Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Кайзвальтер спросил Пеньковского, не звонил ли ему некий американец, которого послали для установления с ним связи.

— Да, звонил, но это мне абсолютно ничего не дало; единственное слово, что я понял из всего сообщения, было слово «март». По телефону я совсем не понимаю английского. В связи с этим я и предложил, что когда мне позвонят, то разговор должен проходить по-русски. Вдобавок звонить надо было из телефона-автомата.

— Так и было, — сказал Джордж.

— Накануне вечером я был в гостях у друга, и, когда на следующее утро зазвонил телефон, я подумал, что это он. Контрольное время для звонка было назначено на 10 утра, а позвонили в 11.

— Правильно, — сказал Кайзвальтер.

— Я ничего не понял и не мог задавать вопросы, поскольку рядом была жена. В комнате также находились моя мать и дочь. И хотя они знают, что я говорю по-английски, серьезный разговор на языке мог бы вызвать у них вопрос, с кем я разговариваю.

— А ваша жена совсем не в курсе ваших намерений? — спросил Кайзвальтер.

— Ей неизвестно ровным счетом ничего.

Члены спецгруппы решили дать Пеньковскому выговориться во время первой встречи и обсудить все, что он хочет, и в каком угодно порядке. Пеньковский, как опытный разведчик, рассказал то, что сам хотел бы услышать от своего агента, — изложил биографию. Он знал, что американцы захотят проверить его и установить, честный ли он агент или же подсадная утка, которую намереваются внедрить в американскую и британскую службы. Он начал с рассказа о себе.

— Я родился 23 апреля 1919 года в Орджоникидзе[13] на Кавказе. Мой отец был поручиком царской армии. Звали его Владимир Флорианович Пеньковский. Дед — выходец из Ставрополя.

Пеньковский спросил, не хочет ли кто-нибудь «записать некоторые даты, поскольку запомнить все будет трудно». Если Пеньковский и знал, что их разговор записывается, то не подал виду, а те, кто его слушал, стали делать пометки. Выражая свои мысли быстро и ярко, Пеньковский часто, изливая душу, оставлял их незаконченными. Он был напорист и возбужден, перескакивая с одной темы на другую, когда в его голове возникала мысль, о которой он боялся забыть.

— Моего деда звали Флориан Антонович Пеньковский, он был известным судьей в Ставрополе. Лишь недавно меня обвинили в том, что я выходец из дворян. Якобы эта информация пришла из одной из стран народной демократии[14].

Я был единственным сыном. Мой отец окончил Политехнический институт. Он был горным инженером. То ли он умер от болезни, то ли его убили во время революции — на Кавказе в те дни были страшные столкновения.

Так, оба моих деда умерли, мать воспитывала меня одна. Я окончил среднюю школу и сразу же записался во Второе киевское артиллерийское училище. Мой отец пропал без вести. Ни в одном из официальных документов, которые положено заполнять в Советском Союзе, нельзя просто написать, что вам неизвестно, как умер ваш отец. Тогда вся ваша карьера будет остановлена, вас не примут в партию, и всю жизнь вам придется оставаться простым рабочим. Поэтому я придумал легенду, по которой его убили в 1919 году. На самом же деле мы потом нашли некоторые записи, и моей матери, которая теперь живет со мной, они известны: в мае 1919 года ему присвоили звание поручика Белой армии и убили во время осады Ростова. Мне поверили, и никаких трудностей у меня не возникало. — Пеньковскому не давала покоя мысль о том, как на его судьбе могло отразиться то, что его отец был белым офицером в гражданскую войну. Если бы эти данные всплыли раньше, ему никогда бы не позволили подняться так высоко. Одним из критериев верности в КГБ считалась тщательная проверка классового прошлого каждого человека. Те, в чьих семьях боролись против большевиков, вызывали подозрение и не могли занять высокий пост и получить допуск к секретной работе, даже если, как в случае с Пеньковским, они никогда не видели своего отца.

В молодые годы, — продолжал Пеньковский, — я решил, что посвящу всю свою жизнь делу коммунизма и, скажу вам абсолютно честно, довольно верно этому делу служил. Сейчас мне почти сорок два — 23 апреля, кстати, мне исполнится сорок два года — в это воскресенье.

— Мы это отметим, — заметил Кайзвальтер.

Пеньковский продолжил:

— Я вступил в комсомол и стал считать себя прогрессивным человеком своей страны, который борется за идею Ленина. Я хотел тогда вступить в партию и в 1939 году был уже кандидатом в члены партии. В том же 1939 году я окончил Киевское артиллерийское училище. Сразу же после его окончания нас перебросили на тогда считавшуюся территорией Польши Западную Украину, которую должны были освободить в двадцатидневный срок, и мы вели действия в направлении Тернополя — Львова. (Он имел в виду захват советскими войсками польско-русской границы в 1939 году после подписания пакта между Гитлером и Сталиным, по которому балтийские государства и граничащие территории отходили Советскому Союзу.[15])

В этот период ежовщина (репрессии 1939 года, названные именем Николая Ивановича Ежова, главы НКВД) была в самом расцвете; многих, даже военных, казнили. Поскольку я был кандидатом в члены партии, нас наравне со многими другими кандидатами назначили в разные армейские части на должность политруков. Так я проработал четыре года. У меня была должность старшего политрука (старший политический офицер, ответственный за политвоспитание и надежность войск в полевых условиях). Во время польской кампании потерь было мало. Это был сентябрь — октябрь 1939 года, когда мы освобождали Белоруссию и Западную Украину.

Когда Кайзвальтер прервал его, чтобы спросить, польская ли это была территория, Пеньковский ответил: «Да, но мы освобождали ее так же, как Красная армия освобождала балтийские государства. В то время я был, что называлось, на Западном фронте».

— В ноябре 1939 года началась война с финнами, и в январе 1940 года нашу дивизию послали сражаться против финнов на Карельский перешеек. Почти все время дивизия находилась в резерве, но за два дня до приезда Калинина (Михаил Иванович Калинин, президент СССР с 1919 по 1946 год), который должен был принять участие в подписании мирного договора с финнами, нашу дивизию бросили в бой, из которого вернулась лишь десятая часть людей. Все полковые командиры были убиты, а мне посчастливилось выйти целым и невредимым. Это произошло благодаря тому, что я артиллерист и наши позиции находились за линией фронта. Невзирая на трудности этого сражения, я был все еще полон энтузиазма, и, когда в марте 1940 года кончилась война, меня приняли в партию.

Спецгруппу беспокоила безопасность Пеньковского, и Кайзвальтер спросил его, сколько времени он может уделить этой встрече.

— Я очень рад, что мое первое письмо у вас. Я воспрял духом и совершенно не устал, — ответил он.

— У вас не будет неприятностей из-за того, что вас нет на месте? — спросил Кайзвальтер.

Пеньковский сказал, что никаких проблем не возникнет:

— Мне дали на эту поездку специальное разрешение. Я могу уйти в любое время, чтобы заняться своей работой, после я вам расскажу, в чем она заключается. Другие члены делегации понимают, что я не инженер и не специалист, а что я член этой делегации, поскольку работаю в отделе международных связей ГККНИР. Они в курсе, что в этом Комитете да и во всех других министерствах работают разведчики. И мне требуется лишь сказать, что мне нужно пойти по делам. Сегодня у меня есть часа два времени. А если кто-нибудь позвонит, я скажу, что устал и отключил телефон. Остальным я просто сказал: «Спокойной ночи» и пошел спать. Вот и все.

Кайзвальтер предупредил Пеньковского:

— Во всяком случае, вам необходимо быть постоянно начеку, поскольку очень трудно определить, что представляет для вас опасность, а что — нет.

— Да, я просил вас защитить меня, но и сам себя в обиду не дам, — сказал Пеньковский.

вернуться

13

Ранее и в настоящее время известен под названием Владикавказ.

вернуться

14

Незадолго до конца второй мировой войны Сталин и его высшие военные чины и служба безопасности издали приказ, по которому были созданы специальные подразделения, в задачу которых входил захват архивов правительственных организаций, включающих разведку, международные дела, вооруженные силы, тайную и регулярную полицию, а также эмигрантские организации в странах, освобожденных Советской армией от немецкой оккупации. В специальные подразделения входили оперативники из комиссариатов внутренних дел, госбезопасности, контрразведки и обороны. Конфискованные архивы были привезены в Советский Союз в 1946–1950 годы. Несколько вагонов из Германии, Чехословакии, Югославии и Болгарии содержали архивы военных организаций Белой армии, которые собирались и сохранялись в этих странах эмигрантскими организациями. В архивах содержались подробности об офицерах и других людях, которые исчезли после поражения Белой армии, и краткий список членов эмигрантских общин в этих странах. Архивы были переданы в распоряжение КГБ, и постепенно документы, лежащие в вагонах на станции Вешняки, в восемнадцати километрах к юго-востоку от Москвы, по соседству с Высшей школой разведки КГБ, были систематизированы в архивах КГБ. С 1947 по 1953 год над архивами работали небольшие группы офицеров КГБ. В 1952 году Первое главное управление КГБ организовало группу, которая объединила эти архивы с архивами КГБ. Возможно, из них-то и стало известно, что отец Пеньковского был в Белой армии.

вернуться

15

С ноября 1939 года по август 1940 года Советский Союз проводил так называемые «освободительные операции», когда у Польши были аннексированы Западная Украина и Западная Белоруссия. От Румынии отошли Бессарабия и Северная Буковина. Они стали частью СССР. 3 августа 1940 года были присоединены государства Балтии — Латвия, Эстония и Литва. В 1941 году они были захвачены немцами, но в 1944–1945 годах снова вошли в состав СССР. Они всегда оставались районами повышенной напряженности из-за стремления к большей автономии и независимости от центрального правительства в Москве.

16
{"b":"226762","o":1}