Девушку похитили в конце августа, на острове Корсика, примерно между закатом и полуднем следующего дня. Точное время никто из ее друзей назвать бы не смог. На закате видели, как она уезжает с виллы на красном мопеде, в полупрозрачной юбке, прикрывающей загорелые бедра. А на следующий день обнаружили, что у себя она не ночевала: на пустой кровати лежал недочитанный дешевый роман в мягкой обложке, от которого исходили аромат кокосового масла и слабый ромовый душок. В жандармерию обратились только через сутки – очень уж к тому располагало корсиканское лето, да и характер самой Мадлен.

Они – компания из четырех милых барышень и двух целеустремленных юношей, верных слуг британского правительства, а точнее Партии, что стояла в те дни у руля, – прибыли на Корсику двумя неделями ранее. Арендовали машину – хэтчбэк «рено» (достаточно просторную, чтобы в ней без особого комфорта уместились пятеро) и мопед – его Мадлен ангажировала для себя лично и гоняла с безрассудством, доходящим до самоубийственного. Заняли охряную виллу на западной границе деревни, у обрыва с видом на море. Жилище досталось уютное и опрятное (такой тип домов риелторы еще называют «очаровательным»), с бассейном и обнесенным стенами садиком, где росли розмариновые кусты и перечные деревья. Не прошло и нескольких часов с прибытия, как молодые люди отдали себя во власть блаженства, к которому тяготеют британские туристы (неважно, куда их заносит), – устроившись полуголыми загорать.

И хотя Мадлен была самой младшей в группе, бремя негласного лидера она приняла на себя безропотно. Именно Мадлен занималась арендой виллы, она же устраивала затяжные обеды и поздние ужины, а днем – поездки в глубь острова. Она неизменно ехала на мопеде впереди машины, по предательски запутанным дорогам. Ни разу девушка не утруждала себя тем, чтобы свериться с картой: энциклопедические познания местной географии, истории, культуры и кухни она приобрела во время напряженных занятий, за недели подготовки к поездке. Казалось, она ничего не оставила на волю случая. Как, впрочем, и всегда.

Двумя годами ранее она закончила Эдинбургский университет, получив степени в области экономики и социальной политики, и пришла в штаб Партии. Несмотря на свое второстепенное образование – большинство ее коллег представляли собой продукты элитных школ и Оксбриджа, – Мадлен быстро продвигалась по карьерной лестнице, пока наконец не стала руководителем отдела по связям с населением. Ее работа, как любила говорить сама Мадлен, заключалась в том, чтобы привлекать на выборы англичан, которым дела нет до Партии, ее позиции и кандидатов. Никто, однако, не сомневался, что это назначение – лишь промежуточная остановка на пути к бо́льшим свершениям. Мадлен ждало яркое будущее – «ослепительно яркое», как говорила Полин, следившая за ростом младшей товарки с превеликой завистью. Ходили слухи, будто Мадлен пригрел под крылом некто очень значительный в Партии, некто близкий к самому премьер-министру. (Если не сам премьер.) Ее, фотогеничную и очень умную, буквально фонтанирующую энергией, бережно готовили на обеспеченное место в парламенте и руководящую должность в каком-нибудь министерстве. По крайней мере, такие ходили слухи.

Тем более странно было видеть двадцатисемилетнюю Мадлен Хэрт одинокой, без пары. На вопросы: отчего она до сих пор без кавалера, Мадлен отвечала, дескать, слишком занята для романтических отношений. Фионе – ветреной красотке брюнетке из секретариата кабмина – такое объяснение казалось сомнительным. Более того, она полагала, что Мадлен что-то скрывает, – собственно, скрытность была одной из полезных черт самой Фионы, потому она и интересовалась политикой Партии. Дабы подкрепить свою догадку, она указывала на то, что Мадлен – обычно такая словоохотливая, о чем бы ни шла речь, – внезапно замыкалась, стоило заговорить о ее личной жизни. Да, бывало, она обмолвится о чем-то малозначительном, например, о скучном детстве в муниципальном доме в Эссексе, об отце, лица́ которого почти не помнит, о пьянице брате, ни дня в жизни не работавшем, – зато все остальное она хранила в тайне, можно сказать, за рвом и крепостными стенами.

– Может статься, наша Мадлен, – поговаривала Фиона, – потрошитель или элитная проститутка, а мы ничего и не знаем.

Однако Элисон, мелкий чиновник из МВД, успевшая обжечься, нашла иное объяснение:

– Бедная овечка влюблена, – заявила она однажды, наблюдая, как Мадлен, подобно греческой богине, выходит на берег в бухточке у подножья утеса. – Правда, влюблена безответно.

– Как так? – сонно спросила Фиона из-под широченного солнечного козырька.

– Положим, объект ее воздыханий не может ответить взаимностью.

– Женатик?

– Вот именно.

– Сволочь.

– А у тебя интрижки не случались?

– С женатыми?

– Да.

– Было дело, дважды. И, кстати, подумываю завести еще одну.

– Гореть тебе в аду, Фи.

– Туда мне и дорога.

Именно тогда, на исходе седьмого дня отпуска, руководствуясь смутными доказательствами, три девушки и двое юношей, деливших кров с Мадлен Хэрт, вознамерились подыскать ей кавалера. Да не просто кавалера, предупредила Полин, а любовника подходящего возраста, достойных наружности и происхождения, стабильного дохода и ума, без скелетов в шкафу и запасных аэродромов. Фиона, умудренная опытом в делах сердечных, сразу же заявила: миссия невыполнима.

– Такого мужчины попросту не существует, – сказала она усталым тоном женщины, которая немало времени провела в поисках именно такой партии. – А если и существует, то он либо женат, либо настолько самовлюбленный, что не найдет времени для бедняжки Мадлен.

Впрочем, забыв неуверенность, она с головой окунулась в поиски – лишь бы приправить отпуск щепоткой интриги. К счастью, недостатка в потенциальных кандидатах не было: казалось, половина населения Юго-Восточной Англии выбралось с промозглого острова на корсиканское солнце. В окрестностях залива Порто обосновалась настоящая колония финансистов из Сити. У хребта Кастаньичча, в деревушке на холмах, будто цыгане – группа художников. На побережье Кампоморо – актерская труппа, а виллу на вершине Бонифацио заняли представители оппозиционной политической группы, планирующей возвращение к власти. Представившись работником секретариата кабинета министров, Фиона быстро назначила несколько импровизированных неофициальных встреч, и всякий раз – будь то ужин, прогулка по горам или коктейль на пляже – она вылавливала из толпы гостей самых представительных мужчин и подталкивала их к Мадлен. Ни одному, впрочем, не удалось взять крепость штурмом – даже юному актеру, солисту завершившегося недавно очень успешного в Вест-Энде мюзикла.

– Видно, дела совсем плохи, – заключила Фиона, когда они возвращались вечером на виллу. Мадлен, как обычно, ехала впереди на мопеде.

– Как думаешь, кто он? – спросила Элисон.

– Понятия не имею, – завистливо протянула Фиона. – Должно быть, кто-то особенный.

Оставалось чуть больше недели до запланированного возвращения в Лондон, когда Мадлен вдруг стала проводить много времени одна: вставала по утрам раньше остальных и уезжала, возвращаясь потом поздно вечером. На вопросы о том, где она пропадает, отвечала невнятно и расплывчато, а на ужин являлась хмурая и поглощенная мыслями. Элисон испугалась самого худшего: любовник Мадлен – кем бы он ни был – дал понять, что более не нуждается в ее услугах. Однако на следующий день, вернувшись после забега по магазинам, Фиона и Полин радостно объявили, что Элисон ошибается: похоже, любовник Мадлен прибыл на Корсику, и в доказательство тому Фиона раздобыла фотографии.