалось что-то знакомое. И я, наконец, узнал Зяму, соскочил с машины, подбежал к нему и мы обнялись. По его лицу текли струйки пота. Был тёплый день, да еще тяжелая катушка, которую связисты, видимо, несли по очереди. Жарко.
Зяма расстегнул шинель, и тут... Слева блеснула золотая Звезда Героя, а справа – красные и желтые нашивки ранений. Я был поражен. Зяма тихо произнес: “Вот так получилось,” и как-то виновато, улыбнулся. Расставаясь, я пожелал ему скорейшего возвращения домой, и встречи с мамой. Больше мы никогда не виделись.
Позже я много думал о том, какой же подвиг мог совершить солдат-связист? Может быть, Зяма был именно тем связистом, о котором рассказывали: будучи раненным в руки, чтобы обеспечить связь, он зубами зажал оборванные оголенные концы проводов? И как, вообще такой человек, как Зяма, мог совершить подвиг?