пример когнитивной функции имеет место, когда кто-то учится на опыте. Примеры

воздействующей функции можно найти в учебниках по экономике, когда участники

применяют данный набор приоритетов к данному набору возможностей и

определяют в этом процессе цены.

В том случае, когда обе функции работают одновременно, они интерферируют друг

с другом. Для получения детерминированного результата функция должна иметь

независимую переменную, но в нашем случае независимая переменная одной

функции является зависимой переменной другой. Вместо детерминированного

результата мы имеем взаимодействие, в котором как ситуация, так и взгляды

участников являются зависимыми переменными и первичное изменение ускоряет

наступление дальнейших изменений как в самой ситуации, так и во взглядах

участников. Я называю это взаимодействие "рефлексивностью", используя слово, которое французы употребляют для обозначения глагола, субъект и объект которого

совпадают. Используя простейшую математику, можно представить

рефлексивность как пару рекурсивных функций:

y= f(x)

x= g(y)

Следовательно,

y=f{g(y)}

x=g[f(x)]

Это — теоретическое обоснование моего подхода. Две указанные рекурсивные

функции ведут не к равновесию, а к никогда не заканчивающемуся процессу

изменений. Процесс этот коренным образом отличен от процессов, изучаемых

естественными науками, где одна совокупность фактов следует за другой безо

всякого вмешательства со стороны процесса мышления или восприятия (хотя в

квантовой физике процесс наблюдения вносит неопределенность). В том случае,

когда в ситуации действуют мыслящие участники, последовательность событий не

ведет напрямую от одного набора фактов к другому; вместо этого она

перекрестным образом, наподобие шнурка от ботинок, соединяет факты с их

восприятиями, а восприятия с фактами. Таким образом, концепция рефлексивности

предлагает "шнурочную" теорию исторического процесса.

Необходимо признать, что шнурочная теория является в некотором роде

диалектикой. Она может быть проинтерпретирована как синтез гегелевской

диалектики идей и диалектического материализма Маркса. Но вместо идей или

материальных условий, независимо друг от друга эволюционирующих в

соответствии с законами диалектики, она предполагает взаимодействие между

ними, в результате чего и складывается диалектический процесс. Единственная

причина, по которой я не использую это слово более значимо, состоит в том, что я

не хочу обременять себя тем избыточным багажом, который за ним следует. Я

считаю, что идеи Гегеля темны, а Маркс выдвинул детерминистскую теорию

истории, диаметрально противоположную моим собственным воззрениям.

Концевая часть исторического процесса, в моем понимании, остается открытой.

Его основной движущей силой являются именно предпочтения участников. Можно

с уверенностью утверждать, что это не единственная такая сила, но это сила,

являющаяся исключительной принадлежностью исторического процесса и далеко

отделяющая его от процессов, изучаемых естественными науками. Биологическую

эволюцию приписывают генетическим мутациям; я утверждаю, что исторические

процессы формируются неверными концепциями их участников. Более того, я даже

позволю себе утверждать, что идеи, творящие историю, являются плодотворными

заблуждениями. Такое плодотворное заблуждение, когда оно возникает, кажется

озарением; недостатки его становятся очевидными лишь при претворении его в

жизнь: это, в свою очередь, порождает новое плодотворное заблуждение,

являющееся антитезисом к первому, и т.д. Каждое заблуждение помогает

приобрести новый опыт, в той мере, в которой люди вообще способны учиться на

собственном опыте; этот процес можно назвать прогрессом. Заблуждение,

естественно, слишком сильное слово, но оно помогает направить внимание в

правильном направлении: на предпочтения участников.

Я не стану более углубляться в этот вопрос, но очевидно, что концепция

рефлексивности, описанная здесь, имеет приложения далеко за пределами тем,

описанных в этой книге.

Рефлексивность или равновесие?

Возвращаясь к экономической теории, можно утверждать, что именно

предпочтения участников делают состояние равновесия недостижимым. Цель, к

достижению которой должен вести процесс взаимного уравновешивания, включает

в себя предпочтения, и предпочтения эти во время такого процесса могут

сдвигаться. Когда это происходит, целью процесса является не равновесие, а некая

движущаяся мишень.

И чтобы рассмотреть эти вопросы в перспективе, мы можем разбить события на две

категории: обыкновенные, повседневные события, правильно предвосхищаемые

участниками, которые не вносят изменений в их восприятия, и уникальные,

исторические события, которые влияют на предпочтения участников и ведут к

дальнейшим изменениям. События первого рода могут быть рассмотрены с

позиций теории равновесия, вторые же — нет: они могут быть осмыслены только

как часть исторического процесса.

В повседневных событиях оперирует только воздействующая функция;

когнитивная функция является данной. В случае событий уникальных,

исторических, обе функции оперируют одновременно, так что ни взгляды

участников, ни ситуация, к которой они относятся, не остаются такими же, какими

они были ранее. Именно это и оправдывает описание таких событий, как

исторических.

Необходимо подчеркнуть, что в моем определении исторических изменений

присутствует тавтология. Прежде всего, я классифицирую события в соответствии

с их воздействием на предпочтения участников: события, изменяющие

предпочтения участников, могут быть названы историческими, а не изменяющие —

рутиной. Затем я утверждаю, что именно изменения в предпочтениях участников

определяют последовательность событий как историческую.

Тавтологии могут быть полезны, при условии, что они признаются таковыми. В

нашем случае тавтология помогает представить анализ равновесия в должной

перспективе. Я определил исторические изменения как взаимную игру

воздействующей и когнитивной функций. Историческим изменение является в том

случае, если оно влияет как на ход событий, так и на восприятия участников, так

что следующее событие уже не может быть простым повторением

предшествовавшего ему.

Теория равновесия исключает исторические изменения, отвергая когнитивную

функцию. Кривые спроса и предложения, используемые в экономической теории,

считаются выражением только воздействующей функции. Когнитивная функция

подменяется гипотезой совершенного знания. Если бы признавалось действие

когнитивной функции, рынок считался бы способным изменить форму кривых

спроса и предложения, а равновесие, изучаемое экономистами, не обязано было бы

достигаться.

Насколько значимо пренебрежение когнитивной функцией? Иными словами,

насколько значимо искажение, возникающее если пренебречь предпочтениями

участников?

В микроэкономическом анализе искажение это пренебрежимо мало и предпочтения

участников легко могут быть учтены. На первом шаге предпочтения участников

могут рассматриваться как данное: это ведет к статическому равновесию. Для того

чтобы сделать анализ более динамичным, изменения в предпочтениях участников

могут добавляться по кускам и описываться как изменения в привычках

потребителей или в методах производства. Единственный момент, затемняемый

при таком "кусочном" подходе, — возможная связь между различными

изменениями в условиях спроса и предложения, но упущение это не уменьшает

истинности заключений, к которым стремится микроэкономический анализ.