Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

О нем (об Итоне) сказал мне один известный человек, настаивал Пеньковский. — Вы должны это проверить. У промышленника есть друг, старик, который, насколько я знаю, был дважды в Советском Союзе и с большой охотой вступал в подобные разговоры с некоторыми нашими руководителями. Промышленник якобы сказал Хрущеву, что он полностью согласен с его политикой мира и что будет информировать Хрущева о важных событиях. В подтверждение этого у меня нет никаких документов, но это факт.

— Откуда вы это узнали? — спросил Кайзвальтер.

— Мне сказал это человек, который работает в Центральном Комитете Коммунистической партии, его зовут Виктор Шураев (заместитель председателя бюро Коммунистической партии Российской Федерации). На ужине у Варенцова Шураев сказал, что промышленник, немного выпив, просто-напросто предложил свои услуги. А были ли приняты его услуги или нет, я не знаю, — объяснил Пеньковский{96}.

В 1991 году Ричард Хелмс вспоминал, что ЦРУ не последовало совету Пеньковского. У Итона не было доступа к секретным документам, а о его просоветских взглядах было хорошо известно{97}.

От своего грандиозного проекта уничтожения московской военной командной и контрольной сети Пеньковский вернулся к личным проблемам, пытаясь понять, как на его идеи и представленные им сведения прореагировали члены спецгруппы.

— Скажите мне, пожалуйста, что вы думаете обо мне как о разведчике-стратеге, ставшем вашим солдатом, готовым выполнить любое задание, которое вы можете поручить мне сейчас или в будущем. Все, о чем я вас прошу, это защитить мою жизнь и жизнь трех близких мне людей — жены, дочери и матери. Я был бы счастлив остаться в Англии или Америке, но не могу их бросить. Мысли о них свели бы меня с ума, если бы мне пришлось их оставить. Мне нужно подготовить основу для моего будущего существования, и я думаю, что с пользой смогу работать для вас на месте по крайней мере еще в течение года-двух, особенно если вы дадите мне специальные указания для выполнения тех или иных заданий, которые будут мне по силам. А то, что я сказал об уничтожении наших штабов, — это мое личное мнение{98}.

Пеньковский перечислил свои условия. Он был готов работать на Запад в течение года-двух, но хотел, чтобы ему и его семье гарантировали будущее на Западе. Спецгруппа не была готова обговаривать подробности соглашения, но Кайзвальтер поторопился успокоить его:

— Принимая во внимание все то, о чем вы нас попросили, мы целиком и полностью готовы удовлетворить вашу просьбу. Нам очень приятно сознавать, что вы можете еще год-два работать в стране. Мы дадим вам наличных столько, сколько вам нужно, а остаток положим в банк на ваше имя. Туда будут поступать не только накопления ваших месячных заработков, поскольку, когда вы к нам присоединитесь, мы оценим вашу работу в целом{99}.

Пеньковский сразу же согласился:

— Хорошо. Я вижу по вашим лицам, что вы официальные ответственные работники, мои товарищи. Поскольку я и сам разведчик, я знаю, что значит управлять и контролировать агентов. Нет нужды что-то скрывать. Мне бы хотелось, чтобы ваши правительства, которые я уже считаю своими, доверяли мне, как своему солдату. И дело не в том, дадите вы мне звание полковника или нет. Я все еще полон энергии, хотя Винн мог вам сообщить, что недавно я находился в нервном напряжении; и еще этот нервный тик глаза, который появился у меня в Турции, хотя зрение у меня прекрасное.

У меня к вам просьба: обеспечить мне для работы материальную базу. В общем-то, я кое-чего в жизни достиг. Я полковник уже одиннадцать лет. Раньше я получал 500 рублей в месяц (450 долларов), сейчас (в Госкомитете) я получаю 450 рублей (405 долларов)[23]. У меня есть квартира, личные вещи. Я командовал полком, был за границей. Это нормально, что у меня что-то есть. Я женился на дочери генерал-лейтенанта, который дал ей кучу денег, и, в принципе, у нас довольно высокий жизненный уровень. Но я бы хотел жить лучше, чтобы моя семья могла жить в свое удовольствие. Все это можно очень легко объяснить, потому что всякий, кто бывал за границей, обычно привозит много вещей. Эти вещи приобретаются на собственные сбережения. Как вы знаете, многие вещи в СССР почти невозможно купить, другие же слишком дороги{100}.

Мне хотелось бы иметь некоторую сумму наличны-которую можно обговорить. Я подумываю о том, чтобы купить дачу недалеко от Москвы. Для человека моего возраста и положения скромная дача — явление абсолютно нормальное. Это будет стоить около 10 000 рублей (9000 долларов). Вернувшись с фронта, я ездил на «Мерседес-Бенце», но через некоторое время продал его, потому что не мог достать запчастей, и хотел купить «Волгу». У всех моих товарищей есть машины. Из моих небольших сбережений и денег, которые я получаю, я обычно трачу немного на семью, на походы в ресторан. Я не аскет{101}.

Я хотел бы принести вам клятву верности, подписать документ, чтобы оформить наши отношения. Во-вторых, нам нужно разработать систему связи со мной без личных встреч, предоставив мне тайники, в которые я мог бы закладывать передачи. Я не хотел бы ни с кем встречаться. У меня было раньше желание, чтобы со мной встретился английский или американский представитель, который мог бы вечером меня куда-нибудь пригласить. Наша контрразведка работает не так интенсивно, как могло бы показаться. Ловят в основном тех, кто совершает грубые ошибки. А теперь, когда мы, слава Богу, встретились — а я поверил в Бога, — мы можем обо всем этом вместе договориться, но, по правде говоря, личных контактов я бы старался избегать{102}.

У меня к вам просьба, чтобы вы оценили переданный вам материал с финансовой точки зрения. Я солдат и торговаться, конечно, не буду. Какое бы решение вы ни приняли, я соглашусь. Положите, пожалуйста, деньги, которые вы сочтете нужными, в банк, а я, когда потребуется, буду просить небольшие суммы. В эту поездку мне понадобятся кое-какие деньги, не сию минуту, конечно, а до отъезда. Мне нужно будет купить некоторые вещи. Что-то из того, что будет куплено, я смогу взять с собой. Если понадобится, я смогу повезти обратно два чемодана, поскольку это абсолютно нормально, или один чемодан оставлю у Винна, который передаст его мне, когда в следующий раз приедет в Москву. У меня много заказов на покупки от друзей, жены и других. Я вам полностью доверяю и знаю, что вы все правильно решите. Вот в основном мои просьбы.

— Уверен, что все будет сделано, — сказал Кайзвальтер.

— Прекрасно, — согласился Пеньковский. — Теперь надо решить вопрос о системе тайников. Думаю, мы сможем обсудить это до 30 апреля, и мне кажется, что нет никакой необходимости в том, чтобы встречаться с кем-то раньше, чем через пять-шесть месяцев.

— Вы планируете осенью снова сюда вернуться? — спросил Кайзвальтер.

— Посмотрим. Завтра я расскажу вам о своем задании, которое мне поручили здесь выполнить, и какие сведения мне придется раздобыть, чтобы они увидели, что я кое-что получил и привез им. У меня поручение привезти образец стали «нимоник-105» — тугоплавкой стали, которую можно достать здесь, в Англии. Ее изготавливает фирма «Генри Виггин».

И другое задание — связать кого-нибудь из моих знакомых с местными агентами. Завтра я вам об этом расскажу, посоветуюсь с вами и, возможно, по некоторым из этих вопросов попрошу помощи. А потом все будет зависеть от того, как это по возвращении будет воспринято. Если мне поверят, то, может, даже пошлют с семьей работать за границу. Может, в Соединенные Штаты, Англию или Канаду. У меня есть опыт, я зрелый человек, — но все зависит от того, поверят ли мне.

вернуться

23

Ежемесячная заработная плата рабочих и врачей была в те годы от 75 до 200 рублей (от 67,5 до 180 долларов).

27
{"b":"226762","o":1}