Карета подъехала к дому Деменевых. Прислуга высыпала на порог. Любопытные служанки из соседнего, генерал-лейтенантского особняка, подглядывали сквозь ограду, увитую вечнозеленым плющом, который в связи с зимним временем, хоть и был покрыт листьями, но настолько редкими, что разглядеть, как следует, можно было все что угодно.

Деменев внес Юлию в дом и отдал распоряжение пристроить Кольку. Следующие несколько часов маменька, отец и прислуга пытались расшевелить её, как-то порадовать и всячески ей угодить. Все было тщетно. Вечером нянька Марья, как в детстве, уложила её в кровать, и сама уселась рядом в кресло.

– Буду с тобой тут всю ночь куковать, соскучилась по тебе, моя птичка, по голоску твоему, по смеху, с тех пор как ты сбежала тогда – здесь было словно в склепе. Тихо, холодно. Матушка твоя с отцом все в поместье, в Отрадной, а я тут одна…

Юлия слушала негромкое бормотание няньки, и смысл этих слов потихоньку проникал в её сознание. Она была дома, в своей кровати, ужас последних дней был позади. Она почувствовала себя в безопасности, и ей стало хорошо и легко как в детстве. Впервые за последние две недели, она заснула настоящим, крепким естественным сном, не вызванным ни лекарствами, ни муками усталости и боли.

***

Сон рисовал знакомые картины: особняк Истоминых, освещенный огнями, бальная зала, заполненная гостями, светло-розовое платье, сшитое по последней моде из самого дорого шелка. Она глядится в зеркало, платье так идет ей. Андрей должен приехать с минуты на минуту. Она так ждала его, каждый день отправляя по два-три письма, вот, правда, ответа не получала ни разу, ну да ничего, она уж сделает ему разнос. Только бы он не опоздал. Он увидит её и не сможет устоять. Их ночь перед его отъездом была так свежа в памяти. Вдруг под локоть её взяла чья-то рука.

– Юлия Григорьевна, у меня к вам разговор.

Юлия обернулась. Отец Натали, мило улыбаясь, приглашал её пройти с ним. Не понимая, зачем она это делает, словно под заклятием, Юлия шла за ним из комнаты в комнату. Перед кладовым помещением отец Натали остановился.

– Юлия Григорьевна. Я ничего не имею лично против вас, но ситуация складывается таким образом, что моя дочь на грани жизни и смерти.

– Я не понимаю, но причем здесь я…

– Погодите, выслушайте меня до конца. Моя дочь-это все, что у меня есть. Ради её счастья я не пожалею ни сил, ни здоровья, ни денег. Она угнетена и бесконечно страдает. Мы буквально вытащили её из петли. Она с детства без памяти любит Андрея Истомина. Сегодня ваши родители должны объявить о вашей помолвке. Этого не должно произойти…

-Довольно я вас слушала. Я понимаю отчаянье влюбленной девушки, но от вас, взрослого умного человека я не ждала таких вещей. Мой ответ «Нет».

– Вы не дослушали меня до конца. Натали уверила меня, что своею жизнью вы не дорожите, да и воевать с вашим папенькой у меня средств не достанет. Вот только, захотите ли вы своего счастья такой ценою? – он распахнул дверь кладовой. В нижнем ящике старого шкафа лежала пачка листовок. Он вытянул верхнюю и протянул Юлии. Она читала, и вся безысходность сложившейся ситуации мертвыми клещами сковывала ей сердце. Листовка, содержащая текст, призывающий к свержению монархии, была подписана Андреем Истоминым, сыном генерал-лейтенанта. Отец Натали выдержал паузу и многозначительно кивнул:

– Как вы понимаете – это только демонстрационный материал. В доме Истоминых служат доверенные мне люди. Таких упаковок в разных местах их особняка еще почитай десяток найдется. Даже обыск по всему дому не поможет их обнаружить, но… если мне это будет нужно, вы же понимаете последствия…

– Какая подлость! Как вы можете…

– Поверьте, когда у вас будет своё дитя, вы тоже будете способны на все ради него. В доме полно полиции. Следить за вами будут неотступно. Если попытаетесь как-то изменить ситуацию – в доме тут же будет обнаружено некоторое количество таких листовок, и прямо с праздника Истомин отправится в тюрьму. Его отец потеряет свою должность. Вы знаете, что у нас бывает с государевыми преступниками. В общем, выбор за вами, а, чтобы вам его облегчить – вот вам якобы ваш новый кавалер:

– Входите, любезный!

В комнату из-за двери вошел Серж. Юлия задохнулась от возмущения.

–И ты в этом фарсе! Ты же его лучший друг! Как ты можешь?!

–Более того, – продолжал отец Натали, – без помощи этого молодого человека мне вряд – ли удалось бы поместить листовки по всему дому.

– Простите Юлия Григорьевна, я попал в очень неприятную ситуацию и целиком и полностью завишу от того…

– От меня он зависит целиком и полностью. – Отец Натали стал серьезен. – К делу. Сейчас Вы, Юлия Григорьевна, подойдете к своему батюшке и попросите отложить объявление помолвки. Ничего не объясняйте. Затем вы подойдете к младшему Истомину и скажете, что более не любите его и должны расстаться. Вы скажете, что во время его отъезда у вас получился роман с Сержем. Далее, – он повернулся к Сержу, – вы вступаете в игру и делаете, как мы договорились. Со своей стороны, я могу вам обещать, что при положительном исходе ситуации, я забуду и про листовки, и про ваши, Серж, грехи. У полиции не будет претензий ни к вам, ни к Истоминым.

Юлия выдохнула:

–Вы подлец! Бог вас накажет!

–Вы еще так юны, так прекрасны. Вы не можете понять горе отца, у которого на сердце рубец от веревки, которая стягивала шею его единственного ребенка. Я ради неё пойду на всё. Если она будет страдать, то я не пощажу Истоминых, более того, я даю вам слово, я сделаю все, чтобы Истомин младший в тюрьме не дожил до каторги. Ваше решение, Юлия?!

–Вы не оставили мне выбора.

Она развернулась и выбежала из комнаты. Сердце разрывалось от боли и обиды. Как несправедливо! Почему она тогда не прислушалась к угрозам Натали, будь она внимательней – наверняка бы смогла что-нибудь предпринять, в конце концов, обвенчалась бы с Андреем раньше… Да мало ли чего можно было сделать. А теперь! Ее взгляду рисовались картины тюремной жизни, незаслуженные страдания Андрея. Её родного, любимого, ни в чем не повинного Андрея. Она была загнана в угол и не знала, как из него выбраться. По пятам шел Серж. Внезапно из-за угла вышел пожилой господин и направился вслед за ними. Ну вот, – шпик.

Бальная зала манила яркими огнями и шумом. Юлия влетела в неё, как ошпаренная и бросилась к отцу. Обернувшись, она увидела, как Серж переговаривался о чем-то с пожилым господином. Оба глядели на нее. Она слегка кивнула и сказала отцу, беседовавшему с Истоминым старшим:

–Это срочно! Папенька! Нам очень нужно отложить объявление о помолвке! Я обещаю, что расскажу тебе все дома.

Слезы наворачивались на глаза против её воли, голос дрожал. Она не могла вынести их изумленных взглядов и выбежала из зала. Опрометью кинувшись вниз по лестнице, она мечтала только об одном – не встретиться сейчас с Андреем. Слава богу, лестница пуста, вот уже и выход. Только бы не встретить его! Только не сейчас. Завтра, может быть послезавтра, она что-нибудь придумает, найдет выход, расскажет отцу, они вместе что-нибудь придумают.

– Куда-то торопитесь, барышня.

Пожилой господин, словно вырос, прямо перед ней.

– Вы выполнили только половину своей задачи, а сейчас…

–Юленька! – раздавшийся сверху голос словно подкосил её. Она едва не рухнула со ступенек. Пожилой господин подхватил её под руку. Юлия обернулась. Андрей и Серж стояли наверху. Андрей улыбался ей светло и искренне.

–Юленька, душа моя! Куда же ты?! Как я соскучился! Могла бы и написать мне! Иди же скорей сюда.

Тридцать ступеней, покрытых ковром, отделяли её от конца всего, о чем мечталось. Тридцать огромных, непреодолимых ступеней. Андрей, такой красивый, и такой желанный, такой нежный и любящий, сейчас услышит от неё этот бред. Поднимаясь, словно на плаху она видела, как улыбка на его лице сменялась тревогой и непониманием. Она вспоминала его ласки, его поцелуи, ту ночь, ту единственную ночь, которую они провели вместе. Ступени неминуемо кончались. Юлия на ватных ногах подошла к Андрею. Выхода не было. Но, хотя бы один последний, прощальный поцелуй она заслужила. Она подошла к нему вплотную и коснулась губами его губ. Нежно и трепетно она поцеловала его, и он ответил ей со всей страстью, на которую был способен. Казалось время не властно над ними. Она обнимала его и чувствовала биение его сердца. В последний раз в жизни. Она должна отдать его другой, зато он будет жить! Эта мысль пульсировала болью в её голове.